Теория заговора: паранойя или отражение реальности?

В общественном сознании и общественно-политической жизни словосочетание «теория заговора» — клеймо, которым отмечают отвергаемые принципиально без доказательств теоретические концепции, предположения, гипотезы, догадки. Подобно тому как в среде адекватных людей самоочевидные вещи не требуют доказательств, всё, что обозначается как «конспирология», отбрасывается без обсуждения. Конспирологам предлагается носить шапочку из фольги.

В научной и публицистической литературе теории заговоров рассматриваются многообразно: как мифология, жанр массовой литературы, политическая дезинформация, способ мистического мышления и даже восприятия реальности, продукт расстройства личности, социальной тревоги, шизофрении.

Пионером изучения конспирологии считается известный американский интеллектуал и историк Р. Хофштадтер (1916–1970), который в одном из своих поздних непрофильных эссе «Параноидальный стиль в американской политике» относил теории заговора к параноидальному политическому стилю, эксплуатирующему подсознательные иррациональные мотивы и страхи. Легко додумать, что целевой аудиторией параноидального стиля были фермеры и жители «одноэтажной Америки».

Кстати, позицию Хофштадтера следует считать антимаккартистской, так как он связывал раздуваемую в США политическую паранойю как раз с конспирологическим, ксенофобным, антиинтеллектуальным мышлением консервативных кругов и их сторонников из глубинки.

В качестве типичного приводил отрывок речи Маккарти (никого не напоминает?):

«Как можно осмыслить нашу нынешнюю ситуацию, если не признавать, что люди, засевшие на высоких постах в нашем правительстве, действуют совместно для того, чтобы ввергнуть нас в катастрофу? Это должно быть результатом великого заговора! Заговора по своему масштабу столь всеобъемлющего, что он затмевает любые прежние подобные попытки в истории человечества. Заговор бесчестия столь черного, что, когда он наконец будет раскрыт, все его виновники навечно заслужат осуждение всякого честного человека».

Впрочем, и Хофштадтер не отрицал того, что теории заговоров пошли не из ковбойских салунов, а из эпохи Просвещения. Хотя, если исходить из повествования его эссе, вся история американской политики — это череда теорий заговоров против американского образа жизни (масонов и иллюминатов, католиков и иезуитов, заморских монархий и евреев, интеллектуалов и космополитов, социалистов и коммунистов). Очень и очень многие американцы на протяжении двухсот лет воспринимали политику как перманентную борьбу «тайны и демократии» (заговора и народа).

Короче, американский профессор истории, который сделал себе имя в том числе как специалист по «странностям, уродствам, сумасбродству и безумию американской жизни», создал всем теперь известный стереотип о конспирологии как чуши, а о конспирологах — как параноиках и безумцах. Причём сами изыскания Хофштадтера нельзя назвать злонамеренными или в корне ложными. Он описал действительно имеющие место бредовые теории в среде наиболее отсталых и необразованных слоёв американского общества и их использование в политике. Он вовсе не утверждал, что заговоры невозможны или ничего не объясняют:

«Отличительной чертой параноидального стиля является не то, что его выразители обращают внимание на заговоры, возникавшие здесь и там в истории, но в том, что они считают “огромный” или “гигантский” заговор движущей силой исторических событий. История становится заговором, приведенным в действие демоническими силами практически трансцендентной природы, и видно, что для победы над ней необходимы не обычные политические компромиссы, а тотальный крестовый поход. Параноидальный оратор видит исход заговора в апокалиптических образах — в нем постоянно рождаются и умирают целые миры, целые политические порядки, целые системы человеческих ценностей. Он вечно выходит на защиту последнего оплота цивилизации. Он постоянно живет на переломном моменте: сопротивление заговору необходимо организовать сейчас или никогда».

Однако, как это часто бывает в гуманитарной сфере, запомнилось самое яркое, что сторонники теорий заговоров — это прежде всего люди, «склонные к сверхгорячности, сверхподозрительности, сверхагрессивности и к маниакальным и апокалиптическим высказываниям».

Может быть, позиция Хофштадтера и возникшего на базе его работ направления социальной психологии и представляет интерес как описание особенностей американской политики и американского политического образа мыслей (например, эссе «Параноидальный стиль в американской политике» объясняет популярность трамповской риторики), однако вряд ли это можно считать научным исследованием феномена теорий заговоров.

В научной литературе можно увидеть попытку обобщить структурные элементы различных конспирологических концепций для нахождения общего в их «сюжетах», чтобы как-то типизировать и классифицировать. И выходит скорее так: сколько авторов, столько и мнений. Уже это намекает на возможную искусственность самого обобщения «теория заговора».

И действительно, непросто найти объективные признаки того, что принято называть теорией заговора. Проблема в том, что сам по себе подход критики конспирологии состоит в разграничении адекватных и неадекватных представлений. И зачастую делается это не посредством методологического анализа, сверки фактов и т. п., а интуитивно, исходя из оценки носителя представлений.

Разумеется, существует распространённый сценарий, ставший источником для выведения самого понятия «теория заговора». Речь идёт о различных концепциях, в основу которых положена идея о том, что человеческую историю вершат заговорщики, существует всемирный заговор и знаковые события объясняются им. Но из того, что кто-то считает, что историей движут тайные антигерои, законспирированные антинародные организации, не следует, во-первых, что подобных антигероев и организаций не существует, во-вторых, что эти взгляды чем-то принципиально отличаются от любой другой субъективистской трактовки истории. У нас в школьных учебниках истории ради упрощения материала сплошь и рядом излагается не исторический процесс жизни народов, а хронология решений правителей. Будто они играли в какую-то компьютерную игру по управлению страной, произвольно ставя цели, объявляя войны и проводя реформы. Иными словами, методологические изъяны есть далеко не только у «адептов теорий заговоров». Но самое важное: этим сценарием далеко не исчерпывается широчайший спектр концепций, предположений и догадок, которые обозначают уничижительным словосочетанием «теория заговора».

Если говорить о методологии научного подхода к любой более-менее распространённой гипотезе и в целом системе идей, претендующих на объяснение тех или иных общественных явлений, то важно понимать тождественность природы истин и заблуждений. Кажется странным искать общее основание у абсолютно противоположных явлений, но тем не менее оно реально существует. И истина, и заблуждение являются отражением в сознании объективной реальности. Даже самая манипулятивная, иезуитски внедрённая, фантастическая теория заговора не может не быть искажённым, но отражением некоторых объективных явлений. Иначе она не получит никакого распространения за пределами черепной коробки отдельных жителей психбольниц.

Например, «Америкой правят рептилоиды» — верят 12 млн американцев. Концепция мало что объясняющая, но зато яркая и запоминающаяся. Какие она отражает объективные процессы и явления, хотя и в крайне искажённом виде? Прежде всего то, что правящие круги сильно оторваны от народа и проводят антинародную политику.

Если взять среднего американца и поставить его рядом со средним топ-менеджером, олигархом, «волком с Уолл-Стрит» или Байденом, то они настолько разные даже по внешнему виду, что принадлежат как будто к разным подвидам. Хотя сегодня для подобного восприятия нужно иметь несколько воспалённую фантазию и местечковое мышление, однако в древности разница во внешности была реальностью. Можно вспомнить захоронения древних обществ, в которых представители знати из-за более сытного питания в среднем были намного выше простолюдинов (в одном из могильников — выше аж на 10 см при среднем росте 140 см), а из-за праздного образа жизни имели отличное от большинства телосложение. Можно вспомнить европейские королевские династии, которые докровосмешивались столетиями так, что к XX в. многие их представители приобрели довольно болезненный внешний вид даже на парадных портретах. И не стоит забывать о том, что народам тысячи лет внушалась мысль, что правители — не обычные люди, а помазанники божьи, избранные. Кроме того, часто ведь бывало так в истории, что завоеватели с отличным расовым типом от местных правили столетиями. Всё это откладывается в народной памяти и оставляет след в народном мышлении. И у некоторых особенно темпераментных людей может помочь ужиться с мыслью о том, что Обама, Трамп и Байден — ящеры.

Притом касательно распространённости различных теорий заговора следует отметить излишний формализм политологии и социологии. Согласно опросу, 12 млн американцев верят в рептилоидов… Что это означает? Что какое-то количество человек определённым образом ответило на вопросы социологов, а затем эти данные как-то экстраполировали на всё общество. Но ведь даже если человек «верит в ящеров», это не значит, что он так действительно считает, что это хоть как-то оказывает влияние на его действия. Социологи не хотят терять работу, поэтому всеми силами отвергают простую мысль, что абсолютное большинство людей на Земле вообще ничего не думает касательно тех вопросов, которые волнуют самих социологов, публицистов, политиков и других активных граждан. Спросить обычного человека, не думает ли он, что Байден — ящерица, примерно то же самое, что спрашивать о природе электричества или света. Гуманитарные науки, как и теория демократии, исходят из ложного посыла, что каждый человек от рождения — специалист в обществоведении, сознаёт и понимает устройство социума, свои интересы, цели и потребности развития, в том числе всего общества. Всё это не так. Большинство людей в обычных обстоятельствах не думает вообще, ящеры ими правят, англосаксы или иллюминаты. Точно так же, как большинство людей не задумывается, почему число пи можно уточнять до бесконечности. Поэтому популярность вообще любых теорий всегда преувеличена.

Аналогично и тиражи книжек, просмотры передач и любая другая популярность чего-либо не означает, что потребители этого являются убеждёнными сторонниками. Люди в большинстве случаев потребляют интеллектуальную продукцию ради развлечения, эскапизма, моды, чтобы сдать экзамен и т. п.

Короче говоря, любое массовое заблуждение является не только искажением, но и отражением реальности. И чем оно более массовое, тем значительнее факторы объективной действительности, которые делают это искажение возможным и устойчивым. Стало быть, уже исходя из сказанного следует, что науке необходимо более внимательно относиться к тому, что считается теорией заговора и отбрасывается безо всякого обсуждения. Если теория ложна, можно обсудить как минимум истоки и объективные основания её возникновения и укоренения.

Анатолий Широкобородов,