США на Ближнем Востоке: в свете китайского триумфа и тени Вьетнама
В предыдущем материале «Саддам: отношения с США в период ирано-иракской войны, От сотрудничества до эшафота» мы говорили о некоторых аспектах взаимоотношений Багдада и Вашингтона и обратили внимание на нежелание последнего в самом начале 1980-х идти на наращивание сил в Персидском заливе. Хотя уже тогда существовала угроза блокирования одной из сторон конфликта выхода из Ормузского пролива.
Да, Соединенные Штаты, возникни в том необходимость, поставили бы под контроль пролив, но последнее привело бы к новому витку напряженности с непредсказуемыми последствиями в самом нестабильном на планете регионе, где пересекались интересы трех ядерных держав – надо полагать, Израиль стал таковой в 1979.
Мне могут возразить на утверждение о нежелании американцев наращивать силы в Заливе: а как же доктрина Картера, в рамках которой тогдашний президент (а ныне движущийся к столетнему юбилею почтенный старец) недвусмысленно заявил о готовности применить войска для отстаивания интересов США в зоне Персидского залива?
Заявить-то заявил, но, с одной стороны, в Белом доме не могли не принимать во внимание возможность повторения вьетнамского сценария с затягиванием в длительное вооруженное противостояние, пусть и с заведомо более слабым противником.
Оно явилось бы диссонансом на фоне разрядки (ОСВ-1 и ОСВ-2, Хельсинкская декларация; тут, правда, американцы припрятали фигу в кармане в облике доктрины Шлезингера) и налаживания отношений с Китаем, увенчанного встречей Никсона с Мао, немыслимой еще за год до исторического 1972.
Собственно, обусловленный стараниями Киссинджера дипломатический успех в Поднебесной по сути избавил Соединенные Штаты от геополитического поражения в Юго-Восточной Азии и стал своего рода антидотом в ситуации вынужденного ухода из Южного Вьетнама. Плюс в сфере влияния США оставались Филиппины, Таиланд и Индонезия, не говоря о Южной Корее, Австралии и Японии.
И соответственно в контексте почти что одновременного дипломатического триумфа и военного поражения (с точки зрения нереализованности поставленных американцами задач) во Вьетнаме омут еще одного вооруженного конфликта с непредсказуемыми последствиями и новым витком конфронтации с СССР вряд ли казался в Вашингтоне приемлемым путем в разворачивающейся большой геополитической игре на Ближнем Востоке.
Подчеркиваю: речь именно о рубеже 1970–1980-х. Дальше ситуация будет меняться, и довольно стремительно, но об этом поговорим в следующем материале.
«Китайская» стратегия в отношении Ирака
В тот же период США посчитали целесообразнее применительно к Ираку следовать, я бы сказал, китайской стратегии. До встречи Рейгана и Хусейна не дошло, но в 1984 года отношения были восстановлены, а Багдад получил щедрый кредит.
Кто знает, может, мир бы стал свидетелем визита американского президента на берега Тигра, коли не Горбачев, принявшийся сдавать геополитические позиции СССР в мире, включая Ближний Восток.
И на исходе 1980-х необходимость в диалоге с Саддамом отпала сама собой. Зачем? Истощенный войной, но богатый нефтью и стратегически выгодно расположенный Ирак, посредством грамотной комбинации оставалось спровоцировать на вторжение в Кувейт. А это было делом техники.
Техника, дипломатия и деньги не подкачали. И еще Горбачев, и позже Ельцин – те тоже дядюшку Сэма не подвели. Не путались под ногами.
Саддам, видимо, переоценил Горбачева
Важное уточнение: разумеется, советское руководство обоснованно не потворствовало кувейтской авантюре Саддама, хотя и нельзя отрицать, простите за тавтологию, и обоснованность претензий последнего к эмиру Джаберу Аль-Ахмаду Ас-Сабаху.
Но Москве, исходя из собственных интересов, не следовало допускать существенного военного ослабления Ирака и превращать его в легкую добычу американского империализма. Ибо вызванный заокеанским Сауроном из глубин преисподней запрещенный в России ИГИЛ угрожает ныне отнюдь не интересам США.
И если уж проводить исторические аналогии, то Ирак 1990 допустимо сравнить с ослабевшим ко второй половине X века Хазарским каганатом, представлявшим буфер между Русью и кочевавшими по степи тюркскими племенами. Не добей Владимир каганат, расклад сил в Волго-Донском бассейне к началу XI столетия сложился бы иным, и в большей степени отвечавшим стратегическим интересам Киева.
Скажем, избавленный от необходимости тратить массу военных усилий на борьбу с кочевниками, дом Рюриковичей мог обратить взор в сторону Волжской Булгарии и попытаться поставить под контроль Волжский торговый путь.
Это представлялось с экономической точки зрения актуальным после Первого крестового похода, когда рыцари отвоевали Иерусалим и восстановили Средиземноморскую торговлю, что существенно снизило значением пути из варяг в греки и усилило центробежные тенденции в Древнерусском государстве.
Но мы отвлеклись. Прошу прощения. Возвращаемся в век XX.
С Ираком в Белом доме торопились, потому и провоцировали на вторжение в Кувейт. В противном случае, рискну предположить, после 1988 года последовало бы оперативное восстановление Багдадом военно-экономического потенциала, его сближение с Анкарой и Пекином, с соответствующим привлечением инвестиций и более тесным сотрудничеством на рынке вооружений.
И в этом случае иракская армия оказалась бы, с точки зрения перспектив быстрого ее разгрома, американцам не по зубам.
Возможно, произошло бы сближением Багдада и с аравийскими монархиями, но тут что-то утверждать со всей очевидностью невозможно, особенно учитывая чувство дискомфорта, испытываемого арабскими лидерами от геополитических амбиций Саддама.
Иранский узел: подводные камни наземной операции
А вот с Ираном у США все складывалось сложнее.
Думается, даже на уровне планирования в Пентагоне скептически относились к возможности проведения наземной операции средь заснеженных вершин Загроса и безжизненной пустыни Деште-Кевир.
Загрос. Воевать здесь армии, не привычной к ведению боевых действий в горах, непросто.
Подобная расположенной на юго-западе Ирака танкодоступная местность в Иране практически отсутствует. Немногочисленные равнины находятся в окружении горных хребтов, сдабриваемых обильными снегопадами и бурными весенними паводками, что существенно затрудняет ведение военных действий и снабжение.
Стремительный бросок в направлении Тегерана невозможен ни со стороны Ирака, ни уж тем более со стороны омываемого Персидским и Оманским заливами побережья. Иранская столица, в отличие от Багдада, вообще идеально защищена от вторжений со всех направлений, кроме северного. То есть реальную угрозу для Тегерана представляла только Советская Армия. Но Кремль военной операции против Ирана не планировал.
Разумеется, действия ВВС в горном театре также не столь эффективны, как в пустыне, ничего подобного шоссе смерти не набомбишь.
«Шоссе смерти» – путь иракской армии и гражданских из Кувейта в Ирак. В Иране такой сценарий представлялся маловероятным.
Ограниченное число шоссейных дорог затруднило бы противнику иранцев маневрирование на поле боя, использование крупных войсковых соединений и проведение операций на окружение, подобно осуществленной силами коалиции против сосредоточенных в Кувейте иракских подразделений.
С перегруппировкой войск у сил вторжения также возникли бы проблемы из-за ограниченных возможностей по использованию транспорта.
Да и вообще само вторжение повлекло бы за собой ряд трудно преодолимых логистических проблем, сопряженных с высокими потерями в живой силе не имеющей опыта ведения боевых действий в горах американской армии.
Словом, агрессия против Исламской республики и для Пентагона, и для не оправившегося от вьетнамского посттравматического синдрома заокеанского общества представлялась со всех сторон маловероятной.
Следует также учитывать сравнительно невысокую эффективность, в отличие от Ирака, возможности применения новейших видов вооружений в горах. Что и продемонстрировала война в Афганистане, а также нежелание Соединенных Штатов и их сателлитов проводить наземную операцию против югославских войск в 1999 году.
И если в Афганистане Советской Армии приходилось сражаться с партизанами, на Балканах США использовали бандформирования косовских албанцев, то в Иране их ждали бы, да, переживавшие ряд проблем, но подразделения регулярной армии и высокомотивированные части КСИР.
Поддержка сил вторжения со стороны леворадикальных вооруженных группировок ОМИН в начале 1980-х мне представляется маловероятной. Курдские сепаратисты в Иране не обладали и не обладают боевым потенциалом и военным опытом, равным полученному их соплеменниками в Ираке или Турции, что, собственно, и продемонстрировала начальная стадия ирано-иракской войны, когда выступление курдов было сравнительно легко подавлено войсками Исламской республики.
Кроме того, что во время агрессии против Северного Вьетнама, что в процессе вторжения в Ирак американцы припахивали сателлитов. Но вряд ли кто из них согласился бы участвовать в наземной операции против Ирана, в том числе и блестяще подготовленные (один рейд 1976 года на Энтеббе чего стоит) израильские коммандос.
Слишком велики были риски из-за специфики театра военных действий, даже при упавшем, по мнению аналитиков, уровне боеготовности иранской армии после прихода Хомейни к власти.
Думаю, что в Пентагоне никто из профессионалов не сомневался: боевые действия в ИРИ примут очаговый характер, с очевидными для американцев и уже упомянутыми логистическими проблемами без возможности достижения в краткосрочной перспективе стратегического успеха путем разгрома иранских ВС и дезорганизации их управления.
Нет, гипотетически удары американских ВВС могли нарушить работу Военного министерства Исламской республики. Однако, полагаю, на децентрализацию управления могло пойти само иранское руководство, что позволяло бы командованию на месте более эффективно использовать выгодные для обороны условия местности и приспособленную для нее боевую технику.
Собственно, децентрализация управления иранских ВС и произошла в 2005 году, когда по инициативе генерал-майора Мохаммада Джафари было создано 31 командование.
Добавим ко всему вышесказанному фактор демографии. На исходе 1980-х в Ираке проживало порядка 20 млн человек, в Иране – примерно в три раза больше. Соответственно, мобилизационный потенциал Исламской республики несравненно выше иракского. Равно как и выше был дух антиамериканизма в стране, в отличие от соседнего Ирака: при господстве светской БААС невозможно представить захват американского посольства. Все-таки Саддам не видел в США экзистенциальное зло.
То есть получается, Картер блефовал, когда говорил о силовом отстаивании, в случае необходимости, американских стратегических интересов в зоне Персидского залива?
Сформулируем вопрос иначе: могли ли американцы решиться на точечную военную операцию в Иране?
Ведь в страну было вложено столько средств, в том числе и в развитие шахских ВС, а сам монарх виделся наивернейшим союзником. И тут в одночасье – на тебе. И все, как ошибочно казалось, из-за одного старика.
Хомейни: почему миссия была невыполнима
В случае его устранения не потребовалось бы свергнутого шаха обратно возвращать: с немалой частью оппозиции Белый дом вполне мог договориться – с тем же лидером Нацфронта Каримом Санджаби (своего рода аналога созданной П. Н. Милюковым в начале XX века кадетский партии).
Да и в высшем комсоставе, равно как и в офицерском корпусе в целом, иранской армии у Вашингтона нашлись бы сторонники. С известной долей осторожности к их числу я бы отнес первого после революции министра обороны контр-адмирала Ахмада Мадани, позже эмигрировавшего в США.
Думается, в Белом доме не решились на силовое устранение Хомейни вследствие внезапности свершившейся в Иране революции; возможно, аятоллу не рассматривали всерьез как политического лидера.
Ведь за год-другой до нее не то что захват посольства – само свержение шаха казалось немыслимым и аналитикам ЦРУ, вслед за посетившим в 1977 году Иран Картером находившим державу под скипетром Мохаммеда Пехлеви островом стабильности.
Картер и Пехлеви. На «острове стабильности» или в плену иллюзий
Хотя и французы, и израильтяне предупреждали: в Иране творится неладное. Не услышали, точнее – не приняли во внимание. И потеряли самого верного на Ближнем Востоке союзника.
А в Тегеране, быстро сменив имперского льва на шиитскую символику, вышли из аналога ближневосточного НАТО – СЕНТО, и приказали экспедиционным войскам покинуть Оман – были введены шахом в ходе Дофарскй войны, о которой более подробно см.: Дофарская война: красные на родине ладана.
А тут еще как снег на голову последовал захват американского посольства. И сломанный Орлиный коготь. Не будем ехидничать: сама реализации операции по освобождению заложников казалась в тех условиях более чем сомнительной.
Захват заложников спутал Вашингтону все карты. И поэтому пока шли переговоры об освобождении, о силовом устранении Хомейни пришлось забыть, если, конечно, оно вообще планировалось.
Ну а далее в Белом доме сделали ставку на Саддама: хоть и дипотношения с ним были разорваны, тем не менее в тех обстоятельствах вторжение его войск в Иран и последующее, обусловленное недовольством предполагавшимся военным поражением свержение аятоллы виделось с высот Капитолийского холма единственным шансом по возвращению Тегерана в лоно геополитических интересов США.
О собственно армии Исламской республики в начале войны, равно как и о разворачивавшемся американо-иранском противостоянии, поговорим в следующем материале.
Опубликовано: Мировое обозрение Источник
Подпишись: