История зампотеха: Прибалтийский военный округ

Из Сибири в Европу

После школы выбор пал на Омское танко-техническое училище по причине близкого расположения и фактического отсутствия другой альтернативы для выходца из сибирской глубинки. В 1967 году училище удалось закончить с отличием, но не круглым отличником – средний балл превышал 4,5. Это позволяло выбирать военный округ для службы и первоначально я раздумывал о Дальневосточном и Забайкальском. Сейчас и в страшном сне не представится возможность добровольного выбора столь отдалённых гарнизонов, да ещё и в таких экстремальных климатических условиях. Но мне, двадцатиоднолетнему лейтенанту, тогда это показалось вполне достойным вариантом, не лишённым романтики. На удивление, всё решилось без меня, и местом службы оказался Прибалтийский военный округ. Не иначе, как ротный поспособствовал – не зря мы с ним в настольный теннис играли.

Заместитель командира танковой роты по технической части или сокращённо ЗКТЧ, «зампотех» – именно в такой должности меня ждали в Таллине. Немного о специфике профессии. В Советском Союзе танкистов готовили сразу в восьми танковых училищах, и только два из них были техническими – в Омске и Киеве. Командные располагались в Харькове, Ташкенте (точнее в Чирчике), Челябинске, Ульяновске, Казани и Благовещенске. К слову, на постсоветском пространстве учебные заведения, готовившие танкистов, остались лишь в Омске, Казани и узбекском Чирчике. Специфика обучения будущего зампотеха понятна – минимум оперативно-тактической подготовки и максимум изучения материальной части с особенностями эксплуатации и ремонта. В войсках выпускники-технари не поднимались выше заместителей командиров подразделений. Но, по моему глубокому убеждению, любой зампотех, в случае чего, успешно исполнит роль командира. В мирное время зампотех отвечал за «техническое состояние, правильную эксплуатацию, своевременное техобслуживание и качественный ремонт, а также правильное хранение и содержание техники». Кроме того, за техническую подготовку механиков-водителей подразделений.


Прибалтийский военный округ, в который меня направили в 1968 году, никогда не был чем-то выдающимся в военном отношении. Основные силы сосредотачивались в Калининградской области – Латвия, Литва и Эстония ограничивались более скромным контингентом. Типичный второразрядный округ, на территории которого в подавляющем большинстве дислоцировались соединения и части сокращённого состава. Это означало, что они были укомплектованы вооружением и техникой по штату военного времени (за исключением, как правило, грузовых автомобилей), а офицерским составом – процентов на 70. Сержантским и рядовым – от силы на 10-15 %. Все остальные трудились недалеко от пунктов дислокации «на гражданке», но в армии их ждали конкретный танк, орудие и т.п. Велась соответствующая мобилизационная документация, обычно под грифом «Совершенно секретно». Я очень не любил эту мобилизационную работу!

Войска Прибалтийского военного округа в основном предназначались для действий во втором эшелоне, поскольку нужно было время для их доукомплектования до штата военного времени и боевого слаживания. Существовала эта система по причине нехватки средств на содержание полных штатов.

Клоога

В предписании, которое мне вручили ещё в Омске, было указано – г. Таллин. Я порадовался – в столице повезло служить! Оставив после свадьбы свою молодую жену (ей нужно было уладить дела в институте), я прибыл в Таллин один, с чемоданом, в который с трудом уместилась моя военная форма, и с плащ-накидкой, свёрнутой на манер скатки и висящей на ремешке через плечо.

На столичном вокзале обратился к первому встречному милиционеру, и он на сильно ломаном русском языке долго объяснял мне, где находится штаб дивизии. Объяснил хорошо, поскольку я всё-таки добрался до места. Путь лежал по улочкам Старого города – исторической части Таллина. Шёл с ощущением, что попал на съёмки какого-то исторического фильма. Надо думать, какое смятение души я испытал, обычный сибирский деревенский парень, при виде такого великолепия. В мире, в котором я родился и жил до сих пор, ничего подобного не было.

Штаб дивизии располагался на одной из старинных узких улиц, в старинном же здании. Местный кадровик, надо сказать, меня разочаровал. Оказалось, что рота, зампотехом которой я должен был стать, находится не в Таллине, а в маленьком посёлке в 40 км от него. Там дислоцировался так называемый Матросовский мотострелковый полк, названный в честь воевавшего в нём Героя Александра Матросова, грудью закрывшего пулемёт вражеского дота.

Ехать до места службы нужно было на пригородной электричке по живописной, непривычной для моих глаз местности: сосны, валуны, ухоженные хутора среди таких же ухоженных полей. В электричке я испытал горечь первой утраты: залюбовавшись местными красотами, я совершенно забыл про плащ-накидку, которая осталась лежать на полке над окном вагона. Вышел из электрички, а плащ-накидка уехала. Если вы знаете, насколько дождлива прибалтийская погода, поймёте горечь потери.

Посёлок назывался Клоога. Сейчас он известен, прежде всего, за счёт мемориала немецкому концентрационному лагерю, где в 1944 году расстреляли до 2 тыс. заключённых. В конце 60-х на месте трагедии стоял обелиск, оградка, всё аккуратно и ухожено, впрочем, как и всё в Прибалтике. Население посёлка не превышало тысячи человек, эстонцев было очень немного, в основном жили расквартированные военнослужащие Советской Армии.

Прибыв в полк, я, как положено, представился командиру полка по фамилии – надо же случиться такому совпадению – Федоров. Полковник, фронтовик, по-отцовски доброжелательно дал мне первые напутствия в офицерской службе. За давностью лет забыл я их содержание.

Заступил я на должность зампотеха отдельной танковой роты хранения, дивизионного подчинения. Весь штат этой роты состоял из командира роты, капитана Крюкова, командира взвода ст. лейтенанта Шевчука и шести солдат. Шевчук с солдатами через сутки ходил в караул, поэтому первые его слова были при нашей встрече такие: «Ну вот, теперь я в два раза реже буду заступать начальником караула!». Вот так и началась моя служба: 5-6 раз в месяц – караульная служба, а в остальное время – работа на технике наравне с солдатами.

Танковая рота хранения

Танковая рота только на бумаге называлась ротой – на самом деле в ней числилось 30 танков Т-44М, находящихся на длительном хранении. О существовании такой марки танков я до прибытия сюда не знал. У меня не было в то время опыта эксплуатации разных видов и марок техники. В училище практиковались на Т-55, который тогда был одним из лучших. Были в то время и Т-62, но кардинально друг от друга эти марки касательно моей технарской профессии не отличались. Т-44М – это переходная модель от Т-34 к Т-54, с ходовой частью и трансмиссией от Т-54, а башней и пушкой – почти точь-в-точь от Т-34. Танки были заклеены специальной влагонепроницаемой тканью и загружены большим количеством силикагеля, для поглощения влаги внутри корпуса. Заклейка являлась полностью герметичной. Срок хранения этих танков составлял 5 лет, после чего их полагалось расконсервировать, сменить масло, произвести замену определённого количества дюритов и патрубков. Помимо этого, требовалось выбрать один контрольный танк и пройти на нём регламентные 5 километров, дабы проверить работоспособность боевой машины. Сказано – сделано. Танк заправили, завели и отправили на контрольный пробег. Но навыков вождения у служивших в роте хранения механиков-водителей недоставало. В итоге солдат-срочник налетел на придорожный валун передним правым ленивцем и встал как вкопанный. Технический разбор на месте дал удивительный результат – ходовая танка осталась целая, а вот зубья вала бортовой передачи трансмиссии раскрошились. Собрали консилиум дивизионных технарей и постановили, что причина в усталости металла – всё-таки танк выпущен был более двадцати лет назад. К слову, в моей практике зампотеха я подобных казусов более не встречал. Этот случай лишний раз напомнил, в какой боевой готовности находится законсервированная техника. В то же время для боевых действий на второстепенных направлениях, каким являлась Прибалтика, Т-44М вполне годились.

Дом офицеров

Немного о бытовых условиях молодого лейтенанта. Мне, как семейному человеку, предоставили жильё – квартиру в двухквартирном финском домике, в которой имелось две комнатки и маленькая кухня. Отопление – печное. Вода – на улице, в колонке. «Удобства» – тоже на дворе. Эти домики, стены у которых представляли два дощатых слоя, между которыми когда-то был засыпан шлак для утепления, а снаружи были обшиты плитками из стружечно-цементной смеси, обветшали и почти не держали тепла. Благо зимы в Эстонии, хоть и снежные, были не в пример теплее сибирских. И когда топилась печь, в домике было тепло. В крохотной кухоньке размещалась печь-плита и газовая плита с баллонным привозным газом. Мы воспринимали такие условия как само собой разумеющиеся. Дали нам, молодожёнам, из воинской части в пользование железную кровать и две табуретки. И первая наша семейная покупка случилась в виде тахты за 60 рублей. Для понимания её важности и ценности стоит, думаю, указать, что мой месячный оклад составлял 135 рублей.


Одной из главных (если не самой главной) достопримечательностей посёлка являлся Дом офицеров, представлявший собой красивое белое здание с великолепным парадным крыльцом, украшенным колоннами. Типичный памятник сталинского ампира. В Доме офицеров была сосредоточена вся культурная жизнь посёлка: работали кружки, демонстрировались фильмы. Имелась бильярдная с двумя столами. Довольно часто к нам приезжали на творческие встречи популярные столичные артисты. Например, Станислав Любшин, Михаил Ульянов, Людмила Чурсина, Михаил Пуговкин и другие. Это по-настоящему скрашивало жизнь, в общем-то, захолустного эстонского местечка.

В современной Эстонии Дом офицеров, очевидно, рассматривается как памятник советской «оккупации» – огорожен полуразвалившимся забором, окна побиты, фасад кое-где испачкан граффити. Совсем не похоже на знаменитую прибалтийскую рачительность и аккуратность. Впрочем, так варварски эстонцы обращаются не только с советским наследием – в окрестностях Клооги постепенно разрушается рыцарская мыза (господский особняк) конца XVIII века.

Вернёмся в 1968 год, в Дом офицеров, где по большим праздникам устраивались праздничные застолья для семей офицеров и прапорщиков гарнизона. Организовывались для женщин ситцевые, осенние балы, где они могли поучаствовать в конкурсах на лучший наряд, сшитый собственноручно. За столом сидели в соответствии с принадлежностью к конкретной части, а танцы под оркестр – в общем зале.

И вот, в первый же такой вечер, 7 ноября 1968 года, подходит ко мне лейтенант Шемятков, командир взвода из 3 отдельного танкового батальона (3 отб), и спрашивает: «Когда ты к нам прибудешь на службу?» Я не понял вопроса, а он продолжил, дескать, на меня уже прибыл приказ о назначении на должность зампотеха танковой роты этого батальона. Я, разумеется, не принял его слова всерьёз, однако сразу после праздника мне в строевой части вручили предписание о переходе в этот самый 3 отб. Батальон этот был особенным по нескольким причинам: 1) он был развернутый до полного штата, что редкость для Прибалтики; 2) подчинялся напрямую командованию ПрибВО; 3) средние 36-тонные танки имели возможность путём дополнительной оснастки плавать своим ходом по морю на расстояние не менее 100 км при волнении не более 3 баллов. Таких уникальных частей в Советском Союзе было всего четыре – на Дальнем Востоке в Славянке, на Северном Флоте под Мурманском, в эстонской Клооге и на Черном море.

Итак, спустя три месяца после прибытия к месту службы, я, пройдя триста метров и не выходя за КПП, перешёл в другую часть, по-своему уникальную. Но это уже немного другая история.

Продолжение следует...