Отклик на статью «Белый беспредел и «красный террор»
«Врангель хвалился: «Я взял на корабли всех, кто хотел уехать». Откуда тогда возник миф о красном терроре?». Ответим историку-беллетристу Широкораду обращением (фактическим ультиматумом) от 11 ноября 1920 года командующего Южным фронтом красных Михаила Фрунзе к возглавлявшему русскую армию барону Петру Врангелю: «Ввиду явной бесполезности дальнейшего сопротивления Ваших войск, грозящего лишь бессмысленным пролитием новых потоков крови, предлагаю Вам немедленно прекратить сопротивление и сдаться со всеми войсками армии и флота, вооружением и всякого рода военным имуществом.
В случае принятия Вами означенного предложения Реввоенсовет армии Южного фронта на основании представленных ему центральной советской властью прав гарантирует сдающимся, включительно до лиц высшего комсостава, полное прощение в отношении всех поступков, связанных с гражданской борьбой.
Всем не желающим остаться и работать в социалистической России будет дана возможность беспрепятственного выезда за границу при условии отказа на честном слове от дальнейшей борьбы против рабоче-крестьянской России и советской власти…»
“ Врангель был вынужден заниматься не только фронтом, но и тылом. Все это делалось весьма успешно ”
Надо сказать, Ленин, узнав на следующий день о столь гуманном предложении Фрунзе, был крайне недоволен.
Вклад в разоружение бывших собратьев по оружию внес и экс-командующий Юго-Западным фронтом генерал Алексей Брусилов, написавший к ним аналогичное обращение, которое разбрасывали над окопами врангелевцев красные авиаторы.
Сколько же «беляков» поверили этим заявлениям, предпочтя неведомой чужбине унижения плена на Родине? Известно, что с 13 по 16 ноября 1920 года Крым на 126 судах покинули 145 693 человека, при этом сама армия Врангеля не превышала 70 тысяч. Это говорит о том, что Родину действительно покинули все желающие, включая гражданских лиц, поскольку, по признанию специалистов, эвакуация прошла организованно, о чем свидетельствует и точно установленное число пассажиров.
Остались те, кто поверил заявлению красных или считал, что опасаться нечего. Среди таковых оказался и единственный сын известного русского писателя Ивана Шмелева, демобилизованный с фронта по ранению еще в Первую мировую и не участвовавший в войне Гражданской. Он, как и многие другие офицеры, находившиеся на излечении в здравницах и санаториях, были в первую очередь ликвидированы в ходе чистки, устроенной большевиками. Это подтвердила в своих воспоминаниях личный секретарь Ленина Маргарита Фофанова: в Крыму раненых, больных солдат и офицеров убивали прямо в лазаретах, госпиталях и санаториях, порой вместе с лечащим персоналом.
28 ноября «Известия временного севастопольского ревкома» опубликовали первый список расстрелянных: 1634 человека, 30-го – второй: 1202. За неделю только в Севастополе были убиты более восьми тысяч человек. «Нахимовский проспект увешан трупами офицеров, солдат и гражданских лиц, арестованных на улице и тут же наспех казненных без суда», – сообщали «Севастопольские известия». Следователь ЧК Варвара Гребенникова (Немич) на теплоходе «Румыния» лично привела в исполнение более 700 смертных приговоров в отношении офицеров и «буржуев».
Не поздоровилось и многим гражданским – родственникам репрессированных или просто сочувствующих белым. Сам Иван Шмелев, лично знакомый с пролетарским писателем Максимом Горьким, был арестован и помещен в концлагерь. А спустя два года уже в эмиграции он издал написанную по горячим следам книгу «Солнце мертвых», не вошедшую по понятным причинам в анналы советской литературы.
Примеров красного террора в Крыму достаточно. Широкорад называет цифры 120–150 тысяч. Они огромны даже на фоне общих потерь Гражданской войны, оцениваемых историками в 10–15 миллионов человек без учета умерших от голода в 20-х годах. При этом соотношение жертв братоубийственной войны оценивается как четыре белых за одного красного.
Ссылки на численность населения Крыма в 1917 и 1926 годах некорректны, ведь на полуостров, ища спасения от ужасов Гражданской войны, хлынула масса беженцев со всей России. Это не считая находившихся там на излечении с начала 1914-го раненых солдат и офицеров вместе с приехавшими к ним семьями, как в случае со Шмелевым. Таким образом, реальное население Крыма в годы Гражданской войны было значительно выше официальных довоенных цифр, накануне революции здесь проживали не менее 800 тысяч человек. С учетом эмигрантов (145 693 человек), жертв террора (120–150 тысяч) и коэффициента прироста населения в мирное время мы и получим путем элементарных математических вычислений 710 тысяч человек к 1926 году.
Попытка оправдать зверства красных в Крыму тем, что репрессии проводили психически неуравновешенные люди (Розалия Залкинд) и троцкисты (Бела Кун), которых позже якобы за это и репрессировали, не нова. Но Демон (как прозвали соратники по партии неистовую Розу) занимала видные посты в ЦК партии, фактически возглавляя Комитет партийного контроля, и умерла своей смертью, похоронена у Кремлевской стены. А имя ее реабилитированного соратника по казням Белы Куна до сих пор носят улицы и площади в России.
Спору нет, в контрразведке «черного барона», как мы помним по советским фильмам про красных дьяволят, тоже служили жестокие люди. Но по масштабам развернутого террора они в подметки не годятся заплечных дел мастерам из ЧК.
Примеры, якобы свидетельствующие о несостоятельности Врангеля как главнокомандующего, спорны. Причем он был вынужден заниматься не только фронтом, но и тылом, возглавляя гражданскую администрацию. И делал это весьма успешно. При сложившемся к концу 1920 года чудовищном превосходстве красных (5 миллионов штыков против 70 тысяч) никаких шансов на победу у Врангеля не было, но барон тем не менее не только грамотно оборонялся, но и сумел нанести противнику ряд поражений, проведя в сентябре 1920 года успешную наступательную операцию с выходом на оперативный простор Причерноморья. Не было при нем в Крыму и голода.
Конечно, в условиях Гражданской войны в тылу тоже неспокойно. И в Крыму орудовали, как верно показал Широкорад, вооруженные отряды и банды красных партизан, крымских татар и различных других вооруженных формирований: от жовто-блакитных до бело-зеленых. Но аналогичная ситуация была и на территории, формально контролируемой советской властью.
