«Золотой сентябрь»: о захвате «совьетами» Западной Украины

 Парад Красной армии во Львове (1939)

Сразу поясню название статьи. В украинских СМИ сегодня часто можно прочесть, будто «золотым сентябрём» в советской исторической литературе называли события, связанные с присоединением осенью 1939 года к Украинской ССР западноукраинских земель. Если честно, не припомню, чтобы в советское время это наименование получило хоть сколько-нибудь широкое распространение. Зато весьма популярно оно в современной Украине. Правда, употребляется исключительно со злой иронией. Дескать, «золотой сентябрь» оказался кровавым, чёрным и т.п.

Но в какие бы цвета те события не окрашивать, значение для Украины они имели судьбоносное. Ныне вокруг них нагромождено огромное количество мифов, сочиненных современными украинскими авторами. Вот на разборе этих мифов и хотелось бы сосредоточиться.

Начать, наверное, следует с пресловутого «удара в спину», якобы нанесённого Красной армией Польше, оборонявшейся от гитлеровской агрессии. Мол, именно этим актом сталинский СССР фактически вступил во Вторую мировую войну на стороне Гитлера, и, следовательно, несёт ответственность за эту войну наравне с Германией.

Стоит отметить, что коварный удар в спину действительно имел место. Только нанесён он был совсем не с той стороны, в которую указывают украинские мифотворцы. С тыла поляков атаковали вооружённые формирования Организации украинских националистов (ОУН). Собственно, это было вполне естественно: оуновцы давно сотрудничали с гитлеровской разведкой, фактически находились у неё на содержании. Им следовало поддерживать хозяев.

Однако выступили формирования ОУН не сразу. Первое время они благоразумно выжидали развития событий. Ведь в состоянии войны с Германией оказалась не только Польша, но и её английский и французский союзники, совместный военный потенциал которых значительно превосходил германский. А официальные представители Англии и Франции не скупились на воинственные заявления. В частности, английский консул во Львове, выступая 4 сентября перед участниками польской патриотической манифестации, пообещал, что войска англо-франко-польской коалиции скоро возьмут Берлин и вместе продиктуют побеждённым немцам условиями мира. В последующие дни польские газеты (в том числе и выходившие в Галиции), явно выдавая желаемое за действительное, сообщали о начале крупного англо-французского наступления на Западном фронте.

Тем временем, вступать в войну по-настоящему ни Англия, ни Франция не собирались. Оставленная без помощи польская армия терпела поражение за поражением. Германские войска быстро продвигались вперёд. Исход германо-польского военного столкновения был предрешён.

Вот, когда это осознали оуновцы, тогда и поспешили присоединиться к победителю. 12 сентября они начали своё «восстание» – атаковали слабо охраняемые военные объекты, нападали на небольшие подразделения польской армии и полиции, захватывали мосты, перерезали линии связи и т.д. Конечно, о каком-либо значительном вкладе ОУН в разгром поляков говорить не приходится, всё решилось без неё. Нужно отметить лишь шакалью тактику этой организации, стремление принять участие в добивании уже поверженного другими противника.

Что же касается перехода советско-польской границы Красной армией, то вряд ли его можно считать «ударом в спину» (ударять фактически было некого). Не являлся этот переход и вступлением СССР во Вторую мировую войну. Хотя соглашение о разграничении сфер влияния в Польше между Германией и Советским Союзом, действительно, было заключено, но оно не носило характера военного альянса. После нападения на Польшу германские официальные лица неоднократно обращались в Москву с запросами: когда же будет осуществлен ввод советских войск? И всегда получали один и тот же ответ: «в надлежащее время». Меньше всего это похоже на действия союзника.

Приказ о переходе границы был отдан только 17 сентября. Тянуть время дольше не оставалось никакой возможности – гитлеровцы сами стали занимать территорию Западной Украины и Западной Белоруссии. Таким образом, заявляя, что войска вводятся для защиты населения этих земель, советская пропаганда в данном случае против истины не грешила.

Весьма показательно, что верховный главнокомандующий польской армии маршал Эдвард Рыдз-Смиглы отдал приказ остаткам своих войск не вступать в столкновения с Красной армией, а отходить к польско-румынской границе. Это не значит, что столкновений вообще не происходило (к тому времени у маршала уже не было возможности довести своё распоряжение до всех подразделений). Но сопротивление поляков на востоке не носило организованного характера. Оно оказывалось лишь отдельными воинскими частями и было недолговременным.

Любопытно, что сопротивления Красной армии не оказали и оуновцы. Как вспоминал впоследствии видный деятель оуновского движения Дмытро Купяк, вступление в Западную Украину советских войск «вызвало огромное чувство перепуга среди национально и политически развитых масс». Что, в общем-то, и понятно. Вояки ОУН, повторюсь, готовились добивать уже поверженного врага, но уж никак не сражаться за Украину с серьёзным противником. Они просто бежали перед красноармейцами, безропотно сдавая им те населённые пункты, которые кое-где успели занять после ухода польских войск.

Наконец, несмотря на ввод Красной армии на территорию гибнущей Польши, Англия и Франция не объявили СССР войну, даже не разорвали с ним дипломатических отношений. Что также указывает на то, что ни англичане, ни французы не рассматривали Советский Союз в качестве участника развернувшегося противостояния. Таким образом, утверждение о вступлении СССР во Вторую мировую войну на стороне гитлеровцев является не более, чем мифом.

Ещё один миф связан с попытками украинских пропагандистов отрицать многочисленные факты радостной встречи советских войск местным (украинским и белорусским) населением. Мифотворцы из так называемого «Украинского института национальной памяти» (УИНП) досочинялись до того, что стали рассказывать будто бы такие встречи сама Красная армия и организовала. Более адекватные украинские авторы признают: советских солдат встречали именно как освободителей.

Жители Львова приветствуют советскую власть (1939)

«В целом отношение к советским частям среди украинского и еврейского населения не было враждебным, - пишет, например, современный львовский историк Ярослав Грицак. – В ознаменование их прихода в селах и городах возводились триумфальные арки, советских солдат и офицеров приветствовали хлебом и солью, цветами, поцелуями… Чаще всего энтузиазм отражал реакцию на падение ненавистного польского режима».

«Действительно, поначалу украинское население Галиции и Волыни считало приход Красной армии освобождением из-под гнёта Польского государства, и это было и большим праздником, и одновременно надеждой на лучшую судьбу» – констатирует другой «национально сознательный» исследователь Володымыр Сергийчук (выходец с Волыни).


А краевед из украинской части Западного Полесья Федор Одрач, описывая события сентября 1939 года в родном крае, поясняет: «В своём простодушии полищук не мог предусмотреть тогда, что с собой несут новые власть имущие, какими дорогами покатится его жизнь в комплексе советских обстоятельств и потому полесское село в целом встречало большевиков хлебом и солью».

Как видим, факт радостной встречи западноукраинским населением советских освободителей признают даже явно антисоветски настроенные авторы. Ну, кроме профессиональных лгунов из УИНП и им подобных.

Львовяне встречают Красную армию (1939)

Правда, те же авторы заявляют о быстром разочаровании украинцев – жителей освобождённых территорий в новой власти. Причинами этого называются тиранические порядки в Советском Союзе – тоталитарная диктатура, господство одной идеологии, массовые репрессии, отсутствие свобод, насаждение колхозного строя, а также значительно более низкий уровень жизни в СССР по сравнению с капиталистической Польшей.

Тут мы тоже имеем дело с мифом, хотя и не таким очевидным, как в предыдущих случаях. Безусловно, сталинский режим можно охарактеризовать как диктаторский. Но и предыдущий, польский режим назвать демократическим трудно. Население Галиции (особенно украинцы) было задавлено гнётом и бесправием. К тому же идеологические ограничения и отсутствие свобод могло ощущать преимущественно городское население, а оно, по большей части, украинским не являлось. Доля украинцев среди жителей городов указанного региона в 1939 году составляла всего 18,6%.

Кстати сказать, украинская городская общественность организовала в сентябре 1939 года специальный Вспомогательный комитет для контактов с советской властью (его возглавил видный «национально сознательный» деятель Кость Левицкий). И тут же поспешила заверить эту власть в своей верности.

Также и кампания массовых репрессий, начатая новыми правителями Галиции, затронула, прежде всего, поляков, а не украинцев. Разумеется, национальные предпочтения большой роли здесь не играли. Просто репрессии осуществлялись, в основном, против, как тогда говорили, «представителей бывших эксплуататорских классов» (помещиков, высокопоставленных чиновников, офицеров, полицейских), среди которых насчитывалось весьма немного украинцев.

Теперь об ухудшении условий жизни. Оно, разумеется, произошло. Только связано было с началом войны, а не с установлением советской власти. Рост цен и нехватку товаров первой необходимости население ощутило ещё до прихода Красной армии. А вот после присоединения этих территорий к Украинской ССР были приняты срочные меры для обеспечения их необходимой продукцией. Решение об этом принималось в Москве на уровне Политбюро ЦК ВКП(б). Само же обеспечение было, между прочим, проведено за счёт других регионов УССР и РСФСР.

Это всё в городах. В сельской же местности наблюдалось не падение уровня жизни, а его резкий подъём для громадного большинства населения. Более одного миллиона гектаров конфискованных у помещиков и польских колонистов (осадников) земель было передано украинским крестьянам. Им же досталось огромное количество конфискованного домашнего скота (лошадей, коров, волов).

Коллективизация же поначалу проводилась очень постепенно и аккуратно. Колхозы и совхозы создавались исключительно в бывших владениях помещиков и осадников. Вступали туда добровольно. К концу 1940 года в колхозно-совхозное строительство было вовлечено лишь около 3% крестьянских хозяйств. Можно, конечно, предположить, что западноукраинские крестьяне знали о насильственной коллективизации в СССР. И, следовательно, могли тревожиться за своё будущее. Но пока что это были всего лишь опасения, не ставшие реальностью.

Впрочем, и тревожились не все. Значительная часть местного крестьянства была уверена в преимуществах коллективной системы хозяйствования (тем более, что колхозникам предоставлялись всяческие льготы и оказывалась техническая помощь).

И это ещё не всё. Огромные средства были выделены Москвой на индустриализацию приобретённых территорий. Ударными темпами строились заводы и фабрики, сооружались электростанции, прокладывались новые железнодорожные линии и шоссе. Поскольку для такого масштабного строительства не хватало инженерно-технических работников, в технических вузах РСФСР и УССР провели мобилизацию студентов старших курсов, направив их в Западную Украину.

Осуществлялась и культурная революция. Открывались новые украинские школы и вузы. Львовский университет имени Яна Казимира был украинизирован и переименован (ему присвоили имя Ивана Франко, которое он носит до сих пор). Украинизировали и Львовский оперный театр. Также во Львове был основан филиал Академии наук УССР. Из отсталой провинции, каковой Галиция являлась при польском владычестве, она быстро превращалась в развитый во всех отношениях регион.

Всё это было ощутимо и очевидно. И подавляющее большинство западноукраинского населения не имело никаких оснований для разочарования в советском правлении.

Вот только спустя неполных два года те же самые западноукраинские села с цветами, хлебом-солью и триумфальными арками встречали нацистские войска. А украинская городская общественность (во главе со всё тем же Костем Левицким) торопилась заявить о своей верности гитлеровцам.

Но это уже несколько другая история. О ней – как-нибудь в другой раз.

Александр Каревин