Просто министры, не капиталисты – Керенский, Верховский и Маниковский
Александр Керенский. Несостоявшийся Бонапарт
Александра Керенского история помнит и как дворянина и домовладельца, и как адвоката с огромными гонорарами. Но и Керенского, и двух следующих «временных» военных министров, и уж, тем более, его главного соратника – Бориса Савинкова, управляющего военным министерством, военного министра де-факто, хотя и не де-юре, никак не назвать министрами-капиталистами.
Лозунг «Долой министров-капиталистов!», появившийся на красных знамёнах демонстрантов уже весной 1917 года, явно адресовался кому-то другому. Капиталисты во Временном правительстве, конечно, были, к примеру – Терещенко или Некрасов, но и они отнюдь не главной задачей пребывания во власти считали спасение своих капиталов.
Александр Фёдорович Керенский, земляк Ленина из Симбирска, будучи моложе его на 11 лет, неожиданно быстро выбился из скромных министров труда в лидеры Временного правительства. Это стало возможным благодаря его красноречию, популярности, бешеной работоспособности и революционной харизме.
Разумеется, с таких позиций он никак не мог быть сторонником компромисса с Советами, хотя большевики там ещё отнюдь не правили бал. А после Александра Гучкова (Александр Гучков: самый «временный» из военных министров России) на военное министерство, вообще, не нашлось достойного руководителя. Царских генералов туда назначать ещё категорически не хотели.
И этот расклад, кажется, вполне устраивал Керенского. Не случайно он потом так быстро одарил революционную Россию и постом министра-председателя, и «Директорией», наподобие той, которую разогнал генерал Бонапарт. В то же время демократические институты, такие как Государственное совещание или Совет Республики – Предпарламент, превратились в бессмысленную говорильню.
Февральская демократия благополучно провалила всю идею с Учредительным собранием (Россия 1917–1918: непаханое поле демократии). И, скорее всего, министром надо было назначать Савинкова. Но его репутация в тот момент этого не позволяла. Судя по его дальнейшим действиям, эсер-бомбист стал бы сразу закручивать гайки и лишился бы поста задолго до Корниловского мятежа или прихода к власти большевиков.
Военное министерство после отставки Гучкова решено было избавить от хлопот с флотом, ставшего не столько одним из оплотов революции, сколько головной болью для исполнительной власти. Власти почти без власти.
Ко времени министерства Керенского идея мобилизации оборонной промышленности срабатывала плохо, армия была готова воевать исключительно ради скорейшего заключения мира. Реальные усилия по укреплению фронта пришлось подменять митингами и бесчисленными заседаниями, а также переговорами между собой.
Демократизация вела армию к развалу. Разваливалось и военное министерство, хотя это было не так заметно. Поиск той самой «сабли Бонапарта» в России не затянулся – на эту роль претендовал, прежде всего, сам Керенский, которого шутливо называли «Александр IV».
Но реально оперативно в кандидаты в диктаторы выдвинулся генерал Лавр Корнилов.
С ним, имевшим куда более богатую, чем у министра, пусть даже председателя, фронтовую биографию, Керенского развёл сам ход истории. До этого у экс-юриста, как премьера и военного министра, был полный провал со сдачей немцам Риги (см. карту). Тогда летом 1917-го артиллеристы отказывались заряжать пушки, а агитаторов Временного правительства солдаты поднимали на штыки.
А ещё раньше была неудача с материальным обеспечением наступления Юго-Западного фронта. В России газетчики по примеру европейских коллег тоже попытались назвать его «Битвой за мир». Но их одёрнул лично Керенский – несостоявшийся Бонапарт, считавший, что это может стать пропагандой сепаратного соглашения с Германией и Австро-Венгрией.
Когда налицо перебои с вооружением и снарядами, и даже с провизией, не поможет и смертная казнь, введённая по прямому приказу командовавшего тогда фронтом генерала Корнилова. Этот приказ, между прочим, санкционировал Савинков, в дни мятежа назначенный военным губернатором Петрограда.
Но Борис Викторович – товарищ (в наше время это называется – первый заместитель) министра Керенского, в дни мятежа интриговал с Корниловым и даже уговаривал его подчиниться Временному правительству. А разборкой с корниловцами пришлось заняться Красной гвардии большевиков, что и привело их в итоге к власти.
Борис Савинков подал в отставку. А будучи вызван эсерами для дачи разъяснений, развёлся и с ними, покинув партию. Керенский же, ещё недавно – «народный вождь», в полувоенном френче с короткой стрижкой (на фото), счёл за лучшее передать военное министерство профессионалу – популярному у газетчиков полковнику Верховскому, тут же ставшему генерал-майором.
Сам Керенский прожил намного дольше своих преемников на посту военного министра – дожил до 1970 года в США. Он оставил тома мемуаров, яркую книгу о русской революции, а также особую память о себе – знаменитые «керенки», символ безудержной инфляции и развала финансов.
Александр Верховский. Почти диктатор или почти большевик
Дворянин, воспитанник Пажеского корпуса, покинувший его из-за политики, с юных лет был не чужд революционных убеждений. Саше Верховскому ещё не было 20 лет, когда после кровавого воскресенья 9 января 1905 года, с расстрелом демонстрации по прямому приказу Великого князя Владимира, он не побоялся заявить, что «считает для себя позором употреблять оружие против безоружной толпы».
Позже одним из его кумиров станет Наполеон, ничуть не стеснявшийся стрелять в безоружную толпу. Но до этого Верховский прошёл Русско-японскую и мировую войны, был и на войне на Балканах, изучая опыт будущих союзников – сербов. Без каких-либо протекций, он, в конце концов, заслужил чин генерал-майора.
Незадолго до Февральской революции Верховский писал в своём дневнике:
«Потеря веры в командный состав стала общим явлением и выливается иногда в уродливые формы: так, корпуса и дивизии по сигналу атаки не выходят из окопов и отказываются атаковать. Это явление, уже прямо угрожающее».
А ведь он уже занимал посты, на которых можно было хотя бы чего-то добиться. Среди прочего, например, в представительстве при союзной румынской армии или в дивизиях, готовых высадиться в Трапезунде или на Босфоре.
Но это планов громадьё, как и участие в послевоенном мире, было сорвано для России двумя революциями. В них Александру Верховскому выпала отнюдь не последняя роль. Участие в Севастопольском совете депутатов он отметил разработкой положения о солдатских комитетах и вступлением в партию социалистов-революционеров.
Он стал сторонником командующего Черноморским флотом адмирала Колчака, избравшего путь к диктатуре. Подполковник (на тот момент) Верховский считал, что:
«сейчас уже стало ясно: масса поняла революцию как освобождение от труда, от исполнения долга, как немедленное прекращение войны. Нужно делать что-нибудь, чтобы остановить это движение, взять его в руки, сохранить хоть то, что можно, от армии. Мы должны дотянуть с этой армией до мира».
До мира Временному правительству дотянуть не удалось. И именно требование мира, едва ли не немедленного, озвученное впоследствии Верховским, стало причиной его отставки с поста военного министра за считанные дни до октябрьского переворота.
А взлёт в министры офицера, который получил генеральское звание только на этом посту, был напрямую связан с его контрреволюционными успехами. Встав во главе Московского военного округа, причём не без поддержки Бориса Савинкова, полковник Верховский жестоко, хотя и без лишней крови, расправился с солдатскими выступлениями в Нижнем и Твери, во Владимире, Ельце и Липецке.
Военный министр Верховский на похоронах погибших при усмирении беспорядков в Нижегородской губернии. Лето 1917 г.
В страхе перед большевиками и формирующейся рабочей гвардией пресса заговорила о толковом командире, как о возможном военном лидере. До Корнилова ему было, конечно, далеко, но чуть позже А. В. Луначарский в письме жене всерьёз назвал Верховского одним из возможных членов «чисто демократической коалиции, то есть фронта: Ленин – Мартов – Чернов – Дан – Верховский».
Саму идею такой коалиции Анатолий Васильевич – друг Троцкого и верный ленинский соратник, впрочем, охарактеризовал, как утопическую. Но создание правящей пятёрки в тот момент, вообще-то, не было утопией – её, назвав на французский манер «Директорией», сформировал под себя Керенский, сразу после того, как избавился от Корнилова. И записал туда вместе с другими и Верховского.
Вряд ли министр-председатель опасался конкуренции со стороны Верховского – пост военного министра, в отличие от поста Верховного главнокомандующего, для этого не очень подходил. Но популярность Верховского после неудавшихся переговоров с Корниловым и приказа пяти полкам Московского округа ударить по Могилёву, где была ставка Верховного главнокомандующего, только выросла.
При этом Верховский постоянно и убеждённо ратовал если не за мир, то хотя бы за мирные переговоры. Он даже объявил себя интернационалистом, чуть ли не сторонником большевиков. В то же время у новоиспечённого генерала явно взыграли амбиции, из-за которых очень многие стали отзываться о нём так, как профессор Московского университета Михаил Богословский: «шарлатан и негодяй».
Дела в министерстве он не забрасывал. Но реально что-то изменить был явно не в силах. Слишком самостоятельный Верховский никак не устраивал уже не только Керенского, но и всех остальных министров. Других в то время не спрашивали. Отставку этого почти диктатора точнее всех описал британский посол Джордж Бьюкенен:
«Военный министр Верховский подал в отставку. Он всегда заявлял, что, для того чтобы удержать войска в окопах, им необходимо сказать, за что они воюют, и что, следовательно, мы должны опубликовать свои условия мира и возложить ответственность за продолжение войны на германцев.
На последнем заседании президиума Совета Республики вчера ночью он, по-видимому, окончательно потерял голову и заявил, что Россия должна немедленно заключить мир и что, когда мир будет заключен, то должен быть назначен военный диктатор для обеспечения поддержания порядка».
На последнем заседании президиума Совета Республики вчера ночью он, по-видимому, окончательно потерял голову и заявил, что Россия должна немедленно заключить мир и что, когда мир будет заключен, то должен быть назначен военный диктатор для обеспечения поддержания порядка».
На службу к новой власти и в Красную армию экс-министр, как настоящий государственник, пошёл без лишних сомнений, хотя и после полугодового пребывания в Крестах. Однако дослужился только до комбрига и не дожил до новой мировой войны. Верховский попал под репрессии – его расстреляли в августе 1938 года по обвинению в участии в антисоветском заговоре.
Алексей Маниковский. Два дня в министерстве, два – в тюрьме
Формально генерал Маниковский, более известный как отличный снабженец, не был военным министром. После отставки молодого генерала Верховского его до выступления большевиков даже не успели утвердить в должности. Для истории Маниковский так и остался «только» временным управляющим военным министерством.
Генерал, несколько лет служивший начальником ГАУ – Главного артиллерийского управления Генштаба, получил известность в 1916 году, когда подал императору Николаю II докладную записку с планом реформирования оборонной промышленности России. Позже её стали называть не иначе, как «план мобилизационной экономики».
Страсти вокруг него кипели и при царе, и при Временном правительстве. А как же – для тогдашней бизнес-элиты, наживавшейся на военных заказах и создавшей под себя Временный комитет Госдумы, это означало национализацию источника их баснословных прибылей. То есть для них речь шла о чём-то пострашнее революции.
Но, конечно, не такой, какую провернули в октябре Ленин со товарищи, сразу взявшие на вооружение идеи Маниковского. Он же попал просто под раздачу, как один из членов последнего кабинета Керенского, брошенного своим премьером в Зимнем дворце.
Согласно плану двухдневного министра, сильным оборонным госпредприятиям предоставляется приоритет в промышленности не только на время войны. В мирное время они станут регуляторами цен, став авангардом технического прогресса. Не напоминает ли это вам нынешние госкорпорации? Только слегка исказившие саму суть проекта генерала Маниковского.
Генерал в своих идеях пошёл и дальше, предложив ввести на казённых и даже на частных заводах нечто вроде рабочего контроля. На фабрично-заводские комитеты, которые хотел ввести Маниковский, обратили внимание Леонид Красин, друг Сталина, тогдашний управляющий порохового завода, и братья Бонч-Бруевичи.
В октябре 1917 года это помогло генералу не задержаться под стражей и пойти на службу новому правительству – Совету народных комиссаров. А до этого у Маниковского была, вообще-то, вполне обычная карьера военного, точнее – штабного, выпускника Михайловского артиллерийского училища, участника Русско-японской и мировой войн.
В Красной армии, куда Маниковский просто не мог не попасть, он тоже служил по артиллерийской части и снабжению. Его книга «Боевое снабжение русской армии в мировую войну» увидела свет только в 1937 году. И справедливо считается классической.
А многие проблемы русской армии в мировую войну были связаны с тем, что среди снабженцев было ничтожно мало таких, как Маниковский. Алексей Алексеевич погиб в 1920 году при крушении поезда, направлявшегося в Ташкент, куда бывший генерал, а теперь краском, ехал в командировку.
По-своему неповторимую картинку обстоятельств отставки и досрочного освобождения недоминистра Маниковского рисует британский военный атташе в России генерал-майор Альфред Нокс:
«В четыре часа я отправился на встречу с генералом Маниковским, назначенным на должность военного министра вместо Верховского и оказавшимся под арестом вместе с остальными членами Временного правительства. Его освободили из Петропавловской крепости 9-го (ноября 1917 года. – ред.) и поручили возглавить службу тыла, которая в результате бойкота нового правительства со стороны офицеров и чиновников пришла в состояние хаоса.
Маниковский согласился взять на себя руководство министерством при условии, что ему предоставят свободу действий и не будут заставлять вмешиваться в политику. Я нашёл генерала в его квартире, сидевшим в комнате со щенком и котёнком, одного из которых он назвал Большевиком, а второго – Меньшевиком. На него никак не подействовал его печальный опыт, и он со смехом поделился со мной, как за то, что два дня он пробыл министром, ему пришлось ровно два дня просидеть в тюрьме».
Маниковский согласился взять на себя руководство министерством при условии, что ему предоставят свободу действий и не будут заставлять вмешиваться в политику. Я нашёл генерала в его квартире, сидевшим в комнате со щенком и котёнком, одного из которых он назвал Большевиком, а второго – Меньшевиком. На него никак не подействовал его печальный опыт, и он со смехом поделился со мной, как за то, что два дня он пробыл министром, ему пришлось ровно два дня просидеть в тюрьме».
Вместо эпилога
Каждый из наших героев достоин отдельного очерка, даже книги. Причём о Савинкове и Керенском их уже написано немало. Сами они тоже писали довольно много. И каждый по-своему профессионально.
В данном беглом обзоре мы лишь показали, насколько безнадёжны были потуги Керенского вместе с Савинковым, а затем Верховского и Маниковского, заставить заработать проржавевший механизм военного министерства ещё царских времён. Последний из них, впрочем, вообще ничего не успел и не мог успеть.
Но начинать это должен был, безусловно, ещё Гучков. А как раз у него не было даже попыток что-то менять, он почти не менял и кадры. В этом они очень похожи с историком профессором Павлом Милюковым, который тоже не торопился что-либо менять в царском МИДе.
Позднее менять и кадры, и саму систему, сменив название «министерство» на «народный комиссариат», стала РСДРП(б) вместе с левыми эсерами и анархистами. Хотя собственно комиссаров на фронты и во флоты запустили как раз «временные». Ещё до того, как страну взяли под себя большевики.
Опубликовано: Мировое обозрение Источник
