Как началась очередная Русско-турецкая война

Весной и летом 1853 года Николай I вплотную подошел к войне с Оттоманской империей. Ввод русских войск в Молдавию и Валахию сделал ее почти неизбежной. Спор о Святых местах в Палестине дошел до почти неконтролируемого уже развития событий. Петербург был в одном шаге от решений, принятие которых означало бы столкновение с Парижем и Лондоном. Этот шаг отделял Россию от нежелательной войны до войны с трудно предсказуемыми последствиями. Расчет на изоляцию Франции уже был очевидно утрачен, но вера в поддержку Австрии еще сохранялась.

10 июня (2 июля) император отправил Францу-Иосифу письмо, в котором извещал его о том, что в случае начала большой войны с участием англичан и французов, «…Я не смогу более удерживать в покое болгар, греков и прочие народности, нетерпеливые и пришедшие в отчаяние. Весьма возможно, что они все восстанут, а флоты бессильны против них. Последствием будет падение в Европе Оттоманской Империи даже без помощи нашего оружия. Я желал бы, если это событие наступит, заранее знать твои виды и намерения. Я повторяю то, что ты уже знаешь: я не желаю завоеваний, и я это торжественно объявил в моем манифесте России. Этим все сказано (разр. авт. — А.О.).» Для будущих государств Балкан, в случае распада Оттоманской империи, предлагался совместный русско-австрийский протекторат, но до вступления в войну Франции и Англии переход через Дунай не предполагался. «Достигнув Дуная, мы будем ждать, — писал Николай Паскевичу, — что предпримут турки; долго им оставаться в этом положении мудрено, ибо оно им разорительно; ничтожность правительства делается все яснее, даже для самих турок, и надо опасаться революции. Словом, если войны и не будет, предвижу я скорое падение Турции».

Император ошибочно оценил возможные варианты развития событий не только в отношении Турции, где оккупация княжеств вызвала очень бурную реакцию. Правительство с трудом контролировало эмоции. В Австрии русские действия были подвергнуты самой жесткой критике. Париж и Лондон дали знать Вене, что в случае начала большой войны и поддержки России со стороны Австрии они не будут противодействовать возможным революциям в северной Италии, Венгрии и Польше. Эти предупреждения сразу же привели к желательным для англо-французского союза последствиям. В циркуляре русского Министерства иностранных дел, изданном после вступления нашей армии в Дунайские княжества, было объявлено, что Россия не имеет цели разрушения Турции и немедленно прекратит оккупацию княжеств, как только будут удовлетворены ее требования. Кроме того, там содержались и уверения в том, что Россия не начнет первой военные действия и не станет побуждать христианских подданных султана к мятежу против своего монарха.

2(14) июля султан обратился с протестом к державам, готовым выступить за принцип целостности турецких владений. Общественное мнение Европы было настроено против России. Турецкий демарш стал основанием для созыва в Вене конференции по вопросу русско-турецкого конфликта. В этот момент турки, наконец, стали прислушиваться к советам польской эмиграции и решили создать казачью бригаду из казаков под польским командованием. 2 полка по 6 эскадронов в каждом должны были стать нуклеусом новой армии, в том числе и привлекать к воинской службе добровольцев из христианских подданных султана. Бригаду возглавил М. Чайковский (Садык-паша). Он же выступил инициатором создания этой части. Как отмечал Чайковский — «я хотел этим воскресить запорожское войско, которое, служа турецкому падишаху, самому верному и единственному союзнику Польши, не переставало быть войском Речи Посполитой и короля польского». Садыку удалось собрать до 1,5 тыс. человек — самого разного происхождения и судеб люди, с которыми он мечтал дойти до Киева. Гигантские планы остались на бумаге.

В тот же день, когда султан обратился с протестом к Европе, Паскевич подал на Высочайшее имя докладную записку относительно возможных действий. Фельдмаршал особо отметил единство европейских держав против России, как и то, что оно вряд ли будет нарушено. Способом давления на Турцию он считал занятие Дунайских княжеств. «Заняв княжества, мы не начинаем войны. — Писал он. — Посему нет необходимости переходить теперь же Дунай или начинать самим военные действия. Если же турки перешли бы на левый берег, то, без сомнения, их следует отбросить, но и тогда еще подумать, идти ли вперед или остановиться: ибо едва ли мы будем готовы для перехода через Балканы. Разумеется, если бы удалось разбить или разогнать их армию, так, чтобы все пространство перед нами очистилось — тогда, конечно, пользоваться обстоятельствами и идти вперед». Тем временем возникла перспектива дипломатического решения назревавшего конфликта.

31 июля 1853 г. Великобритания, Франция, Австрия и Пруссия приняли в Вене редакцию ноты, представлявшую компромисс между русской и турецкой позициями: «Его Величество султан в самом сердечном желании возобновить между собой и Его Величеством Императором Всероссийским отношения добрососедства и полного согласия, которые были, к несчастью, испорчены недавними и тяжелыми осложнениями, принял серьезную задачу изыскать средства к уничтожению следов сего разногласия. Блистательная Порта, узнав о таком императорском решении из верховного ираде от… поздравляет себя с возможностью сообщить его графу Нессельроде. Если во все времена Императоры России проявляли свою деятельную заботливость о сохранении прав и привилегий православной греческой церкви в Оттоманской Империи, то султаны не отказывались никогда освящать их торжественными актами, свидетельствующими обих древнем и постоянном благожелательстве по отношению к их христианским подданным. Ныне царствующий Его Величество Султан Абдул-Меджид, воодушевленный тем же расположением и желая дать Его Величеству Императору России личное свидетельство своей искренней дружбы, руководствуется своим безграничным доверием к выдающимся достоинствам своего Августейшего друга и союзника и изволил уделить серьезное внимание представлениям, сделанным князем Меншиковым Блистательной Порте. Вследствие этого нижеподписавшийся получил приказание объявить нижеследующим, что правительство Его Величества султана останется верным букве и духу положений Кучук-Кайнарджийского и Адрианопольского трактатов, которые касаются покровительства христианского культа и которые Его Величество считает долгом своей чести соблюдать навсегда; охранять от всякого ущерба, будь то ныне, будь в будущем, пользование религиозными привилегиями, предоставленными августейшими предками Его Величества восточной православной церкви и подтвержденными им самим и, кроме того, дать в духе высокой справедливости, греческому исповеданию участие в преимуществах, предоставленных другим христианским исповеданиям особыми конвенциями или распоряжениями. Наконец, так как императорский фирман, только что данный греческому патриарху и духовенству, заключает подтверждение их религиозных привилегий и должен быть рассматриваем, как новое доказательство благородных чувств султана, и так как объявление этого фирмана должно навсегда рассеять всякое опасение по отношению к обряду, являющемуся исповеданием Его Величества Императора России, то я счастлив возложенной на меня обязанностью сделать настоящее заявление».

Нота завершалась обещанием сохранения statusquo в Святой Земле и предоставление русским консульствам в Сирии и Палестине прав особого надзора над благотворительными учреждениями, предназначенными для русских паломников. Нессельроде считал этот документ вполне приемлемым, не смотря на то, что «…проект не вполне отвечает последним столь умеренным требованиям князя Меншикова…». Барон Мейендорф докладывал, что нота позволит создать условия для мирного выхода из кризиса. Николай I сомневался в том, что это произойдет и ожидал подвоха со стороны европейской дипломатии. Тем не менее русское правительство согласилось принять документ при условии, что в него не будет внесено изменений. Опасения императора оказались вполне обоснованными. Турция, побуждаемая Каннингом, потребовала весьма существенных перемен в тексте, подчеркивавших миролюбие и веротерпимость султанского правительства в отношении собственных подданных.

Достаточно отметить, что в начале документа предлагалась следующая фраза: «Если во все времена Императоры России свидетельствовали о своей деятельной заботливости о культе греческой православной церкви, то султаны никогда не переставали охранять права и привилегии, которые они даровали в разное время этому культу и этой церкви, которые они даровали в разное время этому культу и этой церкви в Оттоманской Империи, и не переставали освящать их новыми торжественными актами…» Вслед за этим следовала редакция текста, исключавшая ссылку на права России, основанные на предыдущих русско-турецких договорах. В Петербурге совершенно верно истолковали результаты работы, проведенной Каннингом с турецкими дипломатами. «Исключение и добавление слов, — отметил Нессельроде, — введенных сюда с подчеркнутой щепетильностью, имеют явную цель отменить Кайнарджийский трактат, делая вид, будто они его подтверждают.» Представители Англии, Франции и Австрии сделали вид, что ничего не случилось. По их мнению, правки были малозначительными. Николай I считал недопустимым согласиться на изменение документа после его принятия. 26 августа (7 сентября) русский канцлер известил страны, отправившие редакцию ноты, что Россия ожидала проявления требовательности не только по отношению к ней, но и к Турции, и не позволит ставить ее таким образом перед свершившимся фактом.

В Турции росла убежденность в поддержке со стороны Англии и Франции, а вместе с ней и воинственные настроения. На чрезвычайном заседании дивана, собранном 14(26) сентября, 172 его участника высказалось за объявление войны России. Перед обсуждением великий визирь заявил в присутствии султана, что в случае, если большинство голосов выскажется за мир, а не за войну, он немедленно подаст в отставку. После этого Решид-паша превратился в народного героя, за здоровье которого возносились публичные молитвы. В тот же день Абдул-Меджид выдвинул ультиматум, требуя очистить Дунайские княжества. 26 сентября (8 октября) турецкий главнокомандующий Омер-паша отправил письмо на имя русского главнокомандующего, требуя в 15 дней вывести войска из княжеств. Через два дня генерал-адъютант князь М.Д. Горчаков в своем ответе сослался на отсутствие у него полномочий для переговоров или подобного рода решений. Последовал разрыв русско-турецких отношений. Турция объявила войну России.

В сентябре 1853 г., надеясь еще на поддержку со стороны Франца-Иосифа, Николай I, сопровождаемый Нессельроде, отправился на маневры австрийской армии в Ольмюц. Результатом встречи двух императоров и совещаний сопровождавших их канцлеров стала австрийская нота, излагавшая позицию России. Дипломатическим представителям держав в Константинополе предлагалось сделать заявление о том, что принятие Венской ноты в неизмененном варианте не ущемляет суверенных прав султана, а Россия не стремится к вмешательству во внутренние дела Порты. Австрия гарантировала свой нейтралитет на случай русско-турецкой войны. По завершению маневров в Варшаву на встречу с Николаем I приехали Франц-Иосиф и Фридрих-Вильгельм IV. После этого император всероссийский посетил резиденцию короля Прусского в Сан-Суси, где его ждало разочарование. Берлин отказался присоединиться к ольмюцкой ноте, а Англия и Франция не приняли ее условия. 8(20) октября их представители в Константинополе отдали приказ о переходе своих эскадр из Безикской бухты в Босфор, что и было выполнено 27 октября (8 ноября) 1853 г.

20 октября (1 ноября) 1853 г. Николай I подписал Манифест «О войне с Оттоманской Портою». В нем говорилось о том, что Россия не хотела этой войны и пыталась избежать ее, действуя вместе с другими европейскими державами. «Ожидания Наши не оправдались. — Заявлял император. — Тщетно даже главные Европейские Державы старались своими увещеваниями поколебать закоренелое упорство Турецкого Правительства. На миролюбивые усилия Европы, на Наше долготерпение, оно ответствовало объявлением войны и прокламацией, исполненной изветов против России. Наконец, приняв мятежников всех стран в рядах своих войск, Порта открыла уже военные действия на Дунае. Россия вызвана на брань: ей остается, — возложив упование на Бога, — прибегнуть к силе оружия, дабы побудить Порту к соблюдению трактатов и к удовлетворению за те оскорбления, коими отвечала она на самые умеренные Наши требования и на законную заботливость Нашу о защите на Востоке Православной Веры, исповедуемой и народом Русским!» Началась война. «Как и когда она кончится, — отметил 22 октября (3 ноября) Николай I, — знает один Бог милосердный. Будем ли иметь дело с одними турками или встретимся с англичанами и французами. Как бы ни было, пойдем своим путем, готовые на все, и не отступим.»