У многих советских разведчиков сложная судьба. Но не просчеты в работе, не предательство, а наветы, зависть и желание власти устранить много знающих свидетелей стали причиной личных трагедий, сломанных карьер, разрушенных семей.
Большая часть операций, в которых участвовал Наум Эйтингон, до сих пор проходит под грифом «Совершенно секретно» или «Особой государственной важности» (это высшая степень гостайны в нашей стране). И скорее всего не будет рассекречена никогда.
Начало 20-х – время ожесточенной борьбы молодой советской республики с контрреволюционным подпольем. В селах, окруженных болотами и густыми лесами, быстро искоренить бандитизм не представлялось возможным. А поскольку враги советской власти исповедовали тактику партизанской войны, периодически уходя за кордон в Польшу, победить их можно было лишь чекистскими методами. Вполне естественно, что хорошо зарекомендовавшие себя местные контрразведчики выдвигались на повышение. 20 марта 1921 года, несмотря на тяжелое ранение в ногу, полученное в операции против бандгрупп Бориса Савинкова, Эйтингон был утвержден членом коллегии ГубЧК. Так в 21 год он стал вторым по рангу чекистом Гомельской губернии.
“ При подрыве завода химических боеприпасов Хемингуэй проявил себя с самой лучшей стороны ”
Он умел ставить интересы государства выше собственных, делать выбор между долгом и чувствами. Это подтверждают многие факты его биографии, начиная со спецопераций в Китае и Турции. В 1923-м Наум Эйтингон поступает на Восточный факультет академии РККА. Под руководством выдающегося лингвиста Бориса Доливо-Добровольского за два года молодой человек овладел несколькими иностранными языками, изучил общеобразовательные и военные дисциплины. После обучения Эйтингона перевели в Иностранный отдел ОГПУ на пост заместителя главы резидентуры в Шанхае. Следующим пунктом назначения стал Харбин, где разведчик боролся с остатками белогвардейских банд и японскими агентами. В Китае он непосредственно руководил операцией по устранению Чжан Цзолиня, ярого врага СССР.
Интересно воспоминание Эйтингона об инструктаже перед первой загранкомандировкой: «В 1925 году перед отъездом на работу в Китай (это был мой первый выезд за кордон) я вместе с бывшим в то время начальником ИНО ОГПУ тов. Трилиссером был на приеме у тов. Дзержинского. После короткого объяснения обстановки в Китае и указаний, на что следует обратить особое внимание, он сказал: «Делайте все, что полезно революции». И я следовал всю жизнь этому напутствию и делал всегда то, что считал полезным и нужным советской власти и партии…»
В 1936 году Эйтингон под именем Леона Котова прибывает в Испанию в подчинение к Павлу Судоплатову как заместитель резидента НКВД СССР по партизанским операциям, включая диверсии на железных дорогах. Здесь он подружился с Эрнестом Хемингуэем. Оба разведчика вспоминали об американце с большой теплотой, но никак не могли принять его обильные возлияния перед выходом на очередное задание. И только подрыв завода химических боеприпасов, где писатель проявил себя с самой лучшей стороны, заставил их смириться с этой привычкой Хемингуэя.
Отдавая дань уважения незаурядным способностям зама, Судоплатов отмечает в мемуарах, что Эйтингону удалось склонить к сотрудничеству одного из лидеров фалангистов Фердинандо де Куэста. С его помощью через разведчика-нелегала Иосифа Григулевича смогли выйти на ряд чиновников в окружении Франко и принудить их к работе на советскую разведку. Это была блестящая многоходовка на грани фола, но просчитанная до мелочей, которых в разведке, как известно, не бывает.
Именно Котов-Эйтингон вывез на военно-морскую базу в Одессе весь золотой запас республиканцев. Резидент советской разведки в Испании Александр Орлов хотел прибрать свалившееся на него богатство к рукам и улизнуть за кордон. Эйтингон взял золото под личную охрану, а своему шефу пригрозил расстрелом. Кстати, известна характеристика, данная Орлову Рудольфом Абелем: барин, человек весьма недалекий. Рудольф Иванович переправлялся в СССР тем же пароходом, на котором Эйтингон перевозил золото. За эту операцию он получил орден Красного Знамени.
9 июля 1939 года был одобрен план агентурно-оперативных мероприятий по делу «Утка». Рано утром 20 августа 1940-го Рамон Меркадер, завербованный Эйтингоном в Испании (при этом они были близкими друзьями), на вилле в Койоакане нанес Троцкому удар ледорубом. Эйтингон, как было условлено, дожидался Меркадера снаружи в своей машине с работавшим двигателем. Однако в момент удара Троцкий повернулся и был только ранен. Он закричал, зовя на помощь. Ворвавшиеся в комнату охранники сбили Меркадера с ног. Поняв, что тому не уйти, Эйтингон был вынужден уехать. Будучи щепетильным во всем, что касается чести и профессиональной этики, Эйтингон берет вину за провал на себя, в телеграмме пишет, что готов немедленно отбыть в Москву для заслуженного наказания. В ответ получает ободряющее письмо и приказ работать дальше…
Перед войной Лаврентий Берия отдал Судоплатову приказ об организации Особой группы из числа сотрудников НКВД. Она должна быть готова к разведывательно-диверсионным акциям. Заместителем Судоплатова назначен Эйтингон. В оперативном подчинении Особой группы находилась Отдельная мотострелковая бригада особого назначения (ОМСБОН) – спецназ НКВД. Формированием парашютно-десантного подразделения в составе ОМСБОН занималась Муза Малиновская, рекордсменка мира по прыжкам с парашютом. Вскоре она была вызвана на инструктаж в кабинет Эйтингона на Лубянку. Своей дочери, тоже Музе, она рассказывала, что была потрясена организаторскими способностями сидевшего за столом майора госбезопасности и его знанием нескольких языков, в чем могла убедиться, когда тот, не прерывая беседы, с легкостью отвечал иностранным абонентам. Впоследствии они поженятся – герой-разведчик и бесстрашная парашютистка, участница знаменитого коллективного прыжка с высоты семь тысяч метров без кислородных масок.
Эйтингон участвовал в десятках сложнейших агентурных операций, таких как «Монастырь», способствовавшей победе в Сталинградской битве и за которую он был награжден полководческим орденом Суворова.
Особое место в послужном списке выдающегося разведчика-нелегала занимает работа в Болгарии. Он стал организатором тонкой игры с американцами вокруг урановых рудников. В США были уверены, что собственных месторождений этого металла в СССР нет и получить его в нужном количестве можно только из Болгарии. Соответственно всеми силами старались затруднить поставки. В задачу Эйтингона входило как можно дольше держать американцев в этом заблуждении.
“ Эйтингону предъявили обвинение в обучении врачей – участников заговора против советского правительства ”
В 1951 году сразу по возвращению из Прибалтики, где он руководил операцией против «Лесных братьев», генерал Эйтингон был арестован по делу о «сионистском заговоре в МГБ». Ему предъявили обвинение в обучении «врачей-убийц». Добро на арест подписал сам Сталин.
Эйтингон виновным себя не признал и вышел из тюрьмы после смерти вождя весной 1953 года. По распоряжению Берии он был восстановлен на службе, но после ареста самого Лаврентия Павловича снова взят под стражу как выпущенный «ошибочно и преступно», а в 1957-м приговорен к 12 годам лишения свободы. «Вы судите меня как человека Берии, – сказал он в своем последнем слове. – Но я не его человек. Если я чей-то, считайте меня человеком Дзержинского. Но если быть более точным, то я человек партии. Я выполнял ее задания. И государственные. И с вами я о них говорить не буду».
Срок отбывал во Владимирской тюрьме. На свободу вышел в марте 1964-го. С Судоплатовым, который получил 15 лет, они встретились во Владимирском централе. Находясь в камере, оба продолжали мыслить широко и по-государственному. Узнав о том, что в США создается спецназ «Зеленые береты», написали в ЦК о необходимости использования опыта ОМСБОН. На основе этих рекомендаций в 1969 году была организационно оформлена «кузница» спецназа госбезопасности – КУОС КГБ СССР («Вымпел», растоптанный Ельциным»), где готовили резервистов для ведения партизанских действий в тылу врага.
Рыцарь без страха и упрека, Наум Эйтингон, находясь в тюрьме и желая облегчить участь супруги и детей, подает на развод, просит жену устраивать свою личную жизнь без него. Но все годы, проведенные в тюрьме, пишет Музе-старшей и детям, старательно выверяя каждое слово, чтобы не показать своим тюремщикам, насколько важна для него семья. Ведь она могла стать инструментом давления на самого Эйтингона.
История семьи закончилась трагично. Муза его назад уже не приняла, они не виделись после его освобождения. Дочь разведчика – Муза-младшая считает, что причиной такого поведения мамы могла быть увядшая красота. Женщина не хотела предстать перед любимым человеком изможденной и подурневшей. Сказались годы жизни в статусе «врага народа» да еще с двумя малолетними детьми.
Старые раны и годы, проведенные во Владимирском централе, дали о себе знать. В 1976 году Эйтингона доставили в реанимационное отделение госпиталя КГБ СССР на Пехотной. Требовалось прямое переливание крови. Подходящая оказалась только у сына Лени. Тот согласился без колебаний, а отец дал согласие лишь после того, как врачи заверили его, что здоровью Леонида ничто не угрожает. Тот, выйдя после операции и сев за руль, потерял сознание…
Наум Исаакович Эйтингон умер в 1981 году, так и не дождавшись реабилитации, которая последовала только в ноябре 1991-го.
Заголовок газетной версии – «Человек Дзержинского».
Опубликовано в выпуске № 6 (819) за 18 февраля 2020 года
Читайте нас: