Серьезный экономический разрыв между США и Европой

Дон Диего де ла Вега: Положение Франции в еврозоне среднее, а вот в Евросоюзе — немного выше среднего. Эту страну ​​можно считать примером для ЕС. Тем не менее, если бы Франция была американским штатом, она заняла бы 50-е место в США по валовому продукту на душу населения. С точки зрения паритета покупательной способности, француз может покупать столько же, сколько средний житель относительно бедного штата Миссисипи. Сегодня важно подчеркнуть разрыв между европейцем и американцем. Этот увеличивающийся разлом является решающим моментом, поскольку, согласно стандартной неоклассической экономической теории, мы должны были увидеть его сокращение. В 1950-х, 1960-х и 1970-х годах мы действительно были очевидцами его уменьшения, но с начала 1980-х годов сближение прекратилось, и разрыв начал даже расти. Такая реальность противоречит теории.

Почему это происходит? В глобализированном мире на европейцев оказывается давление со стороны США, чтобы жители ЕС проводили реформы и реструктурировали свои учреждения. И каков результат этих реформ? Мы должны были уменьшить отставание от США, но этого не произошло. Этот значительный разрыв необъясним с точки зрения стандартной западной экономической теории — следовательно, речь идет об аномалии, которая подрывает авторитет этой самой теории.

Важно отметить, что наше отставание не связано с выдающимися показателями США, поскольку там наблюдалось в последние годы снижение производительности и роста экономики, а также были проблемы, связанные с рынком труда, бюрократией и так далее. Речь идет об экономическом спаде в Европе, о нашей деградации. Производительность труда снизилась: рост экономики в Евросоюзе прекратился, и в настоящее время ЕС демонстрирует отрицательные показатели.

Таким образом, дело в отставании Европы, которое, вероятно, связано с уменьшением человеческого капитала. Мы больше не в состоянии аккумулировать физический или человеческий ресурс и испытываем трудности с накоплением финансовых средств. Это реальная проблема, специфичная для Евросоюза, она не связана с исключительными показателями роста американской экономики. Конечно, в США происходили некоторые неожиданные вещи, особенно в области энергетики в последние 15 лет, а также в связи с созданием стоимости некоторыми американскими компаниями за минувшее десятилетие. Но, по сути, удаляются не Соединенные Штаты, а прежде всего Европа, которой не удается добиться лучших результатов. Вопрос о том, почему наш регион не имеет необходимых данных, следует задать европейским политикам и руководителям.

— Не все можно подытоживать с учетом ВВП, допустим, меня больше интересуют динамика и рост. С их помощью мы можем определить, находимся ли мы в хорошем экономическом состоянии или нет. Америка опережает нас главным образом потому, что она более сплоченная, чем ЕС. Ее рынок труда — это действительно рынок труда, настоящая торговая площадка, чего нельзя сказать о Европе. Кроме того, в США действует единая валюта, в нашем регионе ситуация немного сложнее. Однако вы правы, было время, когда казалось, что Европа находится в выигрыше. Мы говорили более или менее на одном языке. Так, примерно в 2007 году, если бы вы спросили любого инвестора, кому принадлежит будущее — Nokia или Apple, ответ был бы 50/50. Затем по разным причинам ситуация начала меняться. В 2007-2008 годах наступил серьезный кризис. Первоначально его называли американским, но на самом деле это было не совсем так. Кризис начался в США, но быстро превратился в европейский. У американцев был компетентный центральный банк, который совершил много ошибок, но в принципе не допускал фола. С другой стороны, у нас был Жан-Клод Трише (тогда глава ЕЦБ), и вы можете себе представить катастрофические последствия его решений, особенно когда курс евро достиг 1,6 доллара. В результате Южная Европа оказалась разоренной и столкнулась с шантажом, когда ей требовалась помощь. Жан-Клод Трише создал много проблем, и европейские финансы на долгие годы оказались "зазомбированными". Банки нашего континента по-прежнему не кредитуют друг друга, все идет через ЕЦБ. Это имело серьезные последствия для Южной Европы. Более того, финансовые потоки больше не идут с севера на юг, как это должно быть в соответствии с теорией сближения. Они остаются в Северной Европе.

Таким образом, внутри ЕС больше нет финансовых потоков, что ставит вопрос о целесообразности евро. В общем, все работает со сбоями. Мы годами расплачиваемся за последствия этого кризиса. В итоге у нас была рецессия с 2008 по 2014 год, а американцам удалось быстрее выйти из кризиса. Я не говорю, что им было легко, это трудоемкий процесс. Им удалось все разрешить и вернуться на финансовые рынки, что позволило им капитализироваться и действовать более агрессивно. Сегодня американцы делают приобретения в Европе, а мы застряли где-то на уровне последствий решений Жан-Клода Трише. К сожалению, мы не сумели вовремя среагировать и потеряли позиции по сравнению с США. Мы провели монетарную политику для стимулирования экономики только в 2015 году, слишком поздно. До сих пор мы ощущаем на себе последствия. Для примера, американцы в настоящее время совершают серьезные ошибки в денежной политике. Но мы нашли способ усугубить ситуацию. Люди говорят, что Соединенные Штаты проводят самую агрессивную политику сегодня, но это неправда. На самом деле процентные ставки в США до пандемии составляли около 1,75%. Теперь похоже, что они вырастут до 5,75%. Можно сказать, что по сравнению с периодом до эпидемии они увеличились на 400 базисных пунктов. А вот в Европе до пандемии ставки были на уровне −0,05%. И теперь кажется, что они превысят 4%. На первый взгляд показатели примерно одинаковые, но это не совсем так. У нас плохо развит рынок труда.

То же самое касается фондового рынка и так далее. Так что, по сути, Америка совершает ошибки, подобные нашим — и в итоге мы остаемся с очень дорогостоящим евро. Я бы использовал такой образ: раскручивается спираль разрушения ценностей. Боюсь, что нам приходится расплачиваться за то, что мы делаем. В 2030 году мы будем удивляться, почему ВВП на душу населения в еврозоне едва ли не ниже, чем в 2007 году. Наша экономика не будет демонстрировать признаки роста на протяжении одного поколения. Значит, США просчитываются, их потенциальный экономический рост сократился вдвое за одно поколение. Но наша ситуация гораздо хуже. Вот что такое разрыв, прежде всего денежный, в еврозоне, страдающей от серьезной дисфункции из-за валюты, которая и без того была очень проблематичной. Далее, ко всем своим ошибкам мы добавили слишком ограничительную денежно-кредитную политику. И потом, можно говорить о целом ряде негативных структурных факторов, таких как демография или бюрократия, но результат этого всего — это отставание Европы.

— У американцев уже изначально было преимущество: они были впереди, в том числе благодаря Кремниевой долине. Они смогли воспользоваться технологическим пузырем в конце 1990-х годов, который отличался от пузыря на рынке недвижимости в Париже, потому что он позволил появиться новому классу предпринимателей. Во Франции мы уже 40 лет пытаемся создать технопарки практически везде, чтобы имитировать Кремниевую долину, но объединения лабораторий в пригороде Сент-Этьена недостаточно, чтобы добиться такого эффекта. Нам нужна большая концентрация, настоящая агломерация, это является основным важным моментом.

Второе преимущество США — их более крупный единый рынок. Вы можете начать учебу в Калифорнии, закончить ее в Массачусетсе, найти свою первую работу в Вашингтоне, вторую работу в Техасе и так далее. Такого нет в ЕС в больших масштабах. Наш рынок труда сегментирован, разделен. Конечно, речь идет о едином европейском рынке, но по многим направлениям он разрознен. Поэтому мы во многом зависим от франко-германского тандема, который пассивен уже пятнадцать лет. Немцы больше не играют в эту игру, а французы достаточно наивны и верят, что он все еще работает. Это настоящая проблема. То есть у США были неотъемлемые преимущества.

Кроме того, существует разница в отношении к регулированию. Например, возьмем искусственный интеллект. Когда это начинает всплывать в СМИ, американцы тут же заявляют: "Давайте попробуем!" Они начинают эксперименты во всех направлениях, как, например, Тесла с автономными транспортными средствами. А реакция европейцев состоит в том, чтобы найти способ регулирования. Американцы говорят об этом, но не делают этого или делают легкомысленно и процессуально. В ЕС нормативные тексты пишут люди, которые ничего не знают о теме и не имеют никакого отношения к деловому миру. Мы столкнулись с этой же проблемой при сокращении рабочего времени. Американцы об этом говорили, но ничего не сделали. Во Франции мы сократили, не подумав, рабочую неделю до 35 часов.

— Что касается права на конкуренцию, по обе стороны Атлантики существуют две разные философии. Однако есть и другие факторы, которые следует учитывать. Лично я подчеркиваю важность денежно-кредитной политики. Регулярно провоцируя инфляционные кризисы каждые пять или десять лет, мы значительно ослабляем предпринимательскую сферу. Более того, если евро имеет слишком высокую стоимость, это больше выгодно рантье, чем предпринимателям. Доходы бизнесменов часто очень интернациональны, и, если стоимость евро поднимается регулярно, это подрывает их деятельность на глобальных рынках, особенно в секторе среднего бизнеса. Только люксовые бренды, такие как Hermès и Chanel, выходят из положения. Все остальные ослаблены и с трудом конкурируют на мировой арене. Даже если французские предприниматели находчивы и умны, им неизбежно будут противостоять корейские и китайские компании. Таким образом, мы можем сказать, что денежно-кредитная политика влияет на нашу неконкурентоспособность. Однако это не единственный фактор. Эффект агломерации также очень значителен, учитывая изменения на рынке. Превосходство играет важную роль, поскольку у американцев уже есть множество ранее существовавших предприятий. Американцы обеспечивают постоянную текучесть кадров с приходом новых специалистов, особенно в области высоких технологий.

В Европе тоже есть высокотехнологичные предприятия, но вы заметите, что они одни и те же уже на протяжении 40 лет. Мы строим иллюзии относительно стартапов и малого бизнеса, но реальность такова, что не они завоевывают международный рынок. Миллиардной рыночной капитализации недостаточно, чтобы играть в высшей лиге. У нас есть много довольно посредственных, субсидируемых компаний, которые не могут конкурировать с более крупными игроками. Причина, по которой нам не удается попасть в высшую лигу, заключается в том, что у нас проблемы с предпринимательством. У нас много новых фирм, но мы не в состоянии их расширять. Это можно объяснить отсутствием уважения к предпринимательской динамике и нормативами, препятствующими их развитию, а также денежно-кредитным курсом, который представляет собой реальный тормоз.

Затем, возможно, это психологическая проблема. Посмотрим на приоритеты ЕС. В настоящее время был задан политический импульс, касающийся водорода. Последние 18 месяцев это были интернет-платформы. Мы можем ясно видеть это в космической области — мы активно работали с ракетой Ariane. Но за каких-то десять лет все это полностью развалилось. Европейская космическая отрасль практически мертва. Ariane 6 еще до своего первого полета уже устарела. Это зомби-ракета. Конкуренции нет, административные ограничения, при которых приходится работать, — все это полная катастрофа в ЕС. Весь упадок нашей аэрокосмической промышленности отражается на многих других областях.

Еще одна вещь. В Европе нет санкций, что отличает ее США. Там есть ограничения, как позитивные, так и негативные. Примеров на нашем континенте много. Президент Arianespace Стефан Исраэль (Stéphane Israël), например, это хорошо зарекомендовавший себя выпускник Национальной школы администрации, и никто не хочет от него избавляться. Однако в последние годы он полностью провалил свою работу, что привело к катастрофическим последствиям. В США его бы заменили, но здесь, я думаю, он останется на этом посту и будет еще долго возглавлять заседания совета директоров. Обычно конкуренция предполагает применение санкций, но не в Европе. Все члены совета директоров ЕЦБ были назначены на должность президентов крупных банков. В США плохим руководителям Федеральной резервной службы тоже удается пристроиться, но это не так бросается в глаза.

— Да потому, что речь не идет об оценке качества простого инженера. У нас хорошие инженеры, компетентные люди. Например, когда я говорю о ракете Ariane, я критикую управление и стратегию, а не компетентность работника, будь то в Гамбурге или Тулузе. Они плохие не потому, что трудятся над этой ракетой. Проблема заключается в управлении, стратегии, финансировании, ужасном топ-менеджменте.

Это связано с чрезмерной политизацией и отсутствием наказания. Нельзя сказать, что наши инженеры плохие, у нас есть много возможностей. Однако поддерживать мысль о том, что у нас есть хорошие инженеры, становится все труднее, потому что их начинает не хватать. Например, если мы хотим реиндустриализировать страну, нам нужно продемонстрировать нашу компетентность. Мы хотим реализовать новые планы в ядерной области или других стратегических областях, но понимаем, что у нас нет необходимого опыта. Это связано не только с нехваткой средств или с переговорами с экологами. Речь идет о низком профессионализме. У нас отсутствует достаточная производственная база с точки зрения человеческого капитала, чтобы провести серьезную реиндустриализацию.

Несмотря ни на что, у нас все еще есть большие таланты, и я думаю, что их это еще больше расстраивает. Мы отмечаем, что многие французы и европейцы едут работать в Кремниевую долину или Лондон, хотя эти одаренные люди должны работать в европейских исследовательских центрах или компаниях, чтобы избежать управленческих, политических и стратегических потерь. Например, каждый раз, когда мы внедряем план восстановления в Европе, деньги распределяются между дружками распределителей, а также между старыми отраслями старой экономики, а также с участием целого ряда некомпетентных личностей. Совершенно нет стремления нацелиться на стратегические отрасли. Но это же неразумно! Требуются четкие приоритеты. Либо мы чемпионы по производству электрических батарей, либо мы чемпионы искусственного интеллекта. Мы не можем быть первыми во всех областях, это невозможно. Мы распыляемся и не прилагаем необходимых усилий в трех или четырех действительно приоритетных направлениях.

Например, 50 лет назад мы выбрали приоритетом работу над ракетой Ariane, и проект увенчался успехом. У нас был проект для создания Airbus, и он увенчался успехом. Но в то время у Европы не было пятнадцати приоритетных направлений. Сегодня мы тратим время на то, чтобы их определить. Раньше, когда нужно было помочь отдельной отрасли или сектору, не было 36 разных вариантов, мы могли сконцентрировать свои усилия на одном. Теперь европейскую помощь мы находим везде, а значит нигде. Более того, не было никаких серьезных оценок, несмотря на огромные вложенные средства. Полное безобразие. Очевидно, что деньги в первую очередь достаются друзьям, это классика, но это происходит и в Соединенных Штатах. Средства явно направляются на политическую поддержку. Однако в США при большем упоре на бизнес наблюдается более высокая концентрация внимания. Если найдутся деньги на новую технологию или новое направление, люди тут же устремятся туда, что подтолкнет ЕС. Мы так стремимся поддерживать старую промышленность, что сталкиваемся с большими трудностями в развитии новых предприятий и секторов.