Огненное небо российского флота

Одним из самых серьезных замечаний, высказанных автору по предшествующим двум статьям («ВМФ России напоролся на мины и подлодки», и «ВМФ РФ лишают океанского статуса») была нераскрытая роль и значение авиации на морских ТВД – фактора, ставшего определяющим для облика всех флотов со времен Второй мировой войны.

Ранее автор уже касался этого вопроса в ряде публикаций, где рассматривались различные аспекты применения авиации флота, включая историю, а сегодня речь пойдет о текущем состоянии и перспективах развития.

Разгром

«В масштабных маневрах задействовано 36 боевых кораблей, подводных лодок и судов обеспечения, около 20 летательных аппаратов, более 150 единиц вооружения, военной и специальной техники береговых ракетно-артиллерийских и сухопутных войск, морской пехоты и войск ПВО», – указывалось в сообщении пресс-службы Северного флота в июне с.г. Фактически данные цифры – это признание факта разгрома флотом собственной морской авиации и соответственно своей небоеспособности против хоть сколько-нибудь сильного противника.

Представляет интерес сравнение статистики «кораблей и самолетов» в предшествующих учениях ВМФ СССР:

– учения Северного флота «Север 68» – около 300 боевых кораблей и судов (из них 80 подлодок) и около 500 самолетов;

– учения ВМФ СССР «Океан» (1970) – только в дальней зоне действовало 80 подлодок (из них 15 атомных), 84 надводных корабля и 45 вспомогательных судов, авиация – 8 полков (14 полковылетов), то есть не менее 300–400 самолетов. Всего авиация провела 5,5 тыс. самолето-вылетов, 752 дозаправки с передачей 4 тыс. т топлива.

Очевидно, что именно авиация во всех задачах, кроме стратегического ядерного поражения наземных объектов противника, являлась главной ударной силой флота.

Северный флот на 1982 год имел 395 боевых кораблей и катеров, 290 вспомогательных судов и… 380 летательных аппаратов, а на учениях «Океан 83» было задействовано 53 корабля, 27 подлодок, 18 вспомогательных судов, а также 14 полков морской авиации и 3 полка истребителей ПВО, то есть более 400 самолетов.

Цифры на сегодня поражают, но не количеством кораблей и самолетов, а их соотношением. В 1990-х – начале 2000-х годов флот фактически удавил собственную авиацию. Да, времена были тяжелые. Однако как раз в эти тяжелые времена и проявилось отчетливо, кто был для командования ВМФ «любимой дочкой» (подплав), а кто «падчерицей» (авиация).

Где наш авианосец?

Один из приоритетных вопросов касается палубной авиации. Многие удивляются, как мы умудрились не потерять наш единственный авианосец. Выскажу свое мнение: произошло это по двум причинам. Первая – ответственная позиция ряда должностных лиц ВМФ, понимавших, что есть ошибки хуже преступления, и делавших все, что было в их силах, для сохранения с таким трудом созданного задела палубной авиации. Вторая – пиар ВМФ и оборонно-промышленного комплекса (ОПК) на авианосной тематике (в том числе с целью выделения дополнительного финансирования).

Про «наши будущие авианосцы» было сказано не просто много, макеты «нашего «Нимица» были замечены в кабинетах первых лиц Минобороны. Только реалии и факты таковы, что даже при наличии средств нам просто негде строить такой корабль: ни одна отечественная верфь не в состоянии обеспечить его нормальное строительство.

Но самое главное – фактически небоеспособное состояние единственного авианосца, находящегося сегодня в строю. Что мешало ВМФ в «жирные финансовые годы», сразу после сдачи индийскому заказчику авианосца «Викрамадитья», провести полноценный ремонт и модернизацию «Кузнецова»?

Мы вложили огромные средства в ремонт и «модернизацию» тяжелого атомного ракетного крейсера (ТАРКР) «Адмирал Нахимов», но сохранили при этом его прежнюю концепцию «ракетного линейного крейсера». Что получается в итоге? Наш «ракетный «Ямато» по ударному потенциалу (80 ударных ракет) оказывается хуже, чем пара модернизированных «Спрюэнсов» (старых американских эсминцев почти с 70 ракетами, включая крылатые и противокорабельные, на каждом, при водоизмещении в три с лишним раза меньшем).

При разговоре о стоимости и целесообразности такой модернизации «Нахимова», сегодня хватаются за голову даже те, кто был ее активным сторонником несколько лет назад. А если бы потраченные средства на «Адмирала Нахимова» пошли на переоборудование его в «малый авианосец», это был бы совсем иной эффект – и для политики (демонстрация флага и «проецирование силы»), и для военной мощи государства. Причем эффект системообразующий, с резким и адекватным повышением роли авиации в составе ВМФ. Появилось бы реальное обоснование для эсминца «Лидер» с атомной силовой установкой, ибо возможности авиационных средств и авианесущего корабля являются определяющими для кораблей оперативного соединения.

Однако все, чем занимался ВМФ в последние лет 10 по авианосной тематике (и смежным вопросам), можно охарактеризовать коротким, но точным словом «маниловщина». Тем не менее шансы есть – в ходе сирийской компании Верховный главнокомандующий жестко поставил вопрос: «Где наш авианосец?», вытащив наших флотоводцев на войну. Практика показывает, что если у Верховного вопрос жестко ставится, то в последующем он реально начинает решаться. И в отношении палубной авиации это состоялось.

Вертолеты, которых нет

Весьма неоднозначную реакцию в ВМФ, ОПК и обществе вызвала попытка закупки французских десантно-вертолетных кораблей-доков (ДВКД) «Мистраль». Безусловно, это было не только политическое решение, но, с позиций сегодняшнего дня, очень грамотное и обоснованное. С учетом примата политики над военными вопросами флот мог впоследствии получить или эффективный силовой инструмент, или «чемодан без ручки». Увы, практика показала, что все шло к последнему варианту.

При этом следует особо отметить, что на фоне массы справедливой с технической и других точек зрения критики этого проекта потерялось главное: где наш полноценный транспортно-десантный морской вертолет?! Ибо то, что достали из «утиля» для «Мистралей» – Ка-29, имеет массу ограничений для решения десантных задач. Единственное, что радует – создание морской модификации Ка-52, но притом очевидно: ее приоритетность на фоне отсутствия новых и эффективных десантных вертолетов много ниже.

С учетом сокращения финансирования возникает вопрос: какие ДВКД получит в перспективе наш флот? Озвучены планы по 15- и 30-тысячетонным кораблям (ДВКД и универсальный десантный корабль). Но, может, начнем все-таки с более простого и необходимого? Например, «малых ДВКД» типа сингапурского «Эндуранса»? Близкий его аналог, большой десантный корабль (БДК) типа «Иван Грен» имеет слишком много недостатков, но это единственный наш новый проект с групповым базированием вертолетов.

При этом подчеркну: новых вертолетов для новых десантных кораблей нет. Планы по перспективному вертолету «Минога» заведомо нереальны, и не только потому, что так показывает практика и сроки создания отечественных морских вертолетов, а в первую очередь потому, что «Минога» ориентирована на новый двигатель и является «пилотной» к его внедрению в наши вертолеты. Возникает вопрос: насколько реально тащить такую сложную задачу нашей морской авиации? В итоге единственный реальный выход на сегодня, как представляется, это создание многоцелевого вертолета на базе Ка-32 с его глубокой модернизацией.

Но есть ли у нас вообще многоцелевые корабельные вертолеты? Ка-27 таковым не является даже в новейшей модификации (Ка-27М). Что мешало при выполнении этой модернизации предусмотреть возможность применения ударного оружия, средств РЭБ, эффективной перевозки грузов? О возможности наведения корабельных зенитных управляемых ракет на низколетящие цели и говорить не приходится с учетом того, что даже по своему основному назначению – противолодочному – Ка-27М серьезно проигрывает всем западным современным вертолетам.

Причина – устаревшая концепция построения поисково-прицельной системы (ППС) и сохранение старой высокочастотной антенны опускаемой гидроакустической станции (ОГАС). Соответственно невозможны «подсвет» поля буев для обнаружения современных малошумных подлодок и совместная работа в виде единой многопозиционной системы с гидроакустическими станциями (ГАС) кораблей, что уже пару десятков лет является классикой противолодочной борьбы на Западе.

Летающий антиквариат

Крайняя устарелость ППС (даже «новейших», таких как «Новелла» и «Касатка») является главным недостатком нашей противолодочной авиации. При этом мы до сих пор рассматриваем радиогидроакустические буи (РГАБ) как отдельные (одиночные) гидроакустические станции. Наше «поле буев» – это набор одиночных приемников, в то время как на Западе уже с 1980-х годов начался переход на совместную комплексную обработку сигналов от поля РГАБ как от единой антенны, то есть РГАБ стал «датчиком». Данное техническое решение резко повысило поисковую производительность противолодочных самолетов. С появлением же в начале 1990-х годов низкочастотных РГАБ-излучателей (LFA) было обеспечено обнаружение самых малошумных ПЛ.

Кроме того, сегодня флот остался практически без разведывательной авиации, ее функции в большинстве случаев выполняют крайне дорогие противолодочные самолеты, которых мало. И проблема здесь не только в стоимости такой разведки, но и в ее периодичности: редкие пролеты разведсамолетов, о которых, как правило, заранее узнают «партнеры», вряд ли являются эффективным средством разведки.

Есть ли здесь решения? Безусловно!

Рядом российских организаций давно проводятся исследования и испытания новых технологий обработки информации РГАБ, в том числе с применением штатных РГАБ морской авиации ВМФ. При этом целью ставится резкое повышение возможностей по обнаружению малошумных целей. Вопрос только во внедрении этих работ в современные ППС самолетов. Кроме того, технические решения, реализованные в этих разработках (во многом аналогичных западным), обеспечивают возможность эффективного комплексирования информации РГАБ в технических средствах обработки информации, имеющих стоимость много ниже сегодняшних ППС. Данные решения открывают возможность создания массовых патрульных самолетов. В разведке могли бы помочь беспилотники, применение которых с кораблей началось в американских ВМС еще в 1960-е годы (противолодочный беспилотный авиационный комплекс QH-50 DASH), а сегодня беспилотная авиация решает все более широкий круг задач. Но то, что имеет сегодня российский ВМФ – это просто нуль, и, по-хорошему, эта тема требует для рассмотрения отдельной статьи.

Зонтик ПВО

Вне зависимости от эффективности новых наземных ЗРК система ПВО, построенная только на их основе, порочна уже в силу географических факторов (кривизны Земли и наличия радиогоризонта). Нужны истребители, нужны самолеты дальнего радиолокационного обнаружения и управления (ДРЛОиУ).

Сегодня осуществляется переход морской авиации наземного базирования на истребитель Су-30СМ, что, безусловно, является положительным фактором повышения возможностей ПВО флота. При этом имеются серьезные вопросы по налету морской авиации, наличию в боекомплекте новых ракет и средств РЭБ (ввиду традиционного «зажимания» морской авиации по финансированию).

В то же время модернизированных самолетов А-50У в ВС РФ крайне мало, и флоту рассчитывать на них объективно не приходится. В этой ситуации крайне актуальной задачей является создание тактического, массового самолета ДРЛОиУ. Этот самолет крайне важен как для ВМФ, так и для всех ВС РФ. При этом с целью повышения его защищенности и общей эффективности ПВО необходимо ставить вопрос о возможности наведения наземных и корабельных зенитных управляемых ракет на цели авиационными средствами.

Спасатели, которых нет

Огромные размеры нашей страны остро ставят вопрос поисково-спасательного обеспечения с использованием авиационных средств. Причем такие средства в больших количествах имеются в зарубежных государствах, но у нас их практически нет (только немногочисленные Ка-27ПС). Приведу только один пример: гибель среднего разведывательного корабля «Лиман» у Босфора. Наличие в составе Черноморского флота аэромобильных спасательных средств, десантирование спасателей и этих средств (типа надувных понтонов и пластырей) могло бы предотвратить гибель корабля в тех условиях.

Еще более актуально наличие таких средств на Севере и в Тихом океане. В 90-е годы ставился вопрос по достройке экраноплана проекта 908 как океанского спасателя (пожалуй, единственно адекватное их применение), однако сегодня это забыто, но зато мы опять ввязывается в аферу с ударными экранопланами.

Проблема авиации — не технические

Следует при этом отметить, что проблемы нашей морской авиации на самом деле не технические, а организационные. Начнем с того, что научно-исследовательская организация морской авиации включена не в структуру ВМФ, а в ВКС (а взаимоотношения между «корабельными» и «авиационными» организациями – вопрос крайне болезненный), и заканчивая вопросами банального финансирования.

Очевидный приоритет ВМФ – подлодки (в отношении которых есть много вопросов по разного рода проблемам и эффективности расходования средств). Гораздо меньший приоритет – надводные корабли, а уж авиация оказывается просто в роли падчерицы.

В фильме телеканала «Звезда» «Звериная дивизия» показан маневр «уклонения» нашей многоцелевой подлодки от «самолета противника». Увы, и маневр, и тактика, и боевые средства в обеспечение этого у нашего подплава устарели лет на 20. В свое время на многоцелевых подлодках ТОФ имела хождение фраза «кот, засунутый в валенок» – про стратегические ракетоносцы проекта 667БДР, к которым можно было применить еще одно выражение: «ничего не вижу, ничего не слышу», но зато при этом якобы обеспечивалась скрытность (ракетоносцы имели высокую шумность и давно устаревшую гидроакустику). Сегодня в роли «кота в валенке» против авиации противника выступает весь наш подплав. При этом без эффективной поддержки с воздуха ни о каких действиях на значительном удалении от берега наших подлодок не может быть и речи.

Безусловно, сегодня мы имеем ненормальный дисбаланс расходов, поэтому необходимо принять решительные меры по перераспределению средств ВМФ с подводных лодок (с безусловным вскрытием и устранением их проблем) на морскую авиацию.

Ремонт и модернизацию ТАВКР «Кузнецов» необходимо проводить не только в виде замены котлов и аэрофинишеров, а путем комплексной модернизации корабля, самолетов авиагруппы и кораблей охранения для работы в составе единого оперативного соединения.

Крайне целесообразно создание на Черноморском флоте учебного оперативного соединения с учебным авианосцем, созданным в возможно короткие сроки на базе крупного гражданского судна. Нам нужен опыт применения палубной авиации и взаимодействия с кораблями. «Кузнецов» в ремонте, да и стоимость его эксплуатации очень велика. Поэтому нам очень нужно иметь «корабельную парту» (учебный авианосец) для обработки палубной авиации.

Здесь уместно вспомнить американский опыт. С учетом жесткого столкновения различных мнений по тематике новых средств борьбы на море Конгрессом и командованием ВС США были приняты неординарные решения. В 1925 году командир новой эскадры морской авиации капитан Дж. Ривз получил самые широкие полномочия по проведению реальных испытаний на море и внедрения их результатов. По основному образованию он был артиллерийским офицером и к тому времени успел покомандовать крейсером и тремя линкорами. Во время обучения в Военно-морском колледже (аналог нашей Военно-морской академии) Ривз стал энтузиастом морской авиации, в 52 года прошел подготовку летного наблюдателя и в августе 1925 года возглавил авиацию линейных сил ВМС США. «Учебной партой» тогда стал первый корабль, которым командовал Ривз, – старый угольщик «Юпитер», переоборудованный в учебный авианосец «Ленгли».

Результаты этих широких опытов и испытаний легли в основу последующего развития ВМС США и стали фундаментом их победы на Тихом океане.

В целом, как представляется, можно сделать следующие выводы:

– необходим пересмотр приоритетов финансирования составных частей ВМФ со значительным увеличением доли морской авиации (за счет подводных лодок);

– необходима «авиационизация» организации ВМФ в целом, причем НИО морской авиации (филиал 30-го НИИ) должен подчиняться структурам ВМФ;

– ремонт и модернизация ТАВКР «Адмирал Флота Советского Союза Кузнецов» должны осуществляться в виде комплексной программы создания современного оперативного соединения ВМФ с соответствующей модернизацией корабельной авиации и кораблей охранения;

– для накопления опыта и проведения исследовательских учений необходимо создание учебного авианосца и формирование учебного оперативного соединения (оптимально – на Черноморском флоте);

– необходимо воссоздание ударной группировки морской авиации, хотя бы в составе полка модернизированных Ту-22М3 (с новыми средствами обнаружения, поражения и РЭБ);

– необходимо значительное увеличение числа вертолетов ДРЛОиУ в составе ВМФ (с приданием им возможности наведения зенитных управляемых ракет кораблей) и создание массового тактического самолета ДРЛОиУ;

– необходимы модернизация противолодочной авиации ВМФ с внедрением современных технологий поиска ПЛ, а также создание нового массового патрульного разведывательного самолета;

– на базе вертолета Ка-32 необходимо создание многоцелевого вертолета для кораблей ВМФ, а также создание его десантной модификации для перспективных десантных кораблей.

Вопросы же беспилотной авиации для флота целесообразно рассмотреть отдельно.

Максим Климов