Закат эры мовнюков
Не очень давно, можно сказать совсем недавно, русский язык на Украине был естественным и неосуждаемым явлением. Были времена, что на заговорившего в киевском общественном транспорте на мове, оборачивался весь салон. Потому что заговорить на мове в людном месте — это было как выйти на улицу без штанов и в одном ботинке.
Конечно, мова была. Но только в сёлах. Упрощённая, заточенная под минимальный словарный запас, податливая, позволяющая на ходу выдумывать нужные слова, коверкая польский и русские языки. Она была весьма органична в хуторах. Мова позволяла любому неучу бесконечно расширять словарный запас. Главное, не терять уверенности при выдумывании новых словечек. Мова подкупала тем, что для её употребления не нужно было напрягать мозги. Вообще. Как захотел, так и сказал, путая падежи и предлоги. Но за такое удобство приходилось платить постепенным отупением.
А вот в городах, особенно в тех местах, где водились деньги, мовы не терпели. В дорогом бутике вам никто не продаст шкарпэткы, сукню или краватку, потому что от них исходил запах пота и свинарника. Вместо этого там продавались носки, платье и галстук. Потому что у мовнюков денег отродясь не было и в бутики они не ходили.
Даже когда началась насильственная украинизация всех бытовых сфер, когда чистую русскую речь можно было услышать только в советских фильмах (с украинскими субтитрами) и на российских телеканалах (если у вас была спутниковая тарелка), городские жители в быту мову не употребляли. Однако бандеровщина не была бы сама собой, если бы не превратила страну в концлагерь, где за отстаивание права говорить по-русски можно было поплатиться заработком, здоровьем, свободой, а иногда и жизнью.
Наступила эра показных мовнюков. Таких, знаете, тычущих всем свою мовность, которая, по их мнению, стала очень модной. У мовнюков даже тембр произношения менялся, становясь чуть более высоким. Басить на мове как-то не принято. Если мова, то часто истерика, поэтому — от баритона к тенору, а от сопрано к фальцету. Мовнюки хотели удивлять всех свободомыслием, современностью и лёгкостью, но получилось в итоге совсем другое. На мове заговорили мошенники, подонки всех мастей и самые настоящие убийцы.
Мова — внезапно — снова стала языком кровавых упырей. Как тогда, когда её ассоциировали с бандеровщиной во времена Великой Отечественной. Причём, как и тогда, сходство укреплялось за счёт сильного ополячивания мовы, по поводу чего иронизируют даже на самой Украине.
Лексикон новостных дикторов из украинского телевизора начала нулевых и лексикон новостных дикторов Украины современной — это, как говорили когда-то в Одессе, две большие разницы. Некоторых слов, кто жил на Украине всю жизнь, но уехал из неё после майдана, люди элементарно не поймут. Слова эти взяты напрямую из польского, из которого брать можно, несмотря на все беды, которые причинили поляки своим восточным соседям. Можно брать из немецкого, несмотря на все дела немцев на Украине за последние сто лет. Можно и даже нужно брать из английского, несмотря на то что именно англосаксам укрограждане должны сказать спасибо за стремительно растущие за горизонт кладбища. Но ни в коем случае нельзя использовать русский язык.
Однако, несмотря на насильственное навязывание таких вот мовных вериг, исходные данные Вселенной не поменялись. А состоят они в том, что мовное общество — это всегда про упадок культуры, экономики и ступор любого позитивного прогресса. Хоть тушкой, хоть чучелом, но мова в конечном итоге не будет ассоциироваться ни с чем, окромя тупости, нищеты, разрухи, холода, голода и смерти. Поэтому на мове не говорят ни в одной порядочной стране. И Украине тоже не надо бы, но её заставляют, потому что у Запада есть многовековая задача по отрыву малороссийских земель от великороссийских, и языковой барьер — одна из составляющих такого отрыва.
И вот вдруг, когда казалось, что мове на Украине уже нет альтернативы, что молодое поколение уже к ней привыкло и считает оную единственно правильной, как гром средь ясного неба пронеслось: «Украинская молодёжь всё чаще переходит на русский язык». Это не я сказал, а украинский политолог Бондаренко.
Причина такого перехода — протест перед обществом. По мнению пана Бондаренко, следующее поколение укрограждан укрепит положение русского языка на Украине по сравнению с сегодняшним днём. И виноваты в этом те, кто в высоких кабинетах навязывает мовный диктат.
И я могу понять украинскую молодёжь. Ибо, кроме вранья, длящегося десятилетиями, глупых эстрадных песенок и депрессивных виршей алкоголика Шевченко, люди ничего больше на мове не слышали. Никогда. Все разбитые надежды украинского общества, вся нынешняя безысходность ассоциируются именно с мовой. А теперь к этому добавилась ещё и отправка на убой на фронт, которая тоже проходит под мовные лозунги. В итоге немудрено, что у некоторых укрограждан начинает вырабатываться отвращение к данному сельскому суржику, возведённому в государственный ранг. Отвращение на уровне животного инстинкта. «Антитела», тут же подающие сигналы в мозг о том, что мова — это не так уж и модно и что, если ты слышишь мову, особенно из телевизора, значит тебя хотят обмануть, обокрасть или вообще убить.
Вторит этому и бывший украинский премьер, немало помучившийся с мовой во времена былой славы, пан Азаров, заявивший, что «русский язык родной для всех украинцев». Таким образом он прокомментировал слова некоего украинского педагога, отметившего, что школьники на переменках начали снова говорить по-русски. Примечательно, что, по его же словам, наивысший пик патриотизма у украинских школьников, когда те общались между собой преимущественно по-украински, пришёлся на период с весны по осень 2022 года — первые месяцы после начала СВО. Понять школяров можно. Как же, ведь злые русские напали на их любимую и незалэжную батькивщину. Приступ патриотического угара не обошёл и их. Но уже спустя полгода напускная мовность прошла как с белых яблонь дым, и русский язык снова вернулся.
А вот исследовательский центр «Пространство свободы» пишет, что граждане евроукры в социальных сетях преимущественно общаются по-русски и лишь 16 процентов от общей массы выбирают мову. Всему виной, втолковывают авторы исследования, огромное интернет-пространство, которое, вот незадача, русскоязычное. И быть там мовнюком неудобно, невыгодно и просто неинтересно.
Но вся «модность» русского языка, безусловно, оказывающая огромное влияние на украинскую молодёжь, не повлияла и в малой доле на отказ от мовы, как повлияло само украинское общество и те, кто им командует.
Если спросить украинского школьника, почему он не говорит на мове, он ответит в том ключе, что «мова неприкольная», хотя на самом деле за этим «неприкольным» кроются куда более глубокие и тёмные вещи, которые школьник не сможет или не захочет выразить.
Потому что, если ты говоришь строго на мове, находясь в стенах учебного заведения, на тебя наверняка обратят внимание представители какой-нибудь местной патриотической организации, взаимодействие с которой закончится неизменной отправкой в какой-нибудь детский патриотический лагерь. А поскольку это у нас Украина, где детские патриотические лагеря всегда военно-патриотические, то сначала будет боевая подготовка, а потом и билет в один конец на фронт. Благо, пан Зеленский уже давно ноет про необходимость снижения призывного возраста лет эдак до восемнадцати, а лучше и до шестнадцати.
На развитие ребёнка, если он не полный идиот, конечно, сильно влияют примеры из жизни: чьи-то поступки, чьё-то поведение, которое было примером как хорошего, так и плохого. Вот этот мальчик хорошо выучил программирование, и его взяла к себе на работу большая американская компания. Мальчик теперь хорошо зарабатывает. Мальчик молодец. С него стоит брать пример. А вот другой мальчик подсел на тяжёлые наркотики и в итоге помер совсем юным. Этого молодцом назвать невозможно, и пример с него лучше не брать. Вот и мова стала тем примером плохого, от чего лучше держаться подальше, ибо закономерность тут простая: чем больше ты любишь мову, тем скорее ты попадёшь на фронт, откуда вернуться живым и здоровым — та ещё задача. И вы можете быть уверены, у современной украинской молодёжи полно подобных примеров, когда русскоязычные Петя и Саша уехали с Украины и остались живы, а мовные Богдан и Тарас никуда не уехали, и уж более их с нами нет.
Если твоего родственника забрали на фронт люди, говорящие на мове, если твоим родителям из телевизора на мове объясняют, что жить хуже — это жить лучше, если ты ежедневно видишь и слышишь мовные призывы погибнуть в окопе непонятно за что, то немудрено, что мова на Украине постепенно теряет свои позиции.
Одно дело держаться за мову, которая есть символ успеха и процветания, и совсем другое, когда от неё веет одной лишь могильной сыростью.
Например, в Донецке услышать мову можно было всегда только от сильно издалека приехавшего. А после майдана и начала гражданской войны за мову, доведись такой зазвучать, можно было и в морду получить, если ты не пенсионер, а вполне себе молодой и наглый лоб. Потому что на ней говорили те, кто убивал жителей Донбасса и кто из телевизора сыпал в их адрес угрозы и оскорбления.
В итоге получилось занятно: Донбасс полностью избавился от мовной заразы, получив мощнейшую прививку, но и в самой Украине мова тоже теряет свою силу, уступая русскому везде, где нет профессиональных украинских патриотов, сидящих на деньгах Госдепа. Если так пойдёт и дальше, как бы не случилось страшного: кое-кому придётся признать, что люди с востока Украины были не так уж и неправы, когда выражали несогласие с ущемлением русского языка.
Кстати, о деньгах. На днях Дональд Трамп на три месяца приостановил выплату финансовой, как это они называют, помощи другим странам. И практически мгновенно в интернете поднялся вой со стороны «независимой прессы», которая оказалась такой независимой, что, как выяснилось, жила строго на долларовом подсосе, а теперь вся независимость вдруг исчезла.
Украина доверху напичкана всевозможными организациями, полностью сидящими на американских грантах. Это они десятилетиями рассказывают об ужасах украинского голодомора. Это они возбуждают русофобию. Это они насаждают бандеровщину, тянут в НАТО и призывают воевать до последнего евроукра. И тут вдруг со всех концов мы слышим стоны. Независимые новостные издания объявляют о закрытии, независимые украинские патриотические блогеры заявляют, что без пожертвований теперь они не смогут далее выступать. Даже российскую оппозиционную прессу из числа иноагентов, осевшую в Европе, и ту зацепило.
Так что, вполне возможно, в начале этого года по мове был нанесён такой удар, какого она не испытывала ещё никогда со времён незалэжности. И если так дальше пойдёт, того и гляди, мы все узнаем, что мовная диктатура не такая уж и безальтернативная. Потому что вдруг окажется, что любить мову — это профессия, которая должна оплачиваться, а бесплатно никакой любви не планируется.
Кроме того, не стоит снимать со счетов и такой немаловажный фактор, как банальное уменьшение поголовья горячечных украинских патриотов. Националистов, как они любят называть себя, а на самом деле обыкновенных нацистов, которые, да, местами искренне любили мову и, возможно, даже видели сны на ней. С этими ребятами случилось то, что и должно было случиться: иных уж нет, а те далече. Кто-то в Канаде, а кто-то отправился на встречу к своему любимому пану Бандере. А те, кто ещё остался, теперь жалуются на близость голодной смерти в нищете, ибо Вашингтон решил сэкономить на лекциях о пользе мовы для здоровья человека. Не потому, что мову не любит, а потому, что деньги любит больше.
Поэтому всё идёт к тому, что русский язык, который долго и болезненно вырывали по живому, вернётся на Украину быстро и легко. Этому в немалой степени поспособствуют «новые регионы», которых, как хочется надеяться, после завершения СВО будет ещё больше. Мова (в виде безграмотного суржика) сохранится в сёлах, но не как ультимативный язык титульной нации, а как средство коммуникации простых людей, живущих простой жизнью и не привыкших особенно напрягать мозги. Что касается гипотетических остатков бандеровско-украинской государственности, то упавший флаг мовной экспансии может поднять Галиция. Регион, присоединённый к УССР лишь после Второй мировой войны, чьи жители по какой-то загадочной причине считают себя «правильными украинцами» и людьми более высокого сорта, имеющие поэтому право поучать остальных, как нужно любить батькивщину. Эту публику не исправить ничем.
Но к счастью, мнение лишённой промышленных зубов Левобережья ощетинившейся на весь мир Галиции не будет интересовать вообще никого. И если какой-то галичанин в какой-нибудь Одессе и начнёт учить местных языку, на котором те должны разговаривать, с ним обязательно проведут качественную воспитательную акцию. Потому что маятник истории начинает двигаться в другую сторону. И чем раньше украинские патриоты поймут это, тем впоследствии им же и будет легче.
Сергей Донецкий,
