Крымом не занимались достаточно, чтобы его удержать

112.ua, Украина

Народный депутат ВР 7-8-го созывов. Председатель подкомитета по вопросам охраны и рационального использования недр, водных ресурсов комитета ВР по вопросам экологической политики, природопользования и ликвидации последствий Чернобыльской катастрофы. Выпускник Тамбовского высшего военного авиационного училища летчиков. Уволился в 1996 году в звании капитана, командир ИЛ-76МД, старший научный сотрудник Института мировой экономики, кандидат экономических наук. Председатель правления ООО «Агат», женат. Увлекается самолетным спортом, шахматами, волейболом. Евгений Балицкий.

Влащенко: Сегодня у нас в гостях Евгений Балицкий. Здравствуйте. В прошлом созыве вы были депутатом «Партии регионов», и совершенно естественно, что, хоть вы и мажоритарщик, вы вступили в «Оппоблок», потому что это такое новое название «Партии регионов», насколько я понимаю. У вас в Крыму, в Севастополе, осталась часть бизнеса, там живет ваш сын, и вы там бываете. Вы сегодня считаете Крым оккупированной территорией?

Балицкий: Согласно норме, как трактует это Европа, — это аннексированная территория. Территория, насильно забранная у Украины. Я считаю, что Украиной эта территория потеряна, и Россия забрала у нас эту территорию. Это наша территория, но она временно находится под контролем России. На тот момент мы были слабы, Украина не занималась 25 лет Крымом так, как надо было им заниматься, зная эти проблемы: что в Крыму были очень сильны русские настроения, что в Крыму большая татарская диаспора, с которой надо было работать. За 25 лет мы, как независимое государство, почти ничего не сделали для татар.

— Мы дали им возможность переселиться назад, дали им возможность для развития бизнеса.

— А что, мы могли им не дать возможности для развития бизнеса? Еще при Советском Союзе переселение началось. Соглашусь, что отчасти было что-то сделано, но этого было недостаточно для того, чтобы консолидировать эту территорию. Политики того времени, времен Ющенко, Януковича, не занимались этой территорией достаточно для того, чтобы ее удержать.

— Вопросы к государству и измена родине — это немножко разные вещи. Проблемы, которые были в Крыму, были во всей Украине.

— Я никого не оправдываю. Сегодня надо смотреть на те проблемы, которые произошли с нашей землей, на востоке и на юге, чтоб мы этих ошибок не повторяли. Потому что мы так же будем терять свои территории на западе, где сегодня есть разные настроения. Нам сегодня нужно работать с этим, чтоб мы консолидировали землю. Нам Богом была дана эта земля, и я хочу, чтоб моим детям она досталась в тех же границах, в которых жил я. Чтоб мы не оставили им только Киевскую область. Но та политика, которая сегодня проводится — мы тогда этим не занимались, сейчас этим не занимаемся, в обществе идет раскол.

— Когда вы ездите в Крым, к сыну, вы осознаете свою ответственность, что вы являетесь украинским политиком и что вы едете на оккупированную территорию?

— Я это чувствую, в первую очередь. Я — русский, но большего украинца, чем я, наверное, трудно встретить. Когда я приезжаю в Крым, я ощущаю, конечно, что я приезжаю на территорию другого государства. Разговаривая с людьми, очень много чувствую претензий к нам как к политикам. Я не скрываю, езжу абсолютно законно, по своему обычному синему паспорту. Никто меня не останавливает, не тормозит, ни с той, ни с другой стороны. Я еду в рамках конституционного поля.

— Вы не боитесь там быть арестованным?

— Значит, буду арестован. Я езжу с женой, с маленьким ребенком к своему сыну. Он женат на девушке из Екатеринбурга, и для нас они семья. Крым все равно будет наш, так же, как и Донбасс. Я в это верю и буду делать для этого все, но не речовками политическими.

— Вы задекларировали нежилое помещение в Севастополе. У вас там сейчас бизнес?

— Нет, это не бизнес. Это было сделано, когда еще Крым был наш, и мы купили в гостинице «Аквамарин» апартаменты.

— Правда ли, что ваш зять работает в луганской прокуратуре?

— Это не мой зять. Это зять моего покойного брата. Он работал в мелитопольской прокуратуре, а потом уехал к себе на родину. Мы не общаемся с ним.

— «Оппоблок» 2,5 года пребывал в парламенте и практически ничего не мог сделать. Есть часть депутатов, которые вообще ничего не хотят делать, и непонятно, зачем они туда пришли, такие, как братья Добкины и некоторые другие. Вы разбирали историю с Добкиным на фракции, и что он вам объяснил?

— Да. Его самого не было, попросили, чтоб он в парламенте не появлялся. И сейчас стоит вопрос, каким образом из этой ситуации выходить. Он — мажоритарщик. Если б он был списочник, мы бы эту ситуацию решили по-своему. Но то, что это дискредитирует нас — это факт, и подобная клоунада нам не к лицу.

— А Михаил почему не появляется? Как вы допускаете существование депутатов, которые просто не приходят?

— Отвратительно к этому отношусь. Выступаю по этому вопросу на фракции — меня это оскорбляет. В военной среде людям, которые тянули назад весь взвод, устраивали «темную». Но это не метод. Когда человек грозит кулаками, это говорит о том, что он делает шаг назад, к неандертальцам.

— Но вот недавно Бойко продемонстрировал свой поставленный удар на Ляшко. Говорят, что это была постановочная история.

— Я не поддерживаю никакие мордобои, хотя сам занимался рукопашным боем. Но, как офицер и человек, могу сказать: есть ситуации, когда и я не могу себя сдержать. Ляшко оскорбил наших избирателей, нашу политическую силу, а за нее проголосовало 10%. Мы в парламенте представляем не лично себя, а Ляшко просто супершоумен. Он дает информационный повод, который потом журналисты обсуждают.

— «Партия регионов» была у руля. Она сделала все, чтобы произошло то, что произошло. Можно было бы испытывать только чувство вины от того, что вы там были. 10% людей, которые за вас проголосовали — это те люди, которые не могли принять для себя те силы, которые формировались в центре и на западе. У них не было другого выбора. Почему вы опять для себя выбрали эту политическую силу?

— Я не согласен с тем, что у них не было другого политического выбора. Тогда было много политических сил, которые можно было поддержать. Выбор людей надо уважать и не обесценивать его тем, что у них не было выбора. Раз люди проголосовали, значит, они доверяют — нравится это вам или нет. На своем округе я шел против «Оппоблока». Там был выставлен кандидат, который неоднократно был главой райадминистрации. Я набрал 50%, а он — 3%. Я тогда не был членом «Оппозиционного блока». У нас ментально те, кто был за КПСС, потом были за КПУ, потом они в большей степени были за «Партию регионов».

— А вы были за КПСС?

— Да. Я был военным летчиком, офицером, выступал против путча.

— Вы сожалеете о развале Советского Союза?

— Да, сожалею. У нас династия военных летчиков. Мы все воевали за эту страну, участвовали во всех горячих конфликтах: Чехословакия, Ангола, Ливия и т. д.

— Вы считаете, что когда мы вошли в Афганистан, мы воевали за свою страну?

— Мы, как офицеры, выполняли приказ.

— Приказы бывают преступными. Потерять 20 тыс. людей в Афганистане — вы считаете, что это не преступно было? Мы что там делали?

— Вы рассуждаете сегодня с позиций сегодняшнего дня.

— Я клянусь, что я и в те годы думала точно так же.

— Я не подозреваю вас во лжи. Я хочу сказать, что для офицера, человека, который принимал присягу Советского Союза, у которого два деда на войне погибли, — вы это впитываете с молоком матери, ценности, на которых мы были воспитаны. Тогда, ментально, нам промывали мозги. Мы гордились своей системой.

— А почему вы считаете, что если вы пришли в чей-то дом, то к вам не могут прийти? Вы же участвовали в военных конфликтах, вы же входили в чей-то дом?

— Я выполнял приказ. Когда Советская армия вошла на территорию Германии, ей надо войти на территорию Польши, или надо было остановиться? Они же в чужую страну вошли. В армии нет выбора. Если вам отдают приказ, то должно думать политическое руководство, которое отдает приказы.

— Т. е. вы считаете «Оппоблок» единственной для себя приемлемой силой, в которой вы можете быть?

— Другой политической силы, которая бы максимально отвечала моему менталитету и менталитету тех, кто за меня голосовал, в парламенте нет.

— А как вы можете охарактеризовать в двух-трех фразах преимущество этого менталитета перед другими?

— Самое главное, что я выступаю за мир.

— А остальные выступают за войну?

— Конечно, это партия войны. По социологии, на моей территории 70% сказали «мир любой ценой». 9% сказали «война до победного конца». Я не верю, что у нас есть шанс победить ядерную державу. Я — военный человек, но я не вижу военного решения этого конфликта. Сдерживать границы мы обязаны, удерживать территорию, которую мы не сдали — тоже важно, но решать это надо только мирным путем.

— Вы занимались бизнесом после того, как ушли из армии?

— Да. С 1996 года по 2012, когда первый раз попал в парламент. Мы с братом, когда оказались за чертой бедности, начинали с того, что ездили по селам, резали свиней, продавали мясо в Россию, строили гаражи.

— Зачем вам пять самолетов?

— Это было дело моего брата. Но после его трагической смерти мы его дело переписали на жену. Они переданы в Академию гражданской авиации г. Кировограда. Все самолеты стоят меньше, чем «Мерседес».

— У вас есть вопрос?

— За последнее время качество ваших визави, с точки зрения полноты картины, колорита персонажа, выросло или упало?

— Нет такой статистики. Есть люди интересные и неинтересные.

Фото: РИА Новости, Алексей Ничукин