Свободные и вернувшиеся

В публичном пространстве территории бывшей Украины, на которых находятся российские войска, делятся нами на освобождённые и возвращённые. Предполагается, что на освобождённых территориях ВС РФ находятся временно, до заключения мира, а возвращённые территории навсегда вновь стали Россией.

В связи с данной терминологией возникают некоторые проблемы как технического, так и морального свойства. Моральные мы отложим, так как ведём речь о политических механизмах и государственных интересах, но всё же отметим, что какой-то ответ на часто задаваемый вопрос: «Можно ли, исходя из государственных интересов, вернуть бывшему владельцу или отдать неведомо кому территории и население, которые нами освобождены, то есть находились в угнетении и получили свободу только с приходом русской армии?»

В международном праве до середины двадцатого века действовал термин «оккупация». Он не имел негативной коннотации. В отношении оккупированных территорий ни у кого не возникало обязательств морального свойства. Все знали, что эти территории занимаются с целью выигрыша войны и будут контролироваться победившей стороной, вплоть до заключения мира на устраивающих её условиях.

Не перемирия, а именно мира. Например, с Францией в 1940 году Германия заключила перемирие, подписанное в Компьенском лесу, в том же железнодорожном вагоне маршала Фоша, где было подписано и перемирие в 1918 году. Подписание мира было отложено до конца войны с Великобританией и так и не состоялось. Поэтому (помимо аннексированных рейхом земель) на 2/3 территории Франции, на которые Германия не претендовала, находились немецкие войска, которые должны были препятствовать возможной высадке на континент британских (а позже и американских) сил. В свою очередь, поскольку мир не был подписан и правительство Виши было лишь ограниченно дееспособным, Франция избежала опасности стать официальным союзником Гитлера. Французы (добровольцы, а после высадки союзников в Северной Африке в 1942 году и часть регулярной армии) массово воевали на его стороне, режим Виши его поддерживал, но официально Франция (территория метрополии) была частично (а с ноября 1942 года полностью) оккупированной страной.

Оккупация определённых территорий гарантировала победившей стороне, что в момент заключения мира проигравший не откажется от предварительных условий, на которых было подписано перемирие. В общем, это был актив, которым победитель торговал на переговорах с побеждённым.

Но после победы Объединённых наций над странами Оси во Второй мировой войне в своём желании сделать новую войну невозможной ООН настолько усложнила процесс легализации боевых действий, что все связанные с ним термины (война, аннексия, оккупация) приобрели негативную смысловую нагрузку и стали использоваться только по отношению к противнику.

Если оккупированные территории вполне могли быть залогом мира и предметом торговли, то освобождённые таковыми быть не могут. Не для того же освобождают, чтобы вернуть в угнетённое состояние. Однако формально Россия не претендует ни на что, кроме уже вошедших в её состав бывших регионов Украины, притом что имеются освобождённые территории и за пределами конституционной территории РФ, например в Харьковской области. Очевидно, что по мере уничтожения ВСУ и ликвидации киевского режима (который не изъявляет никакого желания соглашаться на мир, предполагающий уступку каких-то территорий России и выполнение других её требований, связанных с решением задач СВО) площадь освобождённых, но не возвращённых территорий будет расти. С ростом площади освобождённых территорий будет расти и актуальность проблемы их будущего.

Как было сказано выше, моральный аспект проблемы не так важен, как технический. В конце концов всегда можно сказать, что мы, мол, приняли в состав России те территории, население которых стремилось в Россию вернуться, а где не стремилось, те не приняли. Как мы это определили в условиях идущих боевых действий и огромного количества перемещённых лиц — наше дело. Как хотели, так и определили.

Технический аспект проблемы связан с тем, что одной из главных целей СВО изначально было заявлено решение проблемы обеспечения безопасности России на её западных рубежах. В связи с этим у нас возникает необходимость таким образом определить статус освобождённых территорий, чтобы безопасность России была гарантирована на максимально долгое время, чтобы с них не могла вновь уже в ближайшем будущем исходить угроза России. В связи с этим российскими обществом и политиками обсуждаются три основные направления действий:

1. Назначить на освобождённых территориях пророссийский режим, самим уйти оттуда, никак не помогать, и пусть барахтается как хочет.

2. Назначить на освобождённых территориях пророссийский режим, которому не помогать финансово и экономически, но набить территории военными базами, которые должны будут обеспечить контроль над местной политикой.

3. Включить эти территории в состав России.

Есть ещё нереализуемые предложения.

Одно нереализуемое в принципе — укрепить границу и вообще не обращать внимание, что происходит на бывшей Украине. Те, кто настаивает на таком варианте, почему-то думают, что там будут бегать дикие орды с каменными топорами, не представляющие серьёзную опасность для высокоразвитой цивилизации. Но как показывает ситуация с СВО, стоит только прекратить уничтожение энергетической, транспортной и промышленной инфраструктуры Украины, как она тут же восстанавливается до уровня, позволяющего вести против России войну (хоть и без шанса на победу, но достаточно длительную и упорную). Да и «свято место пусто не бывает»: на лежащий у самой российской границы плацдарм Запад обязательно зайдёт.

Второе — разделить Украину с её восточноевропейскими соседями, будучи весьма соблазнительным и в принципе реализуемым, — нереализуемо в данный исторический момент, так как ведущие страны Запада блокируют возможность такой выгодной для России договорённости. Официально ни одно восточноевропейское государство не рассматривает возможность раздела Украины. К тому же раздел Украины с учётом потенциальных польских, словацких венгерских и румынских интересов всё равно оставляет за Россией 70–80 процентов территории бывшего государства, так что основная проблема — необходимость освоения огромного массива разорённых земель с населением проблемной лояльности — остаётся актуальной.

Что касается реальных решений, то «пророссийский режим», брошенный без помощи и столкнувшийся с проблемой выживания, быстро прекращает быть пророссийским, переориентируясь на того, кто обеспечивает ему необходимую для выживания поддержку.

Базами вопрос также не решить. Базы не могут существовать во враждебном окружении. Они тогда слишком дорого обходятся в финансовом, ресурсном и моральном плане. Особенно в моральном. Это обывателю с домашнего дивана кажется, что достаточно пустить по улицам патрули с автоматами и все (как он) испугаются и будут ходить по струнке. На самом деле, если солдаты и офицеры, находясь в чужой стране, чувствуют негативное отношение населения (даже не стреляющего в спину, а просто тихо ненавидящего), у них быстро возникает вопрос «что мы здесь делаем?»

Армия предназначена для войны с вооружённым и организованным в такую же армию внешним врагом, а не для полицейского контроля гражданских в чужой стране. Базы — способ контроля стратегически важных геополитических пунктов, но опираются они на лояльные регионы, в которых хотя бы правительство (а лучше и население тоже) поддерживает базирующихся.

В противном случае саботаж местного населения и властей, с которым невозможно эффективно бороться даже методами зондеркомнад, не говоря уже о чём-то более цивилизованном, приводит к бешеному перерасходу ресурсов на содержание баз, так как всё необходимое, включая туалетную бумагу и питьевую воду, приходится возить из метрополии. Поэтому, когда в стране базирования меняется режим на враждебный базирующемуся, базы чаще всего выводятся. Есть исключения вроде Гуантанамо, но хочу отметить, что Куба все годы исправно поставляет на эту базу воду, электроэнергию и продовольствие. База не блокирована. Да и находится она достаточно близко к метрополии — США, так что логистические возможности Вашингтона не перенапрягаются.

В общем, с базами даже хуже, чем без баз. Необходимо не только поддерживать материально «пророссийский режим», чтобы он моментально не перекрасился в русофобский, но ещё и тратить средства на содержание самих баз.

Остаётся метод полного поглощения бывшей Украины. Метод весьма затратный: устроить там «Дикое поле» в составе России, как предлагают некоторые, нельзя, так как через огромную бесхозную территорию в центре Европы будут бродить туда-сюда караваны контрабандистов, торгующих оружием, наркотиками и прочим непотребством. Через эту же дыру в Россию будут массово пробираться террористы. И никаких погранвойск, Росгвардии и полиции не хватит, чтобы контролировать 600 тысяч квадратных километров степных и лесостепных пустошей, а на севере (на границе с Белоруссией) и на западе (в предгорьях Карпат) лесных чащоб, обильно «украшенных» руинами многочисленных городов и сёл, способных дать необходимое убежище тысячам, а то и десяткам тысяч антиобщественных элементов и просто террористов.

То есть для обеспечения собственной безопасности России нужна не просто территория, освобождённая от нацистского режима, но территория, населённая, имеющая перспективу развития и надёжно контролируемая подчиняющейся Кремлю властью.

Теоретически можно пойти по пути создания некоего местного режима, которому придётся оказывать существенную помощь. На первом этапе такая помощь будет значительно меньше, чем силы и средства, необходимые для полноценной интеграции бывших украинских территорий в Россию. Но надо учитывать, что по мере восстановления собственно экономики данных территорий, если они будут интегрированы в Россию, централизованные вливания в них будут быстро сокращаться, а затем они начнут приносить прибыль. Если же пойти по пути помощи местному режиму, то такая помощь будет вечной. Более того, со временем паразитирующий на помощи «независимый» режим будет пытаться увеличить цену своей лояльности. Сам же факт регулярного получения незаработанных средств будет способствовать развитию коррупции (так происходит со всеми режимами, живущими за счёт внешней помощи).

В связи с изложенным полагаю, что, поскольку вероятность полной зачистки Украины русской армией становится всё выше (ни Киев, ни Запад не желают идти на условия мира, устраивающие Россию), мы должны быть готовы к тому, что получим двухстатусное пространство:

— возвращённые территории (вошедшие в состав России);

— освобождённые территории (контролируемые Россией, но юридически ничьи, так как Украины не будет, «правительство в изгнании» Москва не признает, а в состав России эти территории сразу не войдут).

Вот тут для нас, как мне представляется, важно не спешить с формальным отказом от включения освобождённых территорий в состав России, а на некоторое время (года два-три) сохранить за ними промежуточный статус.

Два-три года (возможно, даже пять лет, но не больше, чтобы не вошло в привычку) территории вполне могут находиться под особым (фактически военным) управлением. Это развяжет руки спецслужбам для работы там так же, как сейчас они работают в прифронтовой зоне (в особом порядке, предполагающем больше полномочий у спецслужб и меньше прав у гражданского населения), что упростит зачистку элементов, настроенных на продолжение борьбы против России.

Население освобождённых, но не возвращённых территорий окажется в новом положении. Открытая сейчас граница в Европу для многих закроется (европейцы закроют под предлогом санкций против России). С другой стороны, хоть фильтрация на российской границе и останется, сама граница не будет непроницаема для элементов, доказавших свою лояльность. Она для них и сейчас вполне, возможно даже излишне, проницаема. Кроме того, полностью изменится информационная картина. Блокада российского информационного пространства исчезнет.

На освобождённых территориях преимущественно останутся те, кто не захотел или не смог уехать на Запад, а также те, кто уклонился от мобилизации и потому не был убит на фронте. Останутся также калеки, родственники погибших и прочие элементы сомнительной лояльности, но главное заключается в том, что наиболее радикальные русофобы будут убиты или окажутся в эмиграции.

Далее перед населением освобождённых регионов возникнет картина «чем дальше в лес, тем толще партизаны»: чем глубже в Россию, тем лучше жизнь. Именно не обязательно зажиточнее, но лучше в смысле стабильности, предсказуемости, обеспечения прав граждан и т. д. В этом смысле (как, кстати, и в смысле средней зажиточности) новые регионы (возвращённые территории) ещё долго будут уступать старым (России до 2014 года и даже до 2022 года), но превосходить территории освобождённые, но не возвращённые.

Человек так устроен, что стремится жить лучше, особенно если лучшую жизнь можно организовать, никуда не переезжая, прямо на своей земле. На этом во многом базируется успех прозападной агитации на постсоветском пространстве. Что же касается украинцев, то для них в принципе нестерпимо, когда сосед (такой же, как ты) уже достиг лучшей жизни, а ты барахтаешься в проклятом прошлом. Тем более что никаких серьёзных усилий от тебя не требуется: перевести свою территорию из статуса освобождённой в статус возвращённой можно путём простого голосования на каком-нибудь референдуме через два-три или через пять лет после освобождения (значительно проще и реальнее, чем вступить в ЕС). Но для участия в референдуме надо получить от уполномоченной структуры сертификат о прохождении денацификации.

Проголосовавшие за возвращение в состав России определённо будут лояльнее. И дело здесь не только в «колбасной» (меркантильной) лояльности, хотя и в ней тоже. В первую очередь подобным голосованием они закрывают себе путь на Запад. Не приватный (в частном порядке вполне можно выехать и попытаться стать «европейцем»), а коллективный — вместе с территориями. Да и частных «беженцев» Запад будет принимать с куда меньшей охотой, чем принимал в 2022 году. В общем, у населения остаётся единственный путь вернуться к нормальной жизни и обеспечить таковую своим внукам — снова стать русскими. Не все захотят, но большинство даже не заметит, как изменит свой образ мыслей. Так же, как они незаметно для себя из кондовых советских коммунистов («заповедника застоя») превратились в украинских нацистов («передовой отряд» западных «цивилизаторов»), они станут русскими патриотами, а многие даже русскими националистами и будут не хуже уже окопавшихся в России «героев майдана» учить всех и каждого родину любить.

Если же где-то за Россию не проголосуют, так, во-первых, нас же никто не заставляет сразу уходить с освобождённых территорий только потому, что они не захотели становиться возвращёнными. Тут возможны варианты: можно ещё подождать и поработать, а можно и поторговать этими территориями — честь-то была предложена, раз сами отказались, никаких моральных обязательств перед ними больше нет.

Главное заключается в том, что голосование может идти не только по областям, но и по районам. То есть на запад от наших границ при любом исходе референдумов (а их вовсе не надо проводить везде в один день: вначале голосуют те, кто гарантированно проголосует правильно, а остальные могут готовиться к своему референдуму ещё несколько лет) не будет компактного куска потенциально враждебной территории. Могут появиться только какие-то нежизнеспособные ошметки районного масштаба, не связанные никакой центральной властью, кроме российского контроля. В этих условиях даже самый правоверный националист ради сохранения всего массива бывших украинских земель в едином государстве должен искренне захотеть вступить в Россию. А «коготок увяз — всей птичке пропасть».

Такой подход позволяет, во-первых, заниматься обустройством новых территорий постепенно, по мере их юридического возвращения в состав России, перекладывая значительную часть ответственности за следующих возвращённых на тех, кто был возвращён несколькими годами ранее. То есть единомоментное ресурсное напряжение будет ниже. Во-вторых, в значительной мере снимается проблема массовой нелояльности населения освобождённых территорий. Желая попасть в состав России, даже сохраняя определённую ментальную чужеродность, они вынуждены будут демонстрировать повышенную лояльность и сами подавлять излишне радикальные элементы в своей среде, мешающие их стремлению к простому человеческому счастью.

В-третьих, Россия решает вопрос, что делать с освобождёнными территориями, не ставя под сомнение освободительный характер миссии. Ведь если население освобождённых территорий свободно (можно даже наблюдателей от ООН пригласить) проголосовало за возвращение в состав России, значит, вопреки утверждениям Запада, СВО действительно была освобождением, а не захватом. Освобождением, кстати, от силой навязанной Западом власти. Мелочь, но приятно: в преддверии большого глобального урегулирования, когда ведущие игроки будут отчаянно торговаться за свою версию будущего, дополнительный моральный аргумент, обосновывающий право России на расширение, лишним не будет.

Главное же, никто ничего ни за кого не решает, никого не заставляет, всё сами-сами-сами, «добровольно и с песней», как в анекдоте о кошке и горчице.

Ростислав Ищенко,