Вторая англо-афганская война: Гандамакский договор или На старые грабли

Памяти Шер Али-хана или Путем аналогий

В прошлый раз мы остановились на первых залпах второй англо-афганской войны, взятии британцами Кандагара и на внезапной смерти оставившего Кабул Шер Али-хана. К слову, своим отъездом из столицы в ходе боевых действий эмир мне напомнил польского маршала Э. Рыдз-Смиглы, покинувшего Варшаву в погожие сентябрьские дни 1939-го. В общем, не удивительно: всегда существовал тип правителей, пребывающий в иллюзии относительно военно-политической действительности и теряющийся, столкнувшись с ее реалиями.



Расчет ведь у обоих был схож: первый, обнадеженный миссией генерал-лейтенанта Н. Г. Столетова и его обещаниями, надеялся на помощь России; второй — Франции, опираясь на союзный с ней договор.

И это при том, что Шер Али-хан, как мы помним из прошлого материала, был талантливым реформатором, а Рыдз-Смиглы, в свою очередь, – неплохим военачальником на полях советско-польской войны 1920-го. Но оба оказались не на своем месте в час выпавших на долю их стран суровых испытаний.

На самом деле, Шер Али-хан в статусе, скажем, премьер-министра, при давшем ему карт-бланш на проведение реформ решительном и сильном правителе, разбирающемся в политической конъюнктуре, принес бы больше пользы стране, нежели будучи ее главой в столь непростой ситуации, когда Афганистан стал объектом Большой игры и оказался на пороге агрессии со стороны более сильного противника.

Новый эмир Якуб-хан прорусскими настроениями, в отличие от отца, не отличался. Надо полагать, он не питал иллюзий относительно готовности уже терпевшей поражение армии сражаться и не рассчитывал на создание дееспособного единого командования, в рамках которого представлялось бы возможным осуществлять операции против захватчиков, при этом не сомневаясь в готовности подчиненных выполнять приказы.

Но сомневаться приходилось. Впрочем, с подобной проблемой сталкивался не только Якуб-хан, но и правители Афганистана и до него, и после.

В общем, вскоре после установления англичанами контроля над стратегически важным Хайберским проходом и особенно вследствие понесенного от войск генерал-майора Ф. Робертса поражения в сражении за не менее важный перевал Пейвар Котал эмир предложил британцам переговоры о мире.

Причина сговорчивости монарха именно в успешных действиях решительного и способного Робертса: позиция афганцев на перевале была достаточно прочной и в случае успешной обороны и обескровливания противника позволяла им осуществлять операции на коммуникациях англичан с возможностью отрезать их от баз снабжения.

Тогда вырисовывалась перспектива длительной войны на истощение, чего Робертс, по его собственному признанию, опасался. То есть более слабая с точки зрения вооружения и уровня подготовки личного состава афганская армия имела шанс выиграть кампанию, избегая решительного сражения, но оперируя на коммуникациях противника, создав ему проблемы с тем, что ныне принято называть логистикой. Однако дело решила предпринятая Робертсом комбинированная атака с фланга и тыла.

Ошибки победителей

Британцы на инициативу Якуб-хана ответили согласием, но допустили две фундаментальные ошибки. Первая: переговоры решили вести только с монархом, то есть в который раз продемонстрировав непонимание реалий Афганистана, обусловленных необходимостью осуществлять диалог с обладающими военной силой региональными элитами, в том числе и с имевшими влияние на темные массы муллами – просчет, который в скором времени дорого обойдется завоевателям.

Вторая ошибка: предъявление требований, способных привести только к эскалации конфликта, ибо не учитывались настроения и интересы целого спектра влиятельных группировок, особенно упомянутых мулл.

Сам документ британский представитель майор П. Каваньяри и Якуб-хан скрепили подписью в Гандамаке 29 мая 1879 г. Снова позволю себе аналогию со Второй мировой. Выбранное англичанами место для заключения мира, связанное с гибелью последнего отряда из армии генерал-майора У. Эльфинстона пасмурным январским днем 1842-го, напоминает решение немцев в июне 1940-го заставить французов сесть за стол переговоров в Компьенском вагоне.


Главный итог договора: афганский рынок открывался для британцев, в чем и заключалась цель практически всех колониальных войн Соединенного королевства. По большому счету, на этом следовало остановиться, склонив посредством ряда преференций на свою сторону региональные элиты и мулл.

Но вместо этого англичане наступили на старые грабли: разместили в столице представительство во главе с Каваньяри, явив к тому же бестактность, ибо доверили вести переговоры и подписать столь важный дипломатический документ офицеру, статус которого был сравнительно невысок. Что мешало доверить это Робертсу — военачальнику достаточно высокого ранга и понимавшему реалии эмирата лучше Каваньяри?

В общем, идея делегировать полномочия по выстраиванию нового формата отношений с эмиратом не очень искушенному в тонкостях восточной дипломатии офицеру следует назвать опрометчивой.

Последнего не остановили блуждающие средь неказистых глинобитных домов Кабула и его окаймленных безмолвными вершинами окрестностей тени павших поздней осенью 1841-го в афганской столице высокопоставленных и убежденных в собственной безопасности джентльменов: дипломата и разведчика А. Бернса и фактического посланника Ост-Индской компании У. Макнагтона.


Согласно подписанному в Гандамаке документу, английские эмиссары могли спокойно перемещаться по стране, что создавало известную долю напряжения в отношениях с Россией, готовой мириться с контролем британцами территории на линии Кандагар – Кабул – Мазари-Шариф, но с подозрением относившейся к их проникновению в Герат, расположенный в непосредственной близости от русско-афганской границы.

Британский слон в афганской лавке

Наконец, внешнюю политику Кабул должен был согласовывать с Лондоном, а фактически – с Калькуттой, где размещалась резиденция Британской Индии.

Шаг, мягко говоря, излишний, ибо контроль над политикой можно осуществлять и иными, более тонкими способами – посредством тех же советников, особенно в финансовой и военной сферах. Вместо этого британцы предпочли идти напролом, уподобившись слону в посудной лавке.

Предполагая, чем приезд Каваньяри в Кабул закончится, и не желая брать на себя ответственность за эксцессы в адрес англичан, Якуб-хан предпочел фактически выйти из игры и самоустраниться от последующих событий. Это стало первой проблемой для оккупантов, свидетельствующей об утрате ими контроля над ситуацией.

Еще одна проблема явила себя на Туманном Альбионе в облике созданного бывшим вице-королем Индии Д. Лоуренсом – из прошлого разговора мы помним о нем как о противнике вторжения в эмират – «Афганского комитета», критиковавшего начавшее войну правительство по причине нерационального использования сил и средств ее величества, особенно в контексте разгоравшегося военно-морского соперничества Англии и Франции, по большому счету представлявшего собой, по оценке британского историка Ч. Гамильтона, первую в мире гонку вооружений, весьма для английского бюджета затратную.

Лоуренс не скрывал своего раздражения:


Надо думать, знакомый с положением дел в эмирате Лоуренс прогнозировал консолидацию, идеологически скрепленную фанатичными муллами, различных этнополитических сил в Афганистане на антианглийской почве, причем это могло привести не только к серьезным потерям среди оккупационных войск и их отступлению из эмирата, но и гипотетически к перенесению военных действий на территорию Британской Индии.

Помните, мы в одном из прошлых материалов говорили о неудовольствии части афганской элиты передачей эмиром Дост-Мухаммадом стратегически важного – по сути, восточных врат эмирата – Пешавара под управление англичан.

Нужно также принимать во внимание сравнительно недавнее покорение колонизаторами государства сикхов – в 1849-м. Не сказать, что отношения Афганистана и сикхов носили дружественный характер. Однако и те, и другие могли найти общий язык на почве противостояния колонизаторам.

Наконец, по договору англичане приобрели часть территории, в том числе стратегически важный Хайберский проход, с чем, очевидно, по меньшей мере часть афганской элиты смириться не могла. Утрата Пешавара-то, как мы только что отметили, вызвала у афганцев негативную реакцию, а тут – ключ к вратам столицы.

Да, перевал стратегически важен, но что мешало англичанам разместить там гарнизон в рамках межгосударственного с эмиратом договора или превратить его в демилитаризованную зону, осуществляя контроль за ней с помощью английских и номинально афганских наблюдателей, при этом постепенно выращивая ориентированную на Соединенное королевство элиту. Это нашло отражение в политике создания доминионов, к тому времени, на примере Канады, уже действующей.

Кроме того: раз уж присоединили Хайберский проход, то по сугубо военным соображениям нужно было присоединять и Джелалабад, но его, на момент подписания мира уже захваченный британскими войсками, вернули эмиру. Я, разумеется, и мысли не допускаю, что Каваньяри прежде, нежели составить договор, не взглянул на карту – несомненно, он знал ее хорошо, – но вот логику: Хайбер – наш, Джелалабад – их, понять не могу, объясняя решение майора только недооценкой противника.

Британцы, по сути, собирались править, в их представлении, полувассальным государством. В таком случае Джелалабад, подобно Хайберскому проходу, выполнял функцию ключа от восточных врат Кабула, как функцию от южных выполнял Кандагар, также возвращенный эмиру.

Возвращение занятых территорий, которые потом придется завоевывать вновь… В истории такое случалось.

Ошибка британского рыцаря или Навстречу смерти

Дальнейшие события показали правоту Лоуренса: не лезть в Афганистан. Каваньяри с небольшим эскортом отправился в Кабул, уверенный в собственной безопасности. Но бывший хорошо осведомленный о положении дел в Центральной Азии вице-король выступил не только с верным прогнозом относительно последствий вторжения, но и изрек пророческое: «Всех их перебьют».

Впрочем, для этого не нужно было становиться пророком, следовало просто оставаться реалистом, каковыми Лоуренс и Робертс были, критически относившиеся к кабульской миссии Каваньяри.

Однако ее глава, посвященный королевой Викторией за Гандамак в рыцари, реалистом не был. Его последним днем земной жизни стало 3 сентября 1879 г., когда возвратившиеся из Герата и несколько месяцев не получавшие жалования три афганских полка штурмом взяли расположенную близ Бала-Хиссара резиденцию британцев – предварительно Якуб-хан часть денег выдал, а часть предложил взять у англичан, но глава миссии отказался платить. В результате и Каваньяри, и его спутники пали с оружием в руках после ожесточенного боя.

Одной из причин гибели миссии и ее главы стала агитация упомянутых выше мулл, влияние которых на толпу было явно недооценено ни ранее Бернсом – обстоятельства его смерти весьма схожи с гибелью Каваньяри, – ни самим рыцарем.

Роль Якуб-хана в разыгравшихся событиях в полной мере не прояснена. Вряд ли он сочувствовал восставшим, понимая, что ответом станет карательная экспедиция, подобная предпринятой в 1842-м генерал-майором Д. Поллоком в ответ на гибель армии Эльфинстона. Тогда подвергся разрушению знаменитый на всю Центральную Азию кабульский базар, а также были предприняты показательные казни.

Все выглядело проще. Эмир не контролировал ситуацию за пределами резиденции и имел основания опасаться за собственную жизнь – муллы могли и его обвинить в страшном: продался неверным. И так подобные слухи бродили среди взбудораженной кабульской толпы.

В скором времени Якуб-хан отрекся от престола, а британцев вместо вызвавшего в далеком Лондоне эйфорию мира ожидало продолжение войны, о чем – в следующем материале.

Использованная литература
Лисицына Н.Н. Как Якуб-хан дракона убил, или сотворение героя по британски
Халфин Н.А. Провал британской агрессии в Афганистане (XIX в. - начало ХХ в.). М.: Изд-во социально-экономической литературы, 1959.
Хопкирк П. Большая игра против России. Азиатский синдром. М., АСТ, 2023.
Штейнберг Е. Л. История британской агрессии на Среднем Востоке. — М., Воениздат, 1951.