М. Никифорова в тюрьме, 1909 г.
Гражданская война вывела (а некоторых – и вышвырнула) на подмостки большой истории очень неожиданных персонажей. И одной из таких героинь стала некая Мария (Маруся) Никифорова. Начинала она как террористка-безмотивница, в эмиграции близко познакомилась с Александрой Коллонтай и Владимиром Антоновым-Овсеенко. Её «Вольная боевая дружина» в одной из стычек как-то раз даже одержала верх над отрядом Григория Котовского. И поначалу некоторые самого Нестора Махно называли лишь «сподвижником Маруси Никифоровой».
Об этой странной женщине мы и поговорим мы двух небольших статьях.
Первая загадка Марии Никифоровой
Отец героини статьи, Григорий Никифоров, был дворянином, участвовал в Русско-Турецкой войне 1877-1878 гг., дослужился до чина штабс-капитана. Выйдя в отставку, он поселился в основанном при Екатерине II городе Александровск, известному по ставшему песней знаменитому стихотворению М. Светлова «Гренада»:
«Ответь, Александровск,
И Харьков, ответь:
Давно ль по-испански
Вы начали петь?»
И Харьков, ответь:
Давно ль по-испански
Вы начали петь?»
Этот город входил в состав новороссийской Екатеринославской губернии, но в советское время был переименован в Запорожье и стал центром собственной области. Мария Григорьевна Никифорова родилась в 1885 году и сразу после этого события родители резко изменили образ жизни: перестали принимать гостей, препятствовали общению дочери с другими детьми. Причиной, как говорили потом, стала редкая врождённая патология – аномалия развития половых органов. В 1909 году осужденную террористку Никифорову сокамерницы даже приняли за подсаженного к ним шпика-мужчину. Одна из них – Екатерина Акинфиева-Никитина, в статье «Наш побег», опубликованной в журнале «Каторга и ссылка» (№ 7 за 1929 г.) сообщает:
«От нас она явно пряталась: раздевалась всегда под одеялом, не мылась, как все мы, в уборной до пояса, выскакивала туда, обязательно убедившись, что все сидят в камере».
О том же она писала и в книге «Новинское освобождение» (1929 г.).
В конце концов, Никифорова вынуждена была сделать шокировавшее всех признание. Акинфиева-Никитина утверждает:
«Это оказался не мальчик и не девочка, а полного и редкого типа гермафродит – более грамотные из нас скоро об этом догадались и звали его «оно». Он не был провокатором, но, конечно, половое уродство сказалось на всей психике – истерической, извращенной и аморальной. За границей, куда он попал после побега, он ориентировался на анархистов, жил странно, то в мужском, то в женском платье, имел соответственные романы, получал какие-то средства. Мы все с ним совсем разошлись».
Ходили слухи, что потом, за границей, Никифоровой пересадили какие-то «гормональные железы», благодаря чему она стала больше похожа на женщину. Об этом на допросе в ЧК говорил и ее близкий знакомый – анархист Артемий Гладких. Однако никто не может, сказать, что это была за операция, где она была произведена, и была ли она вообще. Ведь точно известно, что первая официально зарегистрированная операция по смене пола была произведена лишь в 1930-м: некий Эйнар Веджинер после неё стал Лили Эльбой. Как же выглядела эта странная женщина? Вот как описывает её упоминавшаяся выше Е. Акинфиева-Никитина:
«Очень молодая угловатая женщина, невысокая, коренастая, стриженная под скобку, с бегающими карими глазами. Испитое мальчишеское лицо, в котором, несмотря на ее молодость, было что-то старческое».
А вот свидетельства людей, встречавшихся с ней уже после революции. Махновец М. Чуднов видел Никифорову в 1918 году, он сообщает:
«Это была женщина тридцати двух, или тридцати пяти лет, среднего роста, с испитым преждевременно состарившимся лицом, в котором было что-то от скопца или гермафродита. Волосы острижены в кружок. На ней ловко сидел казачий бешмет с газырями. Набекрень надета белая папаха».
Большевик М. Киселёв, который увидел Никифорову на митинге в Бердянске в мае 1919 г., описывает её следующим образом:
«Около тридцати лет. Худенькая с измождённым испитым лицом, производила впечатления старой засидевшейся курсистки. Острый нос. Впалые щеки… На ней блузка и юбка, на поясе висит небольшой револьвер».
Но другой большевик, С. Ракша, секретарь партбюро Днепровского красногвардейского отряда, сообщает:
«Говорили, что она женщина красивая, и что ее адъютант штабс-капитан Козубченко, тоже красавец и щеголь, не спускает с нее глаз. Я застал их обоих. Маруся сидела у стола и мяла в зубах папироску. Чертовка и впрямь была красива: лет тридцати, цыганского типа, черноволосая, с пышной грудью, высоко поднимавшей гимнастерку».
Вкусы у всех конечно, разные, но, думается все же, что создатели сериала «Девять жизней Нестора Махно» изрядно польстили Марусе:
А.Уколова в роли М. Никифоровой
Упоминавшийся выше М. Киселев утверждает, что Никифорова была кокаинисткой, во что очень легко поверить. После введения в Российской империи с 19 июля 1914 г. запрета на производство и продажу всех видов алкогольной продукции во всех слоях общества резко возросло потребление кокаина и героина, которые тогда свободно продавались в аптеках.
Реклама героина, который всем известная фирма «Bayer» до начала 30-х годов ХХ века выпускала в качестве лекарства от кашля
Появились и «коктейли», в которых алкоголь смешивался с наркотиками: смесь спирта и кокаина называли «балтийским чаем», алкоголь с опиумом – «малинкой».
Маруся Никифорова «уходит в революцию»
Утверждают, что Мария Никифорова сбежала из дома в возрасте 16 лет. Некоторые говорят, что причиной этого поступка была какая-то романтическая история с неким «ухажером», который бросил ее после первой же ночи. Она работала няней, писарем и даже некоторое время мыла бутылки на местном водочном заводе. В 18 лет примкнула к одной из анархистских групп, в которой состояли сторонники «безмотивно-классового террора» – «борьбы ради борьбы». «Безмотивники» утверждали, что акты террора следует устраивать по принципу принадлежности к сословию дворян или к любому капиталисту – независимо от его личных и человеческих качеств. Любые террористические акты, с их точки зрения, были полезными, так как подтачивали основы государственного строя. Называя вещи своими именами, можно сказать, что это была банда беспредельщиков и отморозков, полагавших, что можно со спокойной совестью убивать любого прилично одетого человека, который вполне мог оказаться не «буржуем», а известным и уважаемым врачом, профессором университета, архитектором и так далее. Убивать таких людей, конечно гораздо легче, чем организовывать покушения на царя, министров или генерал-губернаторов. Никифорова участвовала во многих акциях, при ее участии были взорваны поезд, следующий в Никополь, кафе Либмана и галантерейный магазин в Одессе, от взрыва бомбы, брошенной лично Марией, погиб администратор одного из заводов.
Элька Гольда Эльевна Рувинская (она же – Ольга Ильинична Таратута), участница нападения нам кафе Либмана, основательница Анархического Красного креста (сейчас – Чёрный крест)
В некоторых источниках сообщается, что Никифорова в то время предпочитала мужские костюмы и требовала от однопартийцев называть её Володей. В 1907 году при задержании в Херсоне она попыталась взорвать бомбу, но что-то пошло не так – адская машина не сработала. Упоминавшаяся выше Екатерина Акинфиева-Никитина утверждает, что Никифоровой было предъявлено обвинение всего по одному эпизоду – как участнице убийства пристава в городе Старобельске Екатеринославской губернии. На процессе она то рыдала и во всём раскаивалась, то угрожала судьям. В итоге была приговорена к 20 годам каторги. При этом идейной революционеркой Никифорову называть нельзя, поскольку, как выяснилось, она не имела ни малейшего представления о «платформах» различных партий, да и течений того же анархизма. Уже в камере, по свидетельству ранее цитировавшейся Екатерины Акинфиевой-Никитиной, Никифорова:
«Попеременно называла себя то анархисткой, то эсеркой, но сама не врубалась даже в азы революционных теорий. Книжек не читала».
Зато, как говорят, пыталась «ухаживать» за Натальей Климовой, которая была членом боевой группы эсеров, организовавшей взрыв дачи премьер-министра П. А. Столыпина 12 августа 1906 года.
Наталья Климова
Летом 1909 года Никифорова стала участницей знаменитого побега 12 революционерок из московской Новинской женской каторжной тюрьмы (тринадцатой стала тюремная надзирательница – Тарасова Александра Васильевна, которая дожила до 1971 года). Платья для них шили мать и сестра Владимира Маяковского, а будущий великий поэт, которому тогда исполнилось всего 16 лет был по этому делу арестован и провёл в тюрьме 11 месяцев, из них 6 - в одиночной камере.
Эсеры собрали для узниц 8 тысяч рублей, которые они... забыли в камере. Но действовали чётко по плану: вошли в кабинет начальницы тюрьмы, связали ее и через окно выбрались на волю.
Новинская каторжная тюрьма, снесена в 1960 г. сейчас на этом месте знаменитый «дом-книжка» (Новый Арбат, 36)
Трех беглянок поймали сразу же, буквально на следующий день, однако остальные, в конце концов, через Сибирь, Китай и Японию сумели добраться до Франции. При этом, по свидетельству Акинфиевой-Никитиной
Никифорова доставила всем множество хлопот, она пишет о ней (в мужском роде):
«Товарищей, с которыми ему пришлось столкнуться во время скитаний по России после побега, он поражал своими дикими предложениями: ограбить почту, убить железнодорожного жандарма и прочим. При этом он страдал каким-то хроническим недомыслием, его нельзя было оставить без присмотра даже на один час и только счастьем можно объяснить то, что он не провалил десять раз себя и своих спутников».
Жизнь в эмиграции
Начальник штаба Махно В. Белаш утверждал, что Никифорова некоторое время жила в США, а потом через Испанию перебралась во Францию. Однако кроме его свидетельства доказательств пребывания Никифоровой в Америке нет. Точно известно, что она жила в Париже, где занималась в студии Огюста Родена – в особняке «Отель Бирон», где сейчас располагается музей этого скульптора. Утверждают, сил Роден высоко оценивал её талант и считал одной из лучших учениц.
Бюст Марии Никифоровой работы Родена
Между делом, познакомилась с Александрой Коллонтай и Владимиром Антоновым-Овсеенко – будущим командиром красноармейских частей Юга России и начальником Политуправления Реввоенсовета. Он, кстати, и в 30-х гг. в целом положительно отзывался об этой атаманше, называя её «энергичной и бестолковой водительницей анархических отрядов».
В Париже Никифорова продолжала вести себя крайне экстравагантно и часто «выходила в свет» в мужском костюме, что в те времена было настоящим вызовом общественному мнению. С 1913 года, стала называть себя Марусей. Во Франции в том же 1913 г. она вышла замуж за польского анархиста Витольда Бжостека, но от супруга скоро ушла. После начала Первой мировой войны знаменитый идеолог анархизма П. Кропоткин занял антигерманскую позицию. Под его влиянием, Никифорова под чужим именем поступила в офицерскую кавалерийскую школу, а затем, в 1916 году, в должности инструктора отправилась на Балканы.
Возвращение в Россию
После Февральской революции Никифорова, как и многие другие эмигранты, вернулась в Петроград (при этом она дезертировала из французской армии). Снова писала статьи в левых газетах, выступала с горячими речами на митингах, в том числе – перед матросами Кронштадта, о чем вспоминал Ф. Раскольников. После подавления июльских антиправительственных выступлений (Июльский кризис) предпочла уехать на родину – в Александровск. На Украине и в Новороссии тогда были очень популярны идеи анархизма. Поначалу Никифорова сотрудничала с большевиками, которых возглавлял ее старый знакомый – Владимир Антонов-Овсеенко, командующий красными войсками Юга России.
В. Антонов-Овсеенко в 1919 г.
Дело дошло до того, что он назначил её «начальником формирования кавалерийских отрядов в Степной Украине» – и выделил значительные деньги. Маруся на эти средства создала так называемую Вольную боевую дружину – личный отряд из 580 человек на вооружении которого состояли бронеплатформа, две пушки и семь пулеметов. Затем удалось раздобыть ещё и пять броневиков. Сотрудник ЧК И. Матусевич сообщает:
«Вид у... бойцов отряда был, мягко говоря, необычным... Здесь были и офицерские френчи, накрест опоясанные пулеметными лентами, и лихо заломленные бараньи шапки. Кто-то щеголял в до блеска начищенных добротных сапогах, за голенищами которых поблескивали черкесские ножи. Из-под расстегнутых солдатских и офицерских шинелей виднелись штатские пиджаки и крестьянские сорочки».
И, разумеется, у всех были длинные грязные волосы.
А. Ронис-Кантовский так описывает дружинников Маруси:
«В длинных волосьях и черных пелеринах... Из-за поясов торчат дула больших кольтов, в карманах бомбы. К этим налетным друзьям присоединились братишки в клешах с золотыми дамскими браслетами на руках».
Сама Маруся появлялась верхом на белом коне – в каракулевой кубанке и с папиросой в зубах. Большевик М. Рошаль, который видел Марусю в Воронеже, вспоминал:
«По улице с бешеной скоростью мчится экипаж. Небрежно развалясь, сидит в нем молодая брюнетка в залихватски надетой набекрень кубанке, рядом, повиснув на подножке, плечистый парень в красных гусарских рейтузах. Брюнетка и ее телохранитель увешаны оружием. Чего здесь только нет! Сабли, маузер в деревянной кобуре, гранаты».
На черном шелковом знамени отряда Никифоровой красовался лозунг «Анархия – мать порядка», эшелоны были увешаны плакатами с надписями «Мир хижинам – война дворцам», «Освобождение рабочих – дело рук самих рабочих», «Власть рождает паразитов! Да здравствует анархия!» и так далее.
В следующей статье мы продолжим рассказ о М. Никифоровой.
Рыжов В. А.
Опубликовано: Мировое обозрение Источник
Подпишись: