Эксперт, а в прошлом редактор журнала «The National Interest», профессор Военно-морского Колледжа США Николас Гвоздев считает, что после того, как общая для России и Соединенных Штатов угроза в виде террористической группировки ДАИШ будет окончательно ликвидирована, вероятность обострения конфронтации между двумя державами в Сирии существенно возрастет
За два года до окончательного разгрома Адольфа Гитлера, когда немецкие войска все еще оккупировали значительную часть европейской территории Советского Союза, а превращенная в крепость Европа казалась неприступной для западных союзников, Франклин Д. Рузвельт, Уинстон Черчилль и Иосиф Сталин уже начали обсуждать судьбу послевоенной Европы. Даже несмотря на то, что окончательная победа над нацистской Германией все еще представлялась сомнительной, союзники начали распределять зоны контроля и воссоздавать границы.
Удивительно, но сейчас, когда речь идет об окончательном разгроме группировки ДАИШ в Сирии и Ираке и ликвидации так называемого халифата как конкретного географического образования, дискуссии первостепенной важности о послевоенном будущем, которые должны вестись между всеми заинтересованными сторонами, постоянно откладываются.
Курдский кризис – это лишь первое серьезное проявление существующих проблем, поскольку наиболее важные вопросы по поводу того, что ожидает Сирию «на следующий день», так и не получили ответа. Еще более серьезным поводом для тревоги является сохраняющаяся перспектива столкновения между двумя основными коалициями, одну из которых возглавляют Соединенные Штаты, а другую – Россия, по поводу судьбы Сирии после уничтожения остатков группировки ДАИШ.
Во время правления администрации Обамы существовала надежда, что Россия как главный защитник режима Башара аль-Асада рано или поздно придет к осознанию того, что ей придется отказаться от поддержки Асада и выполнить предварительное условие США о том, что «Асад должен уйти». Кроме того, предполагалось, что Москва каким-то образом уговорит или заставит Иран также принять эту реальность. Тогда Соединенные Штаты могли бы запустить процесс формирования будущего оппозиционного правительства Сирии на широкой основе.
Однако, это устремление натолкнулось на два мощных препятствия. Первое из них – готовность Ирана и России задействовать в этой войне мощные силовые ресурсы и принять на себя все возможные издержки и потери, связанные с защитой режима Асада. А второе препятствие состояло в неспособности Соединенных Штатов сформировать в Сирии эффективную оппозиционную силу, которая могла бы вести войну против Асада, чтобы избежать необходимости вводить в страну большое количество американских войск. Вашингтон оказался вынужден делегировать большую часть своих политических задач отрядам сирийских курдов, со всеми вытекающими отсюда последствиями в виде риска полного разрыва отношений с Турцией.
Кроме того, Москва оказалась гораздо более искусной в многосторонней дипломатии, чем ожидали Соединенные Штаты. Воспользовавшись обеспокоенностью Турции по поводу военной помощи США сирийским курдам, а также прагматично вступив в переговоры с арабскими эмиратами Персидского залива и Саудовской Аравией, Россия получила поддержку предпочтительного для нее варианта урегулирования: сохранение Асада в качестве официального главы Сирии (при этом его режим контролирует ключевые регионы страны), с одновременным формированием фактических сфер влияния (под названием «зоны деэскалации»), в пределах которых основные патроны сирийской оппозиции, и прежде всего Турция, могли бы обеспечить соблюдение своих интересов и гарантировать безопасность своим сторонникам.
«Астанинский процесс», названный в честь столицы Казахстана, где его координаторы, Турция, Иран и Россия, встречаются как с представителями сирийского правительства, так и оппозиции, достиг определенного успеха. Однако, Соединенные Штаты так и не признали его в качестве предпочтительной модели послевоенного урегулирования в Сирии, и другие ключевые игроки ближневосточного региона, в первую очередь – Израиль, но также и Саудовская Аравия, имеют определенные оговорки по этому поводу.
Поскольку террористическая организация ДАИШ теряет последние участки территории, находящейся под ее контролем, этот российский подход уже в ближайшее время ожидают серьезные испытания. Прежде всего, речь идет о судьбе провинции Дэйр-эз-Зор, центре сирийской нефтяной индустрии. Кто будет контролировать эти ключевые активы – сирийское правительство при поддержке российской боевой авиации, или сирийские оппозиционные силы, пользующиеся военной поддержкой Соединенных Штатов?
Оказавшись в руках правительства, эти месторождения вернут основные доходы в казну режима в Дамаске, а если ими завладеет оппозиция, это поможет ей кардинально усилить свою переговорную позицию. Согласно сообщениям, российские и американские военные находятся в постоянном контакте, с целью предотвратить любые возможные столкновения между их союзниками, наземным персоналом и авиацией, но катастрофическую случайность нельзя исключать ни при каких условиях.
Второе испытание заключается в том, что по мере того как сирийское правительство начинает возвращать под свой контроль ключевые пограничные посты вдоль границы с Ираком, возникает вопрос о судьбе иранского «коридора к Средиземноморью». Главная стратегическая цель Тегерана, ради которой он направил элитные войска Корпуса стражей исламской революции на войну в Сирию, заключалась в сохранении сухопутного моста, связывающего Иран через территорию Ирака, а также шиитские и алавитские регионы Сирии, с движением Хезболла в Ливане.
Это критический маршрут поставок материальных ресурсов для Стражей исламской революции, которые, в свою очередь, снабжают всем необходимым Хезболлу в Ливане — одна из причин того, что Израиль в последние годы неоднократно наносил удары с воздуха для уничтожения конвоев, направляющихся в Ливан.
Учитывая изменения в политике администрации Трампа по отношению к Ирану, от тактики примирения во время президентства Обамы в направлении более конфронтационного подхода, недопущение сохранения этого коридора будет вопросом стратегической важности. Однако, как попытки блокировать сирийские войска (и особенно иранские подразделения, встроенные в вооруженные силы режима), так и возвращение на позиции оппозиционных военизированных групп, связаны для Соединенных Штатов с риском случайного столкновения с русскими.
Наконец, нельзя забывать и о судьбе самого Башара аль-Асада. Администрация Трампа никогда официально не отказывалась от позиции «Асад должен уйти», несмотря на то, что она считает, что немедленный уход Асада от власти не является непременным предварительным условием для любых переговоров о будущем Сирии. Однако, Москва, судя по всему, полагает, что этот вопрос уже решен: Асад остается президентом Сирии. Во вторник Россия наложила вето на продление мандата следственной комиссии ООН по вопросу об использовании химического оружия в Сирии, а это означает, что Москва считает вопрос закрытым и более не подлежащим обсуждению.
В то же время, с точки зрения Соединенных Штатов, потенциальная возможность сохранения и применения подобных вооружений режимом Асада представляет собой угрозу. Это означает, что даже после того как группировка ДАИШ будет полностью уничтожена, то есть лишена какого-либо контроля над территорией Сирии, Вашингтон не будет считать гражданскую войну в стране завершенной, а вопрос о будущем страны – урегулированным.
Что касается России, которая уже официально объявила о том, что ее военное вмешательство в Сирии в основном завершено, продолжение участия в конфликте Соединенных Штатов не только не позволит осуществить вывод российских войск и перенос освободившихся военных ресурсов на другие проблемы, но и будет означать, что Сирия останется зоной потенциального конфликта между Москвой и Вашингтоном.
В настоящее время группировка ДАИШ контролирует менее пяти процентов территории Сирии. Однако, после того, как эта общая для России и Соединенных Штатов угроза будет окончательно ликвидирована, вероятность обострения конфронтации между двумя державами в Сирии существенно возрастет.
Подпишись: