Историк, общественный деятель, публицист, предприниматель и боец подразделения «Шторм Z» Даниил Туленков в беседе с главой медиахолдинга Readovka Алексеем Костылевым рассказал о боях за Работино, проекте «Шторм Z» и том, какое значение для Киева имела ситуация со взятием населенного пункта силами противника.
О мотивации бойцов, разных подходах к участию в СВО, а также о выходцах из тюремной среды – читайте в большом интервью Даниила Туленкова.
Алексей Костылев: Сегодня мы с Даниилом сидим за одним столом, и у нас сегодня есть повод для разговора. Это книга «Шторм Z. У вас нет других нас». Книга за авторством Даниила. Даниила, наверное, многие из вас помнят по «Осеннему каналу», который наделал, на самом деле, много шума, где Даниил и начал публиковать свои рассказы. Кто не в курсе, Даниил вел, скажем так, летопись происходившего под Работино. Этим летом в самый разгар контрнаступа, где волей судеб Даниил и оказался. То есть Даниил, это выпускник, если можно так сказать, проекта «Шторм Z».
Сегодня, конечно, наш разговор будет, в первую очередь, о книге, о тех событиях, которые были зафиксированы в ней, и о том контексте, в котором мы сейчас находимся, неизбежно в рамках происходящего в нашей стране. Когда вы поняли, что нужно писать эту книгу?
Даниил Туленков: Я понял, что нужно писать эту книгу в конце или даже в середине октября 2023 года, после, наверное, двух-трех недель с момента окончания описанных в книге событий, когда все это переварилось, улеглось в голове, и породило острое желание запечатлеть это.
«Любой, кто скажет, что я это все воспринимаю с ледяным спокойствием, хладнокровием, мне это как вот... В туалет сходить в соседний огород. Я думаю, это будет неправда. Все же понимают, что работа связана со смертельным риском, и это может быть билет в один конец», – сказал Туленков на видео с передовой.
Обстоятельства сложились так, что в октябре 2023 года я на неопределенное время был переведен из штурмового отряда в штаб на должность связиста, что дало мне некоторый люфт в плане свободного времени, возможность переосмыслить, осмыслить, доосмыслить события, имевшие место незадолго до этого. И при этом же ощущение неизбежной в военных условиях зыбкости и непостоянности текущего бытия подталкивало к тому, чтобы успеть запечатлеть вот то, что просилось наружу на случай, если вдруг, в любой день, в любой час, в любую минуту нужно будет вернуться обратно в строй туда. А там и психологическое состояние, и работа головы устроена совсем по-другому. Там уже не до писательских экспериментов.
«Основные навыки здесь приобретаются в практике, и это касается практически любого направления деятельности», – сказал Туленков на видео с передовой.
В первую очередь, обращаясь к обывателю, который, мне кажется, не совсем понимает истинное значение слов про зыбкость бытия, про работу ума. Вы, насколько я знаю, человек довольно образованный, успевший позаниматься бизнесом. Я так понял, не совсем успешно в конце бизнес-карьеры. Почему у вас и занесло это, собственно говоря, в «Шторм Z».
«Я осужден за экономические преступления по статье 159 УК РФ. У меня это проскакивало в моих текстах, я никогда этого не скрывал, не вижу смысла. Ну, свое дело я считаю сфальсифицированным, вину я никогда не признавал…», – сказал Туленков на видео с передовой.
Каково это человеку, более-менее городскому, приближенному к классическому пониманию среднестатистического россиянина сейчас, вдруг оказаться в отряде «Шторм Z» где-то под Работино в июле-августе 2023 года?
Если коротко описать, это, конечно, имеет некоторую долю сюрреализма при восприятии того, что произошло. Но давайте по порядку. В «Шторм Z» люди не приходят с улицы. То есть «Шторм Z» предполагает отбор из учреждений Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН).
«Есть такая мифология, что сюда берут там всех сорвиголов, которых только можно. Да нет, потому как я наблюдаю за работой оперчастей, исправительных учреждений, все равно акцент идет больше на людей, оказавшихся в тюрьме случайно», – сказал Туленков на видео с передовой.
Постоянно приходилось объяснять, что проект «Шторм Z» и проект «Шторм» – это разные вещи. Если в «Шторме» просто бывают совершенно разные категории военнослужащих, то «Шторм Z» – это непосредственно связанный с системой ФСИН проект и других категорий, кроме спецконтингента, так называемого, в «Шторм Z» нет.
Получился такой, своего рода, переход в моей жизни.
Сначала я оказался подопечным системы ФСИН, ну а уже проведя там год, осознав, что в этой системе я бессмысленно растрачиваю самый важный человеческий ресурс, которым, лично я считаю, время, отведенное нам, я уже отправился в зону проведения СВО в составе «Шторм Z». То есть люди, окружавшие меня по объективным причинам, представляли собой социальный срез, мне уже к этому времени достаточно хорошо известный.
Вы попали в эту среду, но исходя из общения с вами, я не вижу, скажем так, ментальных последствий. У нас принято так в обществе: есть люди, которые не попадали в систему ФСИН, но ментальные последствия, скажем так, общения со спецконтингентом, которое не факт, что было, они прослеживаются, а у вас этого нет. Как это получилось?
Я, в первую очередь, скажу, что это вопрос самодисциплины. На самом деле я могу вполне комфортно общаться и на «понятийном» уровне спецконтингента без всяких для себя проблем. Просто я всегда адекватно воспринимаю ту среду, в которой нахожусь, и понимаю, что есть вещи, которые уместны там, и, например, неуместны тут.
«Сюрреализм — это моя прошлая жизнь. То есть там, где я сидел в своем офисе, в директорском кресле. Там, где я был на каких-то встречах в Москве, в Питере. То есть это какое-то кино про какого-то другого человека, а моя жизнь, вот она и есть», – сказал Туленков на видео с передовой.
А второй немаловажный момент, что в эту среду я попал уже в возрасте 43 лет. Это достаточно серьезный базис, чтобы не представлять собой губку, впитывающую все подряд. То есть к 43 годам, если человек, как говорится, дожил, то какая-то система фильтрации в его голове существует. И понимание, что «это тебе не нужно в жизни» работает очень хорошо. И это, наверное, вторая часть ответа на этот вполне конкретный вопрос.
А те люди, которые вместе с вами отправились в проект «Шторм Z», понимали, какой выбор они совершают? Или для них это была возможность просто уйти из системы ФСИН?
Здесь есть очень интересный момент, который я обдумывал для себя, именно для понимания сущности этих людей. В основном, да, люди гораздо моложе меня в массе своей. И опять же, возвращаясь к тому, что я ранее сказал, там есть элемент губки, впитывающей это все. Да, они вышли из тюремной среды. Тюремная среда, скажем так, относится со скептицизмом к таким явлениям, как патриотизм. То есть все, что исходит от государства и общества, тюремной средой, которая представляет собой классическую антисистему в гумилевском смысле этого слова, как чужеродные идеи гасятся, подавляются. Поэтому в массе своей люди декларировали, бравировали даже, что «мы здесь только ради помилования, нас не интересуют вот эти все громкие пафосные лозунги».
Но это я сейчас так говорю. Они это более простым языком, но суть я передал верно. В этом есть какая-то игра. И она чувствовалась всегда. Потому что эти же люди, которые говорили, что мы здесь только по таким меркантильным, ну прямо скажем, низменным соображениям, что нам кроме помилования ничего здесь не надо. Они проявляли зачастую чудеса героизма, стойкости, самопожертвования. Не бьется декларируемый тезис и то, что людьми движет на самом деле. Создается впечатление, что они просто стесняются в силу своего впитанного тюремного бэкграунда говорить, что ими движет на самом деле.
Да, там были такие люди, которые действительно приехали только ради помилования. Но я вам могу сказать, что через две недели после того, как они оказывались в этом, без преувеличения, аду, эти люди начинали скулить, плакать и говорить: «зачем я сюда приехал?». А те, кто прошел свой путь до конца, я уверен на 100%, что там совершенно другая мотивация, которую у них, зачастую даже, не хватает образовательного уровня, чтобы как-то грамотно сформулировать и выложить на-гора. Но это есть, и это видно, потому что люди не могут проявлять ту стойкость духа, которую я лично лицезрел, если они мотивированы исключительно какими-то наемническими, меркантильными соображениями.
Какое-то время я предполагал, что здесь играет роль, скажем так, уличная вот эта вот принципиальность, что если я, выражаясь их языком, вписался в какую-то тему, то я должен топить за нее до талого, да? Есть и такой элемент. Но есть и элемент пробуждения. Именно, наверное, на каком-то генном, на каком-то уровне подсознания в них просыпалось вот то, что покрыто только корочкой блатного фарса и подобным. А внутри солдат-зек — это тот же самый русский солдат, который защищал Осовец, который защищал Брестскую крепость, который показывал те же самые чудеса самопожертвования в рамках последних военных кампаний: возьмем Афганистан или Чечню, не важно. И чем больше человек находился за ленточкой, тем больше вот сквозь эту корку прорывалась его истинная суть. Поэтому я, можно сказать, не верю тем, кто говорил, что «мы здесь только ради помилования». Их реальные дела говорили о том, что, во всяком случае, на внутреннем каком-то уровне там была и более высокая нравственная и этическая мотивация.
А как с вагнерами? Какое к ним отношение? Все-таки это смежные проекты именно по своему содержанию. Да, «Вагнер» в плане позиционирования – частная военная. Но основной состав, именно численный состав, мы говорим про последний, наверное, год событий, это те же зэки. И плюс, к слову, не могу не замечать синонимичность образа. «Здесь звон монеты», «якобы за деньги», но все понимают, что за деньги массово так умирать никто не поедет.
Мне тяжело ответить на этот вопрос, по какой причине: я прибыл в зону проведения СВО, когда ЧВК «Вагнер», как уже отдельная структура, это было после известных июньских событий, я прибыл 26 июля, то есть их уже не было. Мы не пересекались с ними, мы, по сути дела, прибыли им в какой-то степени на замену. Поэтому о вагнеровцах из числа заключенных я могу судить только по тем наборам, которые были в нашем исправительном учреждении, а это октябрь и декабрь 2022 года. По тем из них, кто вернулся, особой разницы в плане мотивации, наверное, нет. Люди также декларировали: «мы идем туда за этим». Но при этом также чувствовалось, что есть какая-то внутренняя, другая мотивация.
Сравнивая проект «Шторм Z» и проект «К», который под патронажем ЧВК «Вагнер» был, скорее, так скажем, в технических аспектах, могу сказать, что в «Шторм Z», как ни крути, все-таки выживаемость значительно выше, существенно. Использование человеческого ресурса в рамках «Шторм Z», может быть, грубовато скажу, но как есть, менее людоедское, то есть со стороны армейских структур, чем со стороны частной военной компании. И, конечно же, у проекта «Шторм Z» немножко другой отбор. Видимо, Министерство обороны среагировало все-таки на те факты, какие имели место быть, когда вагнеровцы, совершившие какие-то там особо тяжкие преступления, возвращались в среду, привычную среду обитания, и были случаи каких-то жестких рецидивов, создавших общественный резонанс.
Поэтому в «Шторм Z» акцент всегда делался на лиц, совершивших, ну скажем так, преступления легкой, средней тяжести. Ну а если речь шла о тяжких преступлениях, как у меня, то ненасильственного характера, то есть экономика, или так называемый «пьяный руль», то есть когда обычный социализированный гражданин допустил управление транспортным средством в состоянии алкогольного опьянения, повлекшее за собой смерть человека. Это не представитель преступного мира, это такой же гражданин, но который совершил преступление. Но по сути дела это такой же гражданин, это абсолютно социализированный человек. Ну и еще очень важный момент: «Шторм Z» охотно привлекал в свои ряды бывших сотрудников силовых органов, что тоже серьезно так влияло на атмосферу, которая там была.
А, насколько мне известно, ЧВК «Вагнер» бывших сотрудников МВД, Росгвардии не особо приветствовали. «Шторм Z» в форме штурмовых рот прикомандирован к регулярным частям в российской армии. Он максимально приближен к характеру использования тех же самых контрактников, тех же самых мобилизованных. То есть в достаточно тесной спайке, но, естественно, принимая на себя удар на наиболее тяжелых направлениях, потому что весь смысл, весь концепт привлекать людей, совершивших нехорошие поступки в своей биографии, к такого рода искуплению, он и подразумевает, что эти люди должны быть там, куда не стоит направлять, например, мобилизованных. Это лежит на поверхности, это и есть концепт. Люди получают помилование через полгода не так просто. По-другому быть не может. Иначе тогда какой смысл вообще делать вот этот весь проект?
А события в книге, они с какого момента?
С момента реального прибытия в Ростов, где происходило заключение контрактов, и заканчивается это началом октября 2023 года. Это вот событийная линия в моей книге.
«Мне хотелось все пережитое запечатлеть, не сколько ради собственного тщеславия, а сколько, может быть, ради своих товарищей, тех, кто со мной сейчас в строю и тех, кто уже никогда в этом строю с нами не будет, в память о них в том числе», – сказал Туленков на видео с передовой.
Дальше, когда я уже там работал в штабе, был на связи, в группе эвакуации, ну там, наверное, скажем так, предмета особого не было для таких историй и такого эмоционального фона не было для того, чтобы это хотелось писать. Потому что я все-таки придерживаюсь той концепции, что, если можешь не писать - не пиши. Писать надо не на заказ, писать надо не для того, чтобы куда-то это все монетизировать. Вот такие вещи надо писать, только если они у тебя просятся изнутри. Тогда да, тогда они будут иметь какой-то успех и отклик, потому что общество, люди — есть запрос именно на искренность. А искренность, она не может быть по заказу. Она или есть, или ее нет.
«О многих вещах все говорить просто нецелесообразно и не стоит этого делать. Это тоже, как бы, накладывает определенные обязательства на меня, потому что я был, есть и остаюсь действующий участник СВО, и у меня, конечно, есть определенные понимания тем, тайн, секретов», – сказал Туленков на видео с передовой.
То, что у меня там за считанные недели старый Telegram-канал набрал 40 тысяч подписчиков, то, что книга, я все равно же отслеживаю ее реализацию, достаточно популярна и в хите-продаж – это результат того, что писалось не под заказ, не для хайпа, а писалось потому, что просилось снаружи. Люди это чувствуют.
Возвращаясь к событиям под Работино…
Ситуация под Работино (ударение на последний слог – Прим. Ред.). Я, кстати, сторонник использования этого ударения, хотя для меня оно было первый раз непривычно. Но после того, как я там побывал, ударение на последний слог стало вызывать у меня очень твердые ассоциации с лермонтовским Бородино. И я здесь увидел некоторую историческую аналогию. Вернемся к тому, на чем я прервался. Ситуация там была очень серьезная, и в буквальном смысле каждый штык, каждый ствол на счету. Поэтому были (бойцы – Прим. Ред.) доставлены вертолетами и практически сразу же запущены в работу.
В бой?
Да.
Сколько времени прошло с момента приземления вертолета до первого боестолкновения Вашего отряда?
Порядка трех суток. Это не как подольские курсанты в 1941 году с эшелонов на фронт, но максимально приближенно к этому. Более того, мы были к этому готовы, когда летели на вертолетах – нам были такие вводные даны. Но где-то в последнюю минуту все-таки в командовании приняли решение, что надо дать нам обосноваться, потому что это было бы разумно. Поэтому мы сначала расположились в лесополке, вырыли достаточно примитивные укрытия, на случай артудара. И где-то спустя дня три были введены в бой.
Это непосредственно под Работино?
Это все, вся моя биография за ленточкой прошла в треугольнике Работино, Новопрокоповка, Вербовое.
Эти три дня, пока вы были в этой лесополке, как вели себя люди? Никто не собирался как-нибудь ушмыгнуть? Это ожидание. Вас предупредили, возможно, сразу бой. То есть люди уже к этому готовы. И вот вам дали три дня некого томительного ожидания. Что в эти три дня происходило?
В эти три дня происходило то, что можно охарактеризовать как окончательный сброс масок. Люди, оказавшиеся здесь случайно, люди, оказавшиеся здесь под воздействием каких-то эмоций или даже просто слабоумия, которые вообще не понимали, куда они едут, в этой ситуации они очень быстро все поняли. Да, были проявления и каких-то низменных качеств: трусость и желание куда-то соскочить. Очень незначительное количество таких инцидентов имело место быть. Как минимум одного человека, пустившегося в бега в течение этих трех дней, я могу подтвердить. Да, просто человек достал припрятанную гражданскую одежду, переоделся и его видели уже бодрый рысцой, бегущим куда-то там в сторону ближайшего населенного пункта. Вот в буквальном смысле так.
А что с ним стало?
Его судьба мне неизвестна, и, если честно, она меня и не интересует. Такие люди как-то моментально выпадают из списка интересующих тебя вещей, потому что о чем с ним говорить и какое с ним может быть взаимодействие? Это уже работа военной полиции, других структур. Не знаю, куда он исчез.
А те, кто, скажем так, показал стойкость духа? Я понимаю, что мы немного анонсируем книгу, возможно, раскрываем ее содержание, но тем не менее, чтобы заинтриговать читателей, что было неожиданным, кто как раскрылся иначе?
Самое, что интересно, здесь все-таки мой не совсем бедный жизненный опыт сказался, как предпринимателя в прошлом. У предпринимателя наметанный глаз на людей. Мы как-то лучше и интуитивно чувствуем, кто перед тобой находится. Поэтому я могу сказать, что еще в учебке я для себя абсолютно адекватно ранжировал людей, которые со мной находятся. И по тому, как они себя вели уже на ЛБС, я никаких сюрпризов не встретил. То есть побежал бодрый рысцой именно тот человек, от которого я этого ожидал, и проявили стойкость духа именно те люди, от которых я этого же и ожидал. Сюрпризов лично у меня не было.
Первое было столкновение? Этому посвящен отдельный рассказ?
Да, этому посвящен отдельный рассказ.
О чем он?
Там имела место быть следующая история. Наша свежесформированная рота, которая прибыла и разместилась в лесополке, где были три дня. Дальше в моей жизни произошел непредвиденный поворот событий из соседней части, из бригады морской пехоты. Ну, номер я не называл там, не буду называть ее и здесь. Потому что для любого человека, имеющего представление о событиях под Работино летом-осенью 2023 года, совершенно понятно, о какой бригаде морской пехоты идет речь.
Тамошний начальник медсанчасти проявил заинтересованность в формировании эвакуационных групп из контингента «Шторм Z». Был произведен в нашей роте набор не добровольцев, а вот именно командир выделил. И я попал в эту группу. То есть со своей ротой на ЛБС, с которой я прибыл с учебки, я был три дня. А затем я был переведен в эвакуационную группу в составе бригады морской пехоты. Занимался эвакуацией раненых с поля боя около двух недель. Ну а затем произошла такая ситуация: рота, при которой наша эвакуационная группа была, понесла очень большие потери. Командир сказал: «санитары в строй». Иначе было никак. И мы, прибыв туда для эвакуации, были распределены по отделениям, по взводам этой роты.
С одной из групп я 23 августа 2023 года отбыл для участия в боях за Работино. А именно в тот день, ну плюс-минус, могу что-то путать уже сейчас за давность времени, над школой в Работино, то есть над господствующей точкой, был поднят украинский флаг, что символизировало падение Работино и поражение наших войск в данном участке. И была предпринята последняя попытка как-то переломить эту ситуацию. В этой последней попытке мне довелось поучаствовать. Но опять-таки это достаточно хорошо описано у меня в книге, и, наверное, я в общих чертах только ограничусь, что это имело место быть. Это и было первое боестолкновение.
«При первой операции любопытство перевешивает страх, а вот на вторую уже тяжелее всего идти», – сказал Туленков на видео с передовой.
Мне кажется, в нашем разговоре не хватает какого-то более общего штриха про Работино. Что это вообще значило для противоборствующей с нами стороны? Насколько они не жалели людей? Насколько с нашей стороны? Ну, тоже, соответственно, это была принципиальная позиция, вот все это вот... Это же первое такое серьезное наступательное действие Украины. Отвлечемся, скажем так, от пропагандистских клише, да, и мы понимаем, что для них вот как раз вот эти все вещи, флаг над Работино, это же их главный успех.
Позвольте я тогда обрисую ситуацию. Работино – это населенный пункт, находящийся на автодороге Орехово-Токмак. Это в планах командования ВСУ стратегически важный объект, потому что, как мы знаем, и у военного, и у политического руководства противника есть пунктик насчет Крыма. Соответственно, выход через Работино на Токмак и далее на Мелитополь – это попытка с их стороны нивелировать, самое главное, с их точки зрения, удачу российских войск в ходе кампании – создание сухопутного коридора в Крым.
Работино они планировали взять сходу. Это факты, которые подтверждают представители противника. Это хорошо известно. У них этого не получилось, но продвинуться они смогли на данном участке максимально глубоко на юг, создав угрозу Новопрокоповке, то есть следующему населенному пункту на пути к Токмаку. И застопорив наступление по принципу Дейла Корнеги, сделав из кислого лимона сладкий лимонад, они превратили это в медийный успех. Это действительно одно из самых ярких и объемных, и не нуждающихся в доказательстве успехов.
Собственно говоря, почему они кладут тысячи жизней, удерживая работинский выступ, который им вообще стратегически невыгодно сейчас держать? Это для медийного и имиджевого характера. По поводу их успехов с технической точки зрения, на данном участке были задействованы по-настоящему элитные подразделения ВСУ, по типу хорошо известной 47-й бригады, которую затем, как пожарную команду, по всем проблемным участкам фронта тыкали, которая была раздергана на две части и уведена под Авдеевку, где сейчас у них совсем плохие времена.
Это было активное использование НАТОвской бронетехники Leopard и Bradley. Это было активное задействование сил специальных операций, которые сознательно заводились на участки, где у нас стояли подразделения мобилизованных. То есть априори недостаточно против сил специальных операций готовых сражаться людей. Все это в совокупности обеспечило их успех, пусть не в те сроки, на которые они рассчитывали, но тем не менее успех. И падение Работино действительно было достаточно деморализующим фактором, но уже к концу сентября, к началу октября, когда они начали активно прощупывать нашу оборону в районе Новопрокоповки, высаживать туда десанты с бронетехники, можно сказать, что уже моральное состояние наших войск было восстановлено до необходимого уровня.
И где-то тогда уже всем стало понятно, что дальше они не пройдут. А вот в августе было достаточно страшновато. Страшновато именно потому, что, глядя на их успехи, никто бы не дал зарока, что это предел их успехов. Ощущение надвигающейся катастрофы действительно имело место быть и требовало достаточно серьезного напряжения всех сил, и физических, и моральных.
Я правильно понимаю, что аналогия с Бородино, она как раз про это, где вроде бы мы ушли, но противник заплатил за это такую цену. Ну и, по сути, поставил себя в стратегический тупик дальнейших действий. После уплаты этой цены за Работино, после которой, скажем так, стратегически его планы были уже неосуществимы, и мы в конечном итоге, пускай и потеряв населенный пункт, допустив утрату его, но не можем сказать, что это наше поражение в рамках всей кампании, а не только битвы за Работино.
Я подтверждаю, скажем так, это и в техническом плане, но отмечу, что имел и чуть более расширенное трактование этого сравнения. Скажем, Бородино ведь во многом стало краеугольным камнем в формировании того, что можно назвать национальным мифом, легендой с большой буквы «Л». Возможно, даже где-то в каких-то соображениях политических, его значение было и даже преувеличено, но это оправданные преувеличения, потому что миф и легенда предполагают упрощение картины – это абсолютно нормально. А без мифа и легенды не может строиться ни государство, ни нация. Так вот, именно в боях под Работино я сейчас вижу формирование нашего завтрашнего мифа, нашей завтрашней легенды, которые остро нужны нашему обществу и нашему государству в период того, что я бы назвал даже своего рода безвремением.
Прошли с момента 90-х годов и вплоть до настоящего времени, вплоть до начала специальной военной операции, которая открыла для нас окно возможностей именно в плане обретения самих себя. Я не то, что это предполагаю, я в этом глубоко уверен и даже считаю себя человеком, который небольшую скромную лепту в формирование этого мифа и легенды внес. Пусть даже своей скромной книгой. Эти бои, что под Работино, что сейчас под Авдеевкой, они сыграют свою роль не только как локальные военные операции. Они сыграют свою роль как символ и образ у нашего поиска самих себя, нашего возрождения и нашего обретения своего будущего.
Пускай это сейчас звучит пафосно и для кого-то может быть смешно, но я думаю, что и во времена Бородино многие рассуждали, что это всего лишь деревня. Тем не менее, эта деревня стала значимой точкой в нашей истории. И я глубоко убежден, что и Работино, и Авдеевка будут такими точками. И это наполняет меня верой в то, что те жертвы, которые я видел, которые многими недальновидными людьми воспринимались как напрасные, ненужные – я так не считаю. Я не считаю, что это напрасные жертвы. Я считаю, они оправданы. Если кто-то не видит это сейчас, ну это просто он не видит. А история, причем в обозримом будущем, ни через 10, ни через 100 лет, она покажет правоту тех, кто разделяет мою точку зрения на этот вопрос. Я в этом убежден. И это тоже один из стимулов, который заставил меня в конечном итоге свести свои наброски не просто в цикл рассказов, но и в некое концептуальное произведение с соответствующим эпилогом и послесловием.
Я полагаю, что правый поворот в России неизбежен и он будет. СВО – важный фактор для создания таких условий. Для сторонников правого поворота открывается окно возможностей, которого не было еще лет 10 назад. То есть, когда сторонники этих взглядов могли рассчитывать на уровень той или иной степени маргинализации, да, сейчас есть возможность стать генератором идей и, не побоюсь этого слова, властителем дум. Сейчас можно. А можно и профукать это. Запросто. У нас в этом плане страна людей, которые умеют профукивать возможности на ровном месте, даже когда им их приносят на блюдечке с голубой каемочкой. Но не хотелось бы. Потому что если мы сейчас это профукаем, то, ну...
Но летом-осенью не профукали.
Летом-осенью не профукали. И это вдохновляет, это дает надежды. Летом-осенью не профукали тогда, когда братский народ в Токмаке, там, Мелитополе уже снимал российские номера и ставил припрятанные украинские. Да, вот такой вот штрих бытия. Но не профукали. И пришлось российские номера ставить им обратно.
Да, пускай ездят под триколором, да? Ну, я думаю, они еще поездят, не один год, не одно десятилетие.
Я надеюсь, да. Во всяком случае, на этой территории точно. Вот, а тогда, да, тогда очень мной им казалось, что... Я уже позже задним числом, мониторя украинские паблики, ресурсы, увидел, как они (украинцы – Прим. Ред.) сами для себя иллюзий настроили. У них там до драк доходило. «В 14:00 или в 16:00 такого-то дня мы займем Мелитополь»? А если он говорит: «нет, в 14:00 не успеем, наверное, в 16:00». Это зрада, это уже все, это уже человек, который не верит в успех. Они правда очень большие ставки делали на это. Они понимали, что перерезка сухопутного коридора в Крым, выход в Мелитополь-Бердянск – это будет просто убийственный с точки зрения имиджа удар по России. Они готовы были десять бригад «Магура» там положить, чтобы прорваться, но нет у них столько.
Но, в том числе, «Шторм Z» и стал причиной депрессии по ту сторону.
Да, «Шторм Z» сыграл большую роль. Нет с моей стороны здесь какого-то преувеличения, потому что интернет хранит все. Во всех военных пабликах люди, которые там участвовали, всегда говорят, что ничего плохого про «Шторм Z» мы сказать не можем, именно в плане того, что эти ребята были там, куда других бы мы не смогли отправить, а они там были. Это говорят мобилизованные, контрактники. Это не мы сами про себя только так говорим.
Открою небольшую тайну: я думаю, это не последний эфир Даниила на Readovka. Спасибо. Очень, на самом деле, обстоятельный разговор. Еще, я думаю, будет возможность поговорить про государственные концепты, но в первую очередь поздравляю с книгой, всем рекомендую ее прочитать. Наверное, это первая, в широком дискурсе, книга участника даже не «Шторм Z», а в принципе специальной военной операции. Спасибо, что вы ее написали.
Кирилл Рекордов
Читайте нас: