Мессина до катастрофы и гардемарины Мессинского выпуска
Евгений Норин о подвиге моряков Российского Императорского флота, пришедших на помощь разрушенной землетрясением 1908г. итальянской Мессине.
Осенью 1908 года в Средиземное море вошла небольшая, но мощная флотилия русских военных кораблей под командой адмирала Литвинова. Два броненосца, «Цесаревич» и «Слава», и два крейсера, «Адмирал Макаров» и «Богатырь». В теплые моря их не вела военная необходимость. Флот восстанавливался после тяжких потерь русско-японской и требовал множества офицеров и матросов взамен погибших. Поход к берегам южной Европы был учебным. На борту кораблей, кроме «штатных» моряков, находились 164 гардемарина, в основном кронштадтского Морского корпуса. Корабли неспешно шли мимо испанских и африканских берегов, всю дорогу велись непрерывные учения. В середине декабря (по новому стилю) гардемаринский отряд прибыл в сицилийский порт Аугуста. Эту гавань использовал итальянский флот, и с любезного разрешения итальянского правительства русские также использовали Аугусту в качестве базы для тренировок.
Мягкий южный климат, солнце, гостеприимная Италия — чего еще желать. Едва ли кто мог тогда подумать, что вместо спокойных учений в курортных широтах гардемаринский отряд напишет одну из самых славных страниц в истории русского флота.
Вечером 27 декабря корабли отработали совместные стрельбы. Офицеры и матросы с чувством хорошо выполненного долга отошли ко сну. Глубокой ночью гавань Аугусты содрогнулась. Началось знаменитое Мессинское землетрясение.
Землетрясение 7,5 баллов по шкале Рихтера оказалось сильнейшим в Европе за все время наблюдений. Катастрофа приобрела чудовищные масштабы. На Сицилии и в материковой Италии погибли более ста тысяч человек. Русские моряки этого всего еще не могли знать, они видели только, как огромная волна закрутила их броненосцы и крейсеры. Корабли оказались достаточно прочными, чтобы выдержать сотрясение и цунами. Внезапный шторм окончился несколько минут спустя. Теперь предстояло узнать, оказались ли другие столь же везучими. Вскоре выяснилось, что нет. Не оказались.
Сергей Чахотин, русский ученый, оказавшийся в Мессине в ту несчастную ночь с научными целями, писал:
Боже, что это такое? Гул… Звон… Дребезжание стекол… Моя кровать… Ах, гибель, конец! Уже? Мгновение — и я понял, что это землетрясение. Бросился к двери, ведущей в коридор. Вокруг все тряслось в безумной дикой пляске, трепетало в ужасном припадке. Мысли молнией неслись в голове… Жена, Сережа… Дыхание остановилось…
Мне казалось, что между мной и чьей-то посторонней ужасной огромной волей какое-то бешеное состязание, это чувство получало реальную силу благодаря страшной интенсивности и частоте колебаний… Я всеми фибрами своего существа чувствовал волевое напряжение. Вся моя жизнь сконцентрировалась на одной мысли — добраться до двери. О, лишь бы добраться! Эти мгновения казались бесконечными… Шатаясь, бросаемый из стороны в сторону, дико размахивая во мраке руками, я добежал до двери… Спасение! — Схватился за рукоятку. Дергаю — не открывается.
О, вдруг что-то качнулось, ноги точно попали в тесто, я почувствовал, что проваливаюсь. В сознании моментально ясно-ясно вырезалась в голове мысль: «сейчас смерть». Страшный грохот… Рев, вой, и среди хаоса ужаса и звуков я неожиданно узнал свой собственный, но совсем изменившийся голос, высокий, резкий, точно звериный крик: «мама, мама!»
Чахотин был завален обломками собственного дома и ближайшие полсуток провел погребенным заживо. Выбрался сам, своими усилиями.
Тем вечером на борт к Литвинову прибыл русский вице-консул на Сицилии с мрачными новостями. Дипломат сообщил, что город Мессина на восточном побережье Сицилии и еще множество городков и деревень поменьше разрушены до основания. К чести Литвинова, он не колебался ни секунды.
Мессина после землетрясения
Литвинов отстучал в Петербург телеграмму о случившемся и, не ожидая ответа, повел свой отряд к Мессине, спасать тех, кого еще можно было спасти. Рисковал ли Литвинов? Да. Землетрясение изменило даже начертание побережья, никто не давал гарантии, что не будет новых толчков. Но для этих людей защита мирного населения была работой и призванием. «Богатырь» на короткий срок остался в Аугусте для связи, три других корабля полным ходом шли к Мессине. Литвинов на ходу определял обязанности. На лету формировались спасательные группы, распределялись вода, медикаменты, шанцевый инструмент. Корабельные медпункты готовились к приему раненых. 29 декабря корабли вышли на мессинский рейд.
Город оказался сокрушен силой стихии. Зарево пожаров было видно далеко с моря. Шедевры итальянской архитектуры, хозяйственные постройки, суда, застигнутые в порту, представляли собой месиво, в котором были погребены тысячи еще живых или уже мертвых людей. Все было разнесено до основания подземными толчками, затем огромной волной и, наконец, пожарами. Водопровод изувечен, вся инфраструктура разгромлена до основания. В городе царила анархия, практически все чиновники, способные хоть как-то организовать процесс спасения, были убиты. На руинах, кроме обезумевших от горя и ужаса обывателей, уже собирались шайки мародеров. Спасти Мессину от окончательной гибели могло только чудо. Чудо или русский флот.
Те из жителей, что уже успели выбраться из завалов, высыпали на остатки набережной. Что произошло с фарватером, было неизвестно. Капитан Пономарев, командир крейсера «Макаров», рискнул, и, обойдя перегораживавшие гавань обломки, пришвартовался четко как на маневрах. К «Макарову» тут же подтащили сходни. Спасательные команды и медики устремились в город.
Владимир Пономарев, капитан крейсера «Адмирал Макаров». Судьба сохранила его при Цусиме для великого дела в Италии.
Лейтенант с крейсера «Макаров» Георгий Граф:
Вид у большинства раненых был ужасный: грязные, обернутые в какое-то тряпье, смоченное кровью. Нельзя было отличить женщин от мужчин, молодых от старых. Многие находились в забытье, другие стонали и плакали, умоляли дать пить и накормить. Привели и много детей, оставшихся круглыми сиротами, плачущих и жалких, которые со страхом озирались на чужих им людей. Всю эту стонущую, плачущую и причитающую толпу размещали, где только находилось место.
Между кораблями и берегом непрерывно курсировали баркасы. Туда — медикаменты, хирургические инструменты, вода, продовольствие, множество вещей, необходимых людям, в одночасье потерявшим все. Назад — поток раненых, извлеченных из-под завалов моряками. Адмирал Литвинов не командовал спасательными операциями такого размаха раньше, но этой руководил образцово. Город был разбит на сектора, каждый из которых обрабатывал отдельный отряд. В поисках живых разбирались завалы, уцелевших доставляли к кораблям, где можно было обогреться, найти пищу и воду. Поисковики периодически останавливались, слушая, не доносятся ли крики из руин. Если кто-то из жертв обнаруживал себя, часть команды останавливалась для раскопок, а прочие члены отряда шли дальше. Раскопки шли мучительно трудно и были очень опасны для самих спасателей. В развалинах разыгрывались драмы, достойные то ли Шекспира, то ли фильма ужасов. Был, например, обнаружен юноша, чьи ноги раздавило обломками, которые не было возможности разобрать. Корабельный хирург был вынужден на месте ампутировать парню ноги, чтобы извлечь из руин. Группа боцмана Игольникова обнаружила женщину с ребенком в дверном проеме на третьем этаже, от всего дома осталась одна стена, и там, на высоте, держались мать и дитя, ожидая, когда к ним доберется моряк. Через некоторое время после того, как боцман снял их, забравшись на верхотуру, стена окончательно рухнула. В другом месте на высоте сидел мужчина, из-за шока безучастный ко всему происходящему. Когда матросы добрались до него, несчастный безумец отказался спускаться. Морякам, только что практиковавшимся в экстремальном скалолазании, было не до сантиментов — сицилийца связали и в таком виде спустили на веревке.
Матросы на раскопках и лейтенант Граф, один из героев операции
Один из отрядов потратил массу времени на раскопки руин, из-под которых слышался жалобный писк. Это оказалась кошка. Матросы были разочарованы, и мимо другой груды развалин, откуда неслись такие же стоны, хотели пройти не задерживаясь, но все же побоялись пропустить настоящую жертву и ломами продолбили шурф. На сей раз их раскопки увенчались полным успехом: в заваленном подвальчике обнаружилась кроватка с годовалым малышом.
«Разделясь на небольшие отряды, не обращая внимания на ежеминутные обвалы всё ещё падавших зданий и новые, хотя слабые толчки, сотрясающие землю, они храбро лазали по грудам мусора и кричали: „Эй, синьор, синьор!" И если в ответ им раздавался стон или крик, они принимались за работу, покрикивая выученные по-итальянски слова: „Сейчас! Держитесь!".
Перемазанные пылью и грязью, оборванные, моряки на вид не слишком отличались от спасаемых ими обывателей. Работа шла с остервенением, бывали случаи, когда отряды отказывались сменяться и продолжали раскопки, невзирая ни на усталость, ни на риск».
Александр Бунге, руководитель медицинской службы отряда, развернул импровизированный госпиталь. Дюжина врачей — и тысячи пациентов с самыми жуткими травмами. Ушибы, переломы, ожоги, некроз. На кораблях были хорошо подготовленные опытные медики, иные — с опытом русско-японской. Но даже их искусства не хватало для помощи огромным массам нуждающихся. Операции делались под открытым небом на составленных столах.
Это было начало ХХ века, об оснащении и выучке современных спасателей не приходилось и мечтать, а устоявшие конструкции были крайне шаткими. Бывало, что моряки сами гибли под завалами, тем более что периодически злосчастный город продолжало потряхивать. Едва не погиб флагманский инженер-механик Петр Федоров: он залез за умирающим в шурф и был засыпан в результате нового толчка, его насилу через час удалось откопать товарищам. Некоторым повезло меньше: шестеро моряков погибли под новыми завалами вместе с теми, кого спасали.
Мало того, по руинам бегали бешеные собаки, добирающиеся до мертвецов, а также ходили банды мародеров. Из полуразвалившейся тюрьмы убежали более семисот заключенных. Эти тоже начали своего рода спасательные работы — правда, спасали они в основном банкноты из руин банка. Русским периодически приходилось не то что ловить этих деятелей, а выдерживать вполне полноценные перестрелки с одуревшими от безнаказанности уголовниками.
Помимо всего сказанного, будто этого мало, над городом постоянно шли ливни и свирепствовал ветер. Природа не была особо склонна к тому, чтобы смилостивиться над погибающими и спасателями. Но экипажи не просто бестрепетно шли в этот ад, разверзшийся посреди рая, они отказывались уходить. «Тут ведь христианские души», — заметил неизвестный матрос. И все, с таким ultima ratio ничего не поделаешь, «христианские души» — и раскопки не прерываются на обед. «Христианские души» — и вместо того, чтобы уходить после смены, поисковая группа продолжает остервенело долбить развалины. «Христианские души» — и это достаточное основание, чтобы завязаться узлом и пролезть в пролом, в какой с трудом сумела бы втиснуться и собака. «Наши матросы — золото», — резюмировал офицер с «Цесаревича». Железнодорожник Антонин Сибилла вместе с женой был вынут матросами из-под земли, тяжело раненным, почти без одежды, незадолго до того, как до этого места добрался пожар. Один из матросов завернул в платок свои деньги, и сунул их итальянцу, который так и не сумел отговорить своего упрямого спасителя. Сибилла оказался человек чести. Позже он передал русскому консулу этот платок и двадцать лир золотом. Какой-то унтер-офицер нацарапал фамилию того матроса, так что его удалось найти. Специальным приказом контр-адмирал Эссен приказал выдать деньги и платок Юстину Нечипоруку со «Славы», платок матрос обязался хранить.
Постепенно подтягивалась помощь. Явился отряд англичан, появились еще две русские канонерки, прибывали итальянские врачи. Общими усилиями моряки двух наций отстреливали мародеров, откапывали засыпанных и спасали раненых. Периодически, набрав по несколько сот раненых, какой-то из кораблей уходил в порты материковой Италии, возвращаясь с провиантом и медикаментами. В ходе этого курсирования чуть не случилась беда со «Славой». Броненосец попытался встать на якорь, но рельеф дна изменился, и там, где должна была быть отмель, оказался провал. «Слава» ограничилась потерей якоря с цепью, но душевного спокойствия такой эпизод не добавил.
Эти рейды составляли отдельную драму. Люди продолжали умирать и на борту. Их тела зашивали в парусину и предавали морю.
Слева — «Богатырь», справа на заднем фоне — «Слава»
Один из участников эвакуации, гардемарин Вахтин с «Богатыря», едва не усыновил маленькую итальянку. Он вытащил ее из-под завала, отнес на борт крейсера, при переходе она жила в его каюте. Девочка успела привязаться к моряку, у того даже хватило времени отстучать в Петербург телеграмму своей матери, чтобы та забрала ребенка, но в конечном итоге разубедили порывистого гардемарина лично герцогиня д’Аоста и один итальянский адмирал. Тот был бездетным, и чтобы не разлучать девочку с ее отечеством, опасаясь за здоровье ребенка в балтийском климате, Вахтин все же согласился.
К 16 января в Мессине, наконец, установился относительный порядок. В городе функционировала уже местная, итальянская медицинская и спасательная служба, которой помогали армия и полиция. К этому моменту моряки откопали более 1800 живых людей из-под завалов. Примерно столько же раненых боевые корабли доставили до уцелевших итальянских портов. Тысячи людей, не заваленных, но пострадавших, получили медицинскую помощь. Около 60 тысяч человек из 150-тысячного населения Мессины погибли, но жертв было бы больше, не выбери отряд с Балтики Италию местом своих учений.
Моряки переносят раненых и переправляют их на корабли
16 января броненосцы и крейсеры ушли обратно в Аугусту, а оттуда в соответствии с программой прерванных учений — в Египет.
Моряков Литвинова чествовали восторженнее, чем в наше время голливудских звезд. Тон итальянской и вообще европейской прессы был восторженным. Неделю геркулесовых подвигов адмирал описал лаконично: «Раскопки велись изо всех сил, работа всего личного состава вверенного мне отряда выше похвалы». «В сущности, мы ведь исполнили только человеческий долг», — философски добавлял лейтенант Граф. — «Разве моряки русского императорского флота могли отнестись иначе к несчастью другой нации». Зато итальянцы в выражениях не сдерживалась. «Вечную и нетленную страницу в историю Мессины вписали светловолосые славяне, столь сдержанные на вид и столь отзывчивые на деле», — «Ла Стампа». «Мы не в силах описать Вашему превосходительству более чем братские заботы, которыми нас окружили… Русские моряки начертали свои имена золотыми буквами для вечной благодарности всей Италии…» — из письма итальянских врачей. Итальянскими наградами были отмечены все участники операции.
Общество было с репортерами полностью согласно, спасателей поили шампанским, зазывали в театры и на приемы, вплоть до жалоб от англичан (!), которым итальянцы непрерывными чествованиями не давали оказать русским какие-нибудь знаки внимания. На репутацию России спасательная операция в Мессине оказала совершенно определенное действие. Император на аудиенции сказал Литвинову следующее: «Вы, адмирал, со своими моряками в несколько дней сделали больше, чем мои дипломаты за всё моё царствование».
Эта история навеки отпечаталась в памяти всех ее участников. «Прошло уже 25 лет с того дня, — писал уже немолодым мужчиной Георгий Вахтин, — я многое пережил за это время: и войну, и жестокую революцию, видел много горя и страдания, но запах этих „мессинских" трупов до сих пор преследует меня».
Судьба участников этого потрясающего похода сложилась по-разному. Адмирал Владимир Иванович Литвинов был убит в 1919 году во время красного террора. А, например, командиру «Макарова» Пономареву его доблесть сослужила службу. В Константинополе его, зарабатывающего на еду ночным сторожем, случайно встретил итальянский дипломат. Потрясенный итальянец заставил гордого офицера написать открытое письмо в Мессину. И уже итальянцы пришли на помощь своему недавнему благодетелю: Пономареву и другим оказавшимся в эмиграции морякам Мессинского похода собирала деньги вся община восстановленного города. Те, кого удалось отыскать после хаоса Гражданской, были спасены от нищеты общиной того города, который они восстанавливали из развалин.
Памятник русским морякам в Мессине
В Мессине до сих пор есть несколько улиц и площадь, названные в честь моряков Балтийского гардемаринского отряда.
В России мессинская экспедиция не увековечена никак.
Читайте нас: