Эпоха американского влияния на Ближнем Востоке закончилась
Хотя представитель Белого дома Джон Кирби сказал, что соглашение о восстановлении дипломатических отношений, подписанное 10 марта между Ираном и Саудовской Аравией, «не касается Китая», это отнюдь не так. А вот Соединенных Штатов оно действительно абсолютно не касается.
Крупнейший дипломатический прорыв на Ближнем Востоке после подписания в 2015 году Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД) между шестью крупнейшими державами и Ираном, был осуществлен при посредничестве Китая, без какого-либо участия США, и это теперь хорошо известно всему миру.
Историческое соглашение между двумя заклятыми врагами, шиитским Ираном и суннитской Саудовской Аравией, представляет собой именно такое свершение, которого США хотели добиться после одностороннего выхода из СВПД в мае 2018 года. Короче говоря, Китай одержал знаменательную победу в битве сверхдержав за влияние на Ближнем Востоке.
Выход Трампа из СВПД привел к росту агрессивности Ирана. В стране усилились позиции Корпуса стражей Исламской революции (КСИР), и Тегеран удвоил усилия по обогащению урана до оружейного качества. Довольно быстро время, необходимое для производства достаточного количества оружейного урана (около 90% урана-235) сократилось с года до трех недель.
Учитывая географическое положение и огромные запасы нефти и газа на Ближнем Востоке, Китай уже давно стремится усилить свое влияние в регионе. В случае с Ираном, это было достигнуто благодаря двустороннему соглашению о сотрудничестве сроком на 25 лет. Осуществлению китайских планов способствовал выход США из СВПД и в целом уход с Ближнего Востока при Трампе, который заявил в июне 2020 года: «Мы заканчиваем эпоху бесконечных войн. Наши военные не обязаны разрешать древние конфликты в странах, о которых многие никогда не слышали. Америка – это не мировой полицейский».
В тот момент его позицию вполне можно было понять. На фоне разгара пандемии COVID-19, давний ближневосточный союзник Америки, Эр-Рияд, спровоцировал вторую ценовую войну на нефтяном рынке, направленную на уничтожение ее сланцевой индустрии. В сущности, это была атака против самих Соединенных Штатов, поскольку именно сланцевая отрасль обеспечивает определенную энергетическую независимость страны.
Еще одна ключевая проблема, возникшая в результате выхода США из СВПД, заключается в том, что Израиль почувствовал растущую угрозу со стороны Ирана. Израильский премьер-министр Биньямин Нетаньяху ясно дал понять Трампу, что если США ничего не предпримут, чтобы остановить ядерную программу Тегерана, Израиль возьмет дело в свои руки. В Вашингтоне понимали, что такой сценарий может привести к широкомасштабному конфликту, в котором Китай и Россия окажутся в прямом противостоянии с США.
Решением, к которому пришла команда Трампа, была программа «соглашений о нормализации отношений», которая должна была вовлечь несколько стран региона в широкий альянс для противодействия росту иранского влияния. Первая из таких сделок была подписана 13 августа 2020 года между Израилем и ОАЭ при посредничестве США, а за ней последовало соглашение с Бахрейном и двумя странами Африки – Марокко и Суданом.
Дальнейшие планы нормализации отношений Израиля с арабскими странами отчасти зависели от Саудовской Аравии. Однако, когда пост президента США занял Джо Байден, всякое сотрудничество со стороны саудитов прекратилось, учитывая хорошо известные взгляды нового президента на королевство и лично наследного принца Мухаммеда бин Салмана. Между ними возникла взаимная личная враждебность, и принц отказался даже ответить на телефонный звонок Байдена, когда тот хотел попросить Эр-Рияд снизить заоблачные цены на энергоносители после вторжения России в Украину.
Учитывая эти обстоятельства, а также быстрое развитие отношений между Китаем обеими странами в последние годы, Пекин оказался в идеальной позиции для посредничества в исторической ирано-саудовской сделке. Первые признаки участия Китая в секретной встрече между представителями Тегерана и Эр-Рияда появились летом 2021 года. Примерно тогда Мохаммед бин Салман заявил, что стремится к хорошим отношениям с Ираном. «Мы не хотим, чтобы Иран находился в трудном положении. Напротив, мы заинтересованы в том, чтобы Иран развивался и подталкивал весь регион к процветанию».
