Азербайджан и Турция: кому достались потрепанные пантюркистские знамена

Наш разговор о Турции и Закавказье подходит к современности. И вот уже остались считанные годы до падения Советского Союза, который частично восстановил границы Российской империи. Мудрые головы в Анкаре понимали, что распад СССР — это не только возможность «поживиться» его останками, но и серьезный вызов собственной стране, которая имела к тому времени и без того немало скелетов в шкафу, как прошлой Османской империи, так и нынешней Турецкой Республики. Один из наиболее прозорливых турецких президентов Тургут Озал отдавал себе отчет в том, что курдская и армянская проблемы являются фактором потенциальной нестабильности. Озал пытался заблаговременно обезвредить эти две «мины», однако ложно понимаемое чувство «национального величия» со стороны определенных сил в Турции помешало ему реализовать задуманное.

Президент хотел для своей страны новую идеологию, которая бы позволила создать сплоченную нацию. Ему не дали это сделать. Но свято место пусто не бывает — образовавшуюся пустоту начали заполнять признаки прошлого.

Распад СССР в Турции кое-кто встретил ликованием и чуть ли не государственным салютом. «Между двумя странами вновь пробудилось «старое доброе» чувство неприязни, — пишет турецкий историк Айхан Актар из стамбульского Университета Бильги. — На протяжении веков произошло несколько военных столкновений, и Турция их все проиграла. А затем имела место «холодная война» против Советского Союза, но с точки зрения турок, они противостояли именно русским». Многим казалось, что наступил момент исторического реванша. С геополитической точки зрения ситуация, особенно в приграничных советских республиках, ставших независимыми, во многом воссоздавала ту, которая сложилась после Первой мировой войны. Баку, Ереван и Тбилиси были вовлечены в войну. Азербайджан воевал с Арменией из-за Карабаха, в Грузии полыхала война гражданская, что еще более усугубляло региональную нестабильность, периодически порождая политические, финансовые, экономические и социальные кризисы.

В декабре 1991 года Анкара первой признала бывшие советские тюркские государства вскоре после провозглашения ими независимости. В январе 1992 года премьер-министр Турции Сулейман Демирель на встрече с президентом США Джорджем Бушем-старшим говорил, что после развала Советского Союза появляются благоприятные возможности для изменении регионального статуса Турции, предлагая американцам предоставить Анкаре статус главного посредника между бывшими советскими тюркскими республиками и Западом. Турция также предлагала подключить себя к Маастрихтскому договору 1992 года, который юридически закреплял Европейский союз. Если бы Вашингтон тогда поддержал турок, то они, безусловно, получали бы новое место в мировой и региональной политике. Тем не менее геополитическая самоуверенность Турции зашкаливала и без того. Когда в октябре 1992 года в Анкаре состоялась встреча на высшем уровне, в которой участвовали президент Азербайджана Абульфаз Эльчибей, президент Казахстана Нурсултан Назарбаев, президент Киргизии Аскар Акаев, президент Туркмении Сапармурат Ниязов и президент Узбекистана Ислам Каримов, Турция предложила создать наднациональное тюркское экономическое пространство, включая формирование общего рынка, единой региональной энергосистемы и системы транспортировки энергоресурсов, учреждение регионального банка развития, создание условий для безвизового передвижения граждан и капиталов, а также определение общего языка для тюркских государств. То есть, бывшим тюркским советским республикам, только что покинувшим СССР, предлагалось вступить в «другой Советский Союз».

Тогда Назарбаев и заявил, что «создание обособленного национального сообщества по этническому и языковому принципу не сближает, а лишь разъединяет народы». Иную позицию занял президент Азербайджана Эльчибей. Он говорил о выборе турецкой модели развития и выдвинул лозунг «Два государства — одна нация». Кстати, его потом повторит Гейдар Алиев. Эльчибей, словно из оперативного методического пособия царского, а после советского Генштаба, объявил себя приверженцем идеалам независимости и объединения двух разделенных — «российского» и «иранского» — Азербайджанов, но при этом видел процветание тюркского мира с ориентацией на Турцию и якобы торчащую за ее спиной западную демократию. Это не могло не насторожить Тегеран.

Что касается Гейдара Алиева, бывшего члена Политбюро ЦК КПСС и заместителя председателя Совета Министров СССР, который ранее, по некоторым сведениям, по линии ПГУ КГБ СССР курировал Ближний Восток, то он должен был знать, что основы доктрины пантюркизма еще в конце XIX века разрабатывали аналитики царской военной разведки, внедряя их в Османскую империю через идеологов волжских и крымских татар. Рассматривая османов в качестве потенциального военно-политического противника, Санкт-Петербург задумывался над сменой господствующей тогда на берегах Босфора доктрины османизма (osmanlılık, osmanlıcılık), которая декларировали равенство миллетов (конфессий) и равенство всех подданных империи перед законом, на тюркизм, который вел к развалу империи. К началу Первой мировой войны эта концепция в Османской империи победила, что и стало одной из серьезных причин распада государства.

После прихода к власти Ататюрка пантюркизм уступил место в качестве государственной идеологии тюркизму, или как еще иногда его называют — ататюркизму, который рассматривался только в пределах новой Турции. Выходит, что Баку тогда занимался экспортом идеологии в интерпретации Троцкого. Это свидетельствовало, что после крушения коммунистической идеологии Азербайджан не смог преодолеть идеологический вакуум. В результате ренессанса этнической «тюркской идентичности» Баку не только выводил за скобки армян Карабаха, но и переводил конфликт с ними в разряд межцивилизационного. Выход из этого тупика, в целях упреждения объективно имеющихся сепаратистских тенденций (талыши, лезгины и другие) мог заключаться только в предложении позитивной модели общеазербайджанской, а не общетюкрской идентичности, чего не сделано до сих пор.

Дело не только в этом. В тот момент в Турции шла ожесточенная борьба между различными политическими группировками, особенно по части разработки стратегии модернизации страны по западным стандартам и идеологическому обеспечению этого курса. У части турецкого руководства был велик соблазн воскресить старые шаблоны для выработки внешней политики. По мнению преподавателя истории в Университете штата Монтана Джеймса Мейера, «восприняв ситуацию в регионе как копию, сложившуюся после Первой мировой войны, Анкара стояла перед соблазном воспользоваться ситуацией, чтобы активно продвигать идею тюркской или мусульманской идентичности, прежде всего, в направлении Азербайджана». Успех или неуспех зависел от того, как пишет заведующий кафедрой мировой истории в Лондонской школе экономики Доминик Ливен, насколько верно Анкара и Баку прогнозировали темпы демонтажа России, который мог последовать вслед за развалом СССР.

Азербайджан был уверен в неминуемости такого исхода. Однако Турция относилась к этому весьма осторожно. В предыдущем очерке мы уже писали, что турецкий президент Тургут Озал проводил в отношении государств Закавказья сбалансированную политику. Несмотря на карабахский конфликт, в 1992 году Турция и Армения высказались за установление дипломатических и торговых отношений, хотя Озал неоднократно посещал Азербайджан, демонстрируя солидарность с азербайджанским народом в его борьбе за свободу и территориальную целостность. Но его в тот момент терзала курдская проблема. Американский историк Дэвид Рейнольдс тонко подмечает, что, как и тогда, так и сейчас значительное влияние на позицию Турции оказывают «не оттоманские фантазии, а текущие интересы, особенно желание сохранить контроль над населенными преимущественно курдами юго-восточными районами страны». Как в Азербайджане тюркизм отталкивал от себя армян, так и в Турции тюркизм отталкивал курдов. Поэтому объективно армянская и курдская «карты» выступают эффективным средством сдерживания Азербайджана и Турции от внешней экспансии.

Озал это понимал, пытаясь любыми средствами нейтрализовать курдский фактор, чтобы, как писал руководитель Европейского центра по изучению Турции Мерт Эрсин, «в Европе не смотрели на Турцию как на волка в овечьей шкуре», так как во внешней политике приоритетными были обозначены Европа, Америка и Азия, а не Ближний и Средний Восток со Средиземноморьем. Турецкие власти легализовали Народно-трудовую партию (НЕР) и Социал-демократическую народную партию (SНР), созданные курдскими активистами с целью «мирного решения курдской проблемы в Турции». На парламентских выборах 1991 года члены партий заняли 21 место в Великом национальном собрании. На церемонию принесения клятвы курдские парламентарии пришли с пристегнутыми к груди красно-бело-зелеными бантами (цвета флага Курдистана). Турция становилась другой, фактически отказываясь от тюркизма. Но она оказалась не готовой к «стратегической» встрече со ставшим независимым Азербайджаном, высоко поднимавшим старые, потрепанные ветрами истории идеологические знамена. Правда, Озал говорил о готовности Анкары, как гаранта соблюдения Карсского договора 1921 года, ввести свои войска в Нахчыван, а в начале апреля 1993 года разорвал дипломатические отношения с Арменией, но он не собирался вводить турецкие войска в Закавказье для поддержки Баку.

Непредвиденное произошло 17 апреля 1993 года. Сразу после визита в Азербайджан Озал неожиданно умирает от инфаркта. Сохранилось его одно из последних писем Сулейману Демирелю: «Турецкая Республика стоит перед лицом невиданной доселе опасности. Страшное социальное потрясение способно отрезать часть Турции от остальной нашей территории, и тогда все мы окажемся погребенными под обломками». Он говорил о курдской государственности. 5 мая 1994 года при посредничестве России, Киргизии и Межпарламентской Ассамблеи СНГ в Бишкеке Азербайджан, Нагорный Карабах и Армения подписали протокол, а затем на основании этого протокола 12 мая было достигнуто соглашение о прекращении огня. Баку войну проиграл, потеряв 20% своей территории. В 1995 году началось «возрождение» российской внешней политики на закавказском направлении, нацеленном на перспективу. Формирование новой геополитической ситуации в этом регионе мира становилось лишь фактором времени. Вскоре там появились США и Европа, а Турция отступала.