В конце первого месяца войны семья Шарафутдиновых, проживавшая в Куйбышеве, получила долгожданное письмо от отца. Риза Шамсутдинович, командир 2-й батареи 321-го отдельного зенитного артиллерийского дивизиона 117-й стрелковой дивизии, писал жене Анне Николаевне и сыну Эрику: «Дорогие мои Нюся, Эрик, все родные! Пишу вам с фронта.
Дорогая моя Нюсенька и мой дорогой малюсенький Эрик и все родные! Вот мы и заняли огневую позицию вблизи хутора Червоный Гай. Посылаю тебе аттестат на 250 рублей. Писать нет времени. Живем фронтовой жизнью. Извини, буду жив – буду писать. Прости, моя дорогая Нюсенька и сыночек. Береги сына.
Желаю вам счастливо жить.
Твой Риза Шарафутдинов.
24 июня 1941 года».
Больше писем не было. Вскоре пришла похоронка, в которой сообщалось: «Лейтенант Р. Ш. Шарафутдинов 6 июля 1941 года пал смертью храбрых в бою за Родину с немецкими оккупантами под Жлобином».
Закончилась война. Вырос сын. Ему и матери удалось разыскать однополчан, которые в те далекие дни находились рядом с Ризой Шарафутдиновым. В их числе генерал-лейтенант в отставке Владимир Годун. Он рассказал, что Риза был железным человеком, немногословным и удивительно хладнокровным, почти всегда выступая в молодых отчаянных спорах мудрым и честным третейским судьей. На фронте такие качества ценились. Особенно находчивость.
27 июня дивизия получила приказ форсированным маршем выдвинуться к Жлобину и преградить фашистам путь на восток. Зенитчики должны были на марше надежно прикрыть ее главные силы с воздуха. Но выполнить такую задачу оказалось невозможно, так как у бойцов не хватало средств передвижения.
«Командир дивизиона майор Дземешкевич приказал нам, комбатам, найти тягу, – вспоминал генерал. – Вскоре мы были на станции Чернигов. В тупике стоял эшелон с новенькими тягачами СТЗ-НАТИ на платформах. Железнодорожники по акту передали их нам, так как приграничная станция назначения оказалась занятой фашистами. Автомобили вместе с водителями мы получили от местных предприятий. Риза шутил: «Видишь, на войне можно выполнить любую задачу, если проявить смекалку и разумную инициативу». Впоследствии я часто вспоминал его справедливые слова.
Теперь батареи быстро двинулись в назначенное место и уничтожили пять стервятников. Один из вражеских самолетов записал в свой актив ваш отец. Замечу, на вооружении его батареи состояли новейшие 37-мм зенитные орудийные автоматы, да вот только снарядов к ним не хватало, приходилось экономить.
В эти напряженные дни мы с Ризой встретились лицом к лицу единственный раз, когда совершали форсированный марш. Он удался во многом благодаря тому, что зенитчики метким огнем заставили фашистских летчиков резко изменить тактику воздушных ударов по нашим войскам. С бреющих полетов они вынуждены были подняться до 2,5–3 километров, а оттуда бомбометание было не таким уж прицельным. К тому времени батарея вашего отца открыла свой счет.
С рассветом 6 июля дивизии предстояло нанести удар во фланг и тыл противостоящих вражеских сил, расположенных у Рогачева. Наши батареи прикрывали те ее части, которые действовали за Днепром, и накануне вечером сосредоточились у моста через реку. Ночью прошел сильнейший ливень, мы промокли до нитки. Но усталость, накопленная за эти сумасшедшие дни, свалила нас, мы даже не замечали, что спим в лужах. Бодрствовал лишь усиленный караул. И чуть забрезжил рассвет, прозвучал сигнал тревоги.
В тот день я в последний раз видел Ризу. Нам не удалось даже словом перемолвиться. Мы обнялись и разбежались каждый к своему подразделению.
На батарею вашего отца пошли в атаку танки и автоматчики. Заварилась огненная каша. Выжившие в ней красноармейцы рассказали, что позиция батареи Шарафутдинова была перепахана воронками и гусеницами, завалена трупами. В останках людей почти невозможно было кого-либо опознать. Мы, оставшиеся в живых, гордимся подвигом своих товарищей, среди которых был и лейтенант Риза Шарафутдинов».
