Дело Мари Лафарж

Мари Лафарж было лишь двадцать четыре года, когда ее приговорили к пожизненным каторжным работам. Женщину признали виновной в убийстве собственного мужа. Лафарж тщательно спланировала преступление, и казалось, что адвокат сумеет доказать ее невиновность. Так бы, наверное, и произошло, если бы не вмешательство Матье-Жозефа Орфила — врача и химика. Благодаря тщательной экспертизе он выяснил, что Шарль Лафарж был отравлен мышьяком. Дело имело большой резонанс, французское общество раскололось на две половины. А одним из главных защитников мадам Лафарж являлась Жорж Санд.




Взаимный обман

Отношения Мари Капелль и Шарля Лафаржа начались со взаимного обмана. Мужчина и женщина преследовали личные, но схожие цели. Шарлю срочно требовались деньги, причем в больших количествах. Его отец еще в 1817 году выкупил бывших картезианский монастырь, расположенный в Ле-Гландье, что недалеко от Корреза. Приобретение Лафаржа датировалось тринадцатым веком и находилось в полуразрушенном состоянии. Поэтому владелец с монастырем не церемонился. Он был в короткие сроки перестроен под поместье с литейной мастерской. Но Лафарж-старший оказался невезучим предпринимателем и вскоре полностью разорился. Вместе с ветхим поместьем Шарлю достались и многочисленные долги его отца. Спасти положение могла только выгодная женитьба. И вскоре у Лафаржа появилась надежда на спасение. Он сумел путем хитрых уловок добиться руки дочери некого обеспеченного человека по фамилии де Бофор. А когда открылась правда о финансовом положении зятя, было уже поздно.

Приданого хватило, чтобы не только погасить часть долгов, но и возобновить работу литейной мастерской. Шарль уже начал строить планы на свое светлое будущее, но произошла трагедия — скоропостижно умерла супруга. Поскольку взаимоотношения с тестем у Лафаржа были весьма натянутыми, де Бофор отказался помогать уже бывшему родственнику. Шарль вновь оказался на краю финансовой пропасти. Ему во второй раз в экстренном порядке пришлось искать себе жену. Связавшись с брачным агентством, он, конечно, сильно приукрасил свое истинное положение. По сути, выбора у Шарля не было. Если бы он представил резюме, что называется, без прикрас, то шансы на «хорошую охоту» отсутствовали бы. Поэтому брачные агенты начали поиск подходящей партии для солидного промышленника, владеющего замком в провинции. И в 1839 году они сумели ему подыскать, казалось бы, идеальный вариант в лице Мари Капелль. Она была молода, хороша собой и при этом богата. То есть в ней удивительным образом уместились все те требования Шарля, необходимые для счастья. Но… реальность оказалась куда прозаичней. 




Мари не была нищенкой – это правда. Но и богатой ее назвать сложно. Она происходила из семьи военного, сделавшего себе неплохую карьеру во время Наполеоновских войн. Ее бабушка ревностно охраняла легенду, гласящую, что их род – один из старейших, взявших начало еще в благословенные времена Карла Великого. Причем монарший франк, естественно, приходился им дальним родственником. Но никаких документов, подтверждавших легенду у семейства Капеллей, конечно же, не сохранилось. Пока был жив отец, семья жила вполне достойно, но без изысков. Когда же он погиб на охоте ситуация резко изменилась. Не утонуть в нищете Капеллям помогли родственники. Они же и взяли под крыло юную Мари после смерти ее матери. На тот момент девушке было приблизительно восемнадцать лет. Родня, стараясь дотянуть ее до своего уровня, определила Мари в пансион благородных девиц. Там Капелль увидела, как живут по-настоящему богатые люди и стала сильно им завидовать. Она понимала, что с ее «копеичным» приданным шансов заполучить богатого жениха нет. Те варианты, которые ей попадались, Мари брезгливо отвергала. И своим поведением она, надо сказать, сильно трепала нервы добрым родственникам. В конце концов, они не выдержали и обратились за помощью в брачное агентство. Тот, связавшись с другими агентами, и предложил Капелль кандидатуру успешного промышленника, сына мирового судьи из Вижуа Шарля Лафаржа. Когда Мари предложили этого кандидата, она мгновенно согласилась, едва прозвучали слова «богатый» и «замок». Девушке казалось, что этот мужчина способен дать ей все, о чем она только мечтала. И неважно, что ради этого ей пришлось бы покинуть Париж, перебравшись в провинцию. Мари была скромна в своих «аппетитах» и роль деревенской, но богатой принцессы ее вполне устраивала. 

К тому же в Париже ее репутация была основательно подмочена одним весьма неприятным инцидентом. Он же стал одним из поводов для родни взять обустройство личной жизни Капелль в свои руки. Некая подруга из пансиона обзавелась действительно богатым женихом – виконтом де Лото. И однажды, направляясь в его замок, она имела неосторожность взять с собой Мари. Сколько дней девушки провели в доме виконта – неизвестно. Но пребывание было омрачено неприятным эпизодом – у невесты де Лото пропали драгоценности, которые он ей и подарил. Естественно, пропажа не осталась незамеченной. Виконт потребовал у стражей порядка провести расследование. Вскоре было установлено, что драгоценности украла именно Капелль. Но виконт по просьбе невесты распорядился не арестовывать Мари. И она смогла вернуться в Париж. Вскоре подвернулся и вариант с Шарлем. 

Когда они встретились, Мари была разочарована. Шарль ее абсолютно не впечатлил, ни внешностью, ни манерами. Она видел перед собой обычного деревенщину без должного воспитания. Но… богатство и замок подсластили горькую пилюлю. А влюбленный по уши Шарль сделал ей предложение. Мари согласилась. И вскоре из мадемуазель Капелль она превратилась в мадам Лафарж. Интересно вот что: Шарль не показывал женщине свои владения до свадьбы. И лишь когда они официально стали мужем и женой, он отвез ее к себе в Ле-Гландье. 

Месть за обман

Молодожены прибыли в Ле-Гландье. Мари ожидала увидеть роскошный и благоустроенный замок, но вместо этого перед ее глазами предстало жалкое зрелище – полуразрушенный монастырь, кишевший крысами. С богатством тоже не сложилось, вместо денег и драгоценностей женщина увидела лишь ворох долговых обязательств. Мари закатила скандал, после которого заперлась в одной из спален монастыря. Ночью, немного отойдя от шока, женщина написала мужу письмо, в котором требовала немедленного развода. В том послании она пригрозила Шарлю самоубийством в случае отказа. Более того, Мари даже написала, что отправится на тот свет при помощи мышьяка. Забегая вперед, стоит сказать, что на этом послании остановила взгляд газета «Ла пресс», вышедшая двадцатого февраля 1840 года. Вот что было написано в статье:





Шарль Лафарж, что вполне логично, о разводе и слышать не хотел. Он, стоя на коленях, молил Мари о прощении и обещал ради нее свернуть горы. Не обошлось, конечно, и без стандартного набора – новый дом, драгоценности и слуги. Нужно были лишь немного подождать. Каким именно образом Шарль собирался осуществлять свои обещания в жизнь, он, естественно, объяснить не удосужился. Мол, просто будет, и точка. У Мари был непростой выбор: либо предать обман огласке и стать жертвой насмешек родных и друзей, либо скрыть произошедшее, дав шанс супругу. Мадам Лафарж выбрала второй вариант. Ни родственники, ни подруги не узнали, что она перебралась жить в полуразрушенный монастырь. В письмах к ним Мари писала о прекрасном и любящем муже, счастливой и богатой жизни, о величественном и большом замке. В общем, создавала иллюзию благополучия изо всех сил. При этом с мужем она вела себя вполне ласково и доброжелательно. Более того, Мари согласилась перевести свой капитал на его имя, а также составила рекомендательные письма, чтобы Шарль смог получить очередные кредиты в Париже. Лафарж ликовал, он был на сто процентов уверен, что теперь-то его жизнь наладится. Он съездил в Париж и вернулся с деньгами. Нескольких десятков тысяч франков хватило бы для того, чтобы начать восстанавливать хозяйство. Интересно вот еще что: непосредственно перед отъездом в столицу Мари сообщила, что составила завещание в пользу мужа. Объяснять странный поступок она не стала, но потребовала от него сделать ответный жест. Шарль согласился. Вот только написал он два варианта. В одном он все оставлял жене, в другом – матери. И действительным было, конечно, второе, о котором Мари не подозревала. И после этого мужчина отправился добывать деньги. 

В Париже Шарль не переставал удивляться резкому изменению модели поведения своей благоверной. Она слала ему нежные письма и свои портреты. А однажды прислала ему пирог, испеченный, как говорится, с любовью. Вот только стряпня оказалась испорченной – Шарлю резко стало плохо. Появились все признаки сильного отравления. Однако он и не подумал винить в случившемся жену, ведь пирог, по его мнению, испортился в дороге… Врач, пришедший в Лафаржу, после бегло осмотра сделал вывод – холера. Кое-как Шарль сумел получить деньги и вернулся домой. Болезнь все не проходила. Жена встретила его и предложила поужинать. От еды состояние мужчины резко ухудшилось. Посреди ночи к нему на помощь пришел семейный врач. Он тоже посчитал, что Шарль подцепил холеру, поэтому начал лечить именно от неё. А Мари воспользовавшись случаем, упросила врача выписать ей рецепт на мышьяк для уничтожения крыс. Доктор видел, какое количество грызунов обитало в монастыре, поэтому долго уговаривать его не пришлось. 

А Шарлю становилось только хуже. Мари, демонстрируя многочисленным родственникам мужа свою заботу, приносила ему лекарства и питье. Но главной «таблеткой» был гуммиарабик (твердая прозрачная смола, состоящая из высохшего сока различных видов акации). Его она хранила в маленькой малахитовой коробочке и утверждала, что принимала его сама. Но состояние Шарля только ухудшалось. Мужчина страдал от сильных болей, и никто не мог ему помочь. Тогда родственники решили обратиться за помощью к другому врачу – Масена. Но он посчитал, что у Шарля холера. Выписав несколько новых лекарств, доктор удалился. 

Но как-то Анна Брюн, родственница Шарля, совершенно случайно заметила, что Мари положила в стакан с молоком, предназначенный для Лафаржа, немного странного белого порошка из все той же малахитовой коробочки. Мари совершенно буднично и спокойно заявила, что место закончившегося гуммиарабика занял банальный сахар. Ответ Анну не успокоил, и она начала следить за действиями Мари. И после того как Шарль выпил содержимое стакана, Брюн его осмотрела. Ее внимание привлекли странные белые хлопья, плававшие на поверхности остатков молока. Это явно был не сахар. Своей находкой Анна поделилась с доктором Барду. Медик сделал глоток и почувствовал сильное жжение. Однако он решил, что неприятный привкус появился из-за того, что в молоко каким-то образом попала известка с потолка. На этом мужчина свое «расследование» прекратил. Но Анну такой ответ не устроил. И она продолжила следить за Мари. Очередное подтверждение опасений не заставило себя ждать. Женщина заметила, как мадам Лафарж добавила некий белый порошок в суп для мужа. О своих догадках Брюн (предварительно она спрятал остатки супа) рассказала матери Шарля и остальным родственникам. Тогда-то кто-то из сестер вспомнил, что Мари недавно отправляла сначала одного слугу, а затем и другого к врачу за мышьяком, аргументируя это войной с грызунами. О своих подозрениях родственники заявили Мари. Но она совершенно спокойно ответила, что весь мышьяк ушел на специальную ядовитую пасту, которую сделал садовник Альберт. Мужчина подтвердил. Соответственно, Мари удалось снять с себя подозрения. Но уже на следующий день был обнаружен очередной стакан с очередными белыми хлопьями на дне. В экстренном порядке был вызван новый медик – некий месье Леспинас. Он внимательно выслушал перепуганных родственников, осмотрел больного и заявил, что действительно, симптомы у больного напоминают отравление мышьяком. Но помочь Леспинас уже ничем не смог, Шарль отмучился на рассвете. В то же утро Ле Гландье наполнилось страшными слухами. Народ перешептывался и твердил, что мадам Лафарж отравила своего несчастного мужа. 

Что же касается Мари, то она изображала скорбь по почившему мужу. Облачилась в траурное платье и стала наводить порядок в документах. Особенно сильно ее интересовало завещание, оставленное Шарлем. Неожиданно у Мари появилась союзница – кузина покойного мужа Эмма. Она предупредила женщину о том, что родственники собираются позвать представителей закона, а затем забрала малахитовую коробочку. После этого Эмма отдала ее несчастному Альфреду и приказала закапать в саду, чтобы полицейские не смогли до нее добраться. Садовник избавился от улик, внушив Мари уверенность в собственной безопасности.



Уже на следующий день (пятнадцатое января) в дом Лафаржей прибыл мировой судья Моран в сопровождении секретаря Викана и нескольких жандармов. Мари, естественно, устроила для мужчин настоящее театрализованное действо, демонстрируя им свои актерские способности. И поначалу это сработало. Представители закона не поверили, что несчастная Мари способна на убийство. А доводы свекрови и Анны Брюн приняли за лжесвидетельствование. Правда, эмоции эмоциями, а улики, которые собрала Анна (остатки молока и супа с белыми хлопьями, а также рвотную массу Шарля) стражи порядка решили взять для экспертизы. И уже на выходе они случайно встретились с садовником. И, скорее для формы, чем для дела, решили его допросить. Альфред мгновенно раскололся. Он рассказал про малахитовую коробочку с неизвестным белым порошком и показал место, где ее закопал. Затем садовник признался, что по распоряжению мадам Лафарж несколько раз приготовлял ядовитую пасту от крыс и мышей, вот только на грызунов она почему-то не действовала… Моран взял с собой образец отрывы для дальнейшего изучения. Дело приняло серьезный оборот. Пока шел обыск в доме, мировой судья отправил одного из жандармов в аптеку, чтобы тот выяснил, когда был приобретен мышьяк. Стражу порядка удалось выяснить, что Мари покупала яд в декабре, когда Шарль находился в Париже и в начале января, когда он уже возвращался домой больным «холерой». Затем Моран не поленился и пообщался со всеми тремя врачами, которые лечили покойного месье Лафаржа. Стражу порядка было важно выяснить, известны ли были медикам способы, которые позволили бы определить наличие мышьяка в теле покойного. А в качестве примера судья привел методы профессоров Орфила и Девержи, работавших в Париже. Естественно, провинциальные доктора о последних достижениях науки ничего не слышали. Вот только гордость не позволила им признаться в этом. Поэтому они с готовностью заявили, что самостоятельно проведут необходимые исследования. 

Надо сказать, что труп они действительно исследовали. Вот только толку от «колхозной экспертизы», по сути, не было. Врачи банально не знали, что делать, ориентируясь на подсказки своих более, если можно так выразиться, продвинутых коллег. Поэтому для исследования они взяли лишь желудок Лафаржа, который к тому моменту на протяжении нескольких дней просто лежал в ящике, перевязанный веревкой. Соответственно, его состояние оставляло желать лучшего. Ну а «вишенкой» на торте экспертизы стала разбитая пробирка. Поэтому установить, был ли мышьяк в желудке Шарля или нет, медики не смогли. Но на всякий случай они заявили, что сумели обнаружить следы отрывы и в желудке, и в остатках еды. А вот в пасте от грызунов яда не было. Поэтому-то их количество не уменьшалось. Интересно вот что: по факту врачи просто ткнули пальцем в небо и не ошиблись. Вот только их правота будет доказана чуть позже… А пока же Моран сам принялся изучать содержимое малахитовой коробочки. Вместе с доктором Леспинасом он нагрел белый порошок на огне и почувствовал резкий запах чеснока. У мужчин не было сомнений в том, что в коробке находился именно мышьяк. Эта улика уже являлась серьезной. И Мари арестовали, отправив ее в тюрьму коммуны Брив. В принципе, собранных доказательств хватало для вынесения мадам Лафарж самого сурового наказания. Но вмешались родственники Мари. Они наняли самого известного и успешного адвоката Парижа месье Пайе для ее защиты. Дело Мари Лафарж вызвало повышенный интерес во всей Франции и за ним пристально следили самые крупные печатные издания страны. Кстати, впервые в истории ежедневные СМИ взялись за освещение судебного процесса.

Одна из газет попала в руки виконта де Лото. Конечно, он вспомнил о пропавших драгоценностях и потребовал обыскать личные вещи Мари. И действительно жандармы наши исчезнувшие украшения, тем самым подтвердив правоту Аллара. Когда Мари предъявили еще и обвинение в воровстве, она отреагировала мгновенно, словно была готова к такому повороту. Женщина заявила, что эти драгоценности отдала ей подруга для продажи, поскольку она нуждалась в деньгах. Следствие усомнилось в словах мадам Лафарж, поскольку виконт явно не испытывал финансовых проблем. Тогда Мари заявила, что жену де Лото шантажировал любовник – некий Клавэ. Он требовал денег, угрожая, что обо всем расскажет мужу. Но легенда Мари рассыпалась и ее приговорили к двум годам за кражу. Но на этом судебный процесс не закончился.

Триумф экспертизы

Процесс по делу Мари Лафарж начался третьего сентября 1840 года. Обвинение возглавил прокурор Деку. Он рассказал о браке, о взаимном обмане и отказе Шарля в разводе. В конце выступления он заявил, что мадам Лафарж, убедившись, что мирно разойтись с мужем не получится, решила его убить. И тщательно спланировала преступление, заставив мужа написать завещание в свою пользу, чтобы стать весьма обеспеченной вдовой. 

Любопытно вот что: адвокат Пайе и сам не знал, что его подзащитная на самом деле виновна. Ни в одной из доверительных бесед Мари ему не призналась в преступлении. И поскольку Пайе был уверен в подзащитной, он выстроил соответствующую линию защиты. Упор юрист сделал на экспертизе сельских врачей. Необходимо было провести еще одно исследование, чтобы подтвердить или же опровергнуть вывод медиков. И за помощью адвокат обратился именно к Матье-Жозефу Орфила – пожалуй, главному специалисту в области токсикологии. Вызывать непосредственно на судебное заседание эксперта не стали. Пайе рассказал ему об исследовании сельских врачей. Не забыв упомянуть и о том, что пробирка у них взорвалась до окончания эксперимента, поэтому верить их выводу было нельзя. Орфила удивился, что медики не знали об аппарате Марша, который как раз и позволял безошибочно доказать наличие или отсутствие мышьяка в чем-либо. Все свои мысли Матье-Жозеф изложил в письменной форме и передал адвокату.




И во время заседания Пайе взялся за сельских врачей, задавая им вопросы, подготовленные Орфила. В конце концов, ему удалось выбить из них главное признание — медики не знали о существовании аппарата Марша. И тогда адвокат заявил о том, что необходимо провести повторное исследование, чтобы уже поставить точку о вопросе о наличии или отсутствии мышьяка. Обвинение с предложением Пайе согласилось. Правда, проведение экспертизы доверили местным аптекарям Дюбуа (отец и сын) и химику Дюпюитрену из Лиможа. 

Пятого февраля (на этот день было назначено проведение экспертизы) аптекари и химик вошли в зал суда. Первым делом они рассказали присутствующим об аппарате Марша, сделав акцент на его уникальных возможностях. После этого мужчины взялись за дело. Интересно вот что: боясь подорвать собственную репутацию никто из мужчин не сообщил, что работать с изобретением Марша не умеет. Более того, вся троица впервые услышала об это «штуке» буквально за два дня до начала исследования. Но свои роли Дюбуа и Дюпюитрен исполнили мастерски, никто из присутствующих не сомневался в их профессионализме. Итог — аптекари и химик заявили об отсутствии мышьяка в представленных материалах. 

Пайе был уверен — это победа. Но судья усомнился в точно исследования, которое провели Дюбуа и Дюпюитрен, поэтому потребовал провести экспертизу еще раз. Аптекари и химик вновь взялись за дело. Теперь, получив немного опыта, мужчины установили, что в органах покойного Шарля мышьяк отсутствовал. Зато его обнаружили в малахитовой коробочке, а также в еще и напитках. Например, Дюбуа сообщил, что в молоке доза мышьяковистого ангидрида в десять раз превышал смертельную. Разные результаты исследований лишь тормозили процесс, поэтому прокурор потребовал вызвать самого Орфила для проведения экспертизы. Судья, конечно, согласился. «За» был и Пайе. Он был уверен, что результат окажется положительным для его подзащитной. Орфила принял предложение. Но провести исследование он смог только в сентябре. 

Специалист прибыл с необходимыми реактивами, которые содержали мышьяк и заявил: «Мы докажем, во-первых, что в теле Лафаржа имеется мышьяк; во-вторых, что он не мог попасть туда ни из реактивов, которыми мы пользовались, ни из земли, окружавшей гроб; в-третьих, что найденный нами мышьяк не является естественной составной частью любого организма». Работа заняла у Матье-Жозефа примерно сутки. И уже вечером четырнадцатого сентября. Первым делом он указал всем собравшимся на ошибки, которые были допущены аптекарями и химиком. Оба Дюбуа и Дюпюитрен в это время находились рядом с Орфила и смотрели в одну точку. Кстати, именно Матье-Жозеф настоял на тот, чтобы вся троица в обязательном порядке присутствовала на «разборе полетов». Свою речь парижский эксперт закончил утверждением, что Лафарж действительно был отравлен мышьяком. Яд был обнаружен и в еде, и в органах покойного. Соответственно, виновность Мари не вызывала сомнений. 

Пайе никак не ожидал, что дело примет такой поворот. Он уже ничем не мог помочь своей подзащитной. И девятнадцатого сентября суд признал Мари виновной в убийстве мужа и приговорил к пожизненным каторжным работам. 

Но на этом история Мари Лафарж не закончилась. Общественный резонанс после вынесения приговора был столь велик, что пришлось вмешаться даже королю Франции Луи-Филиппу I. И чтобы хоть как-то успокоить народ он заменил пожизненную каторгу на пожизненное заключение. Но сторонники Мари считали, что ее осудили несправедливо. Среди защитников женщины была и Жорж Санд. На ее стороне находился и химик Франсуа-Венсан Распай — главный конкурент Орфила. Он был уверен, что Матье-Жозеф ошибся и посвящал ему насмешливые стихи. Вскоре, благодаря стараниям Распая, началась настоящая травля Орфила в научных кругах. Но специалист не дрогнул. В ответ он провел курс публичных лекций в парижской Медицинской академии. Матье-Жозеф подробно рассказал о токсикологии и принципах работы аппарата Марша. Принято считать, что именно после лекций Орфила судебная токсикология начала бурно развиваться уже в качестве точной науки. И вскоре травля сошла на «нет».




Надо сказать, что простой народ тоже сочувствовал Мари. Дело в том, что в то время люди с большим недоверием относились к точным наукам. И поэтому считали, что доказательства вины Мари были неубедительны и сильно притянуты. 

Сама же Мари вину отрицала. В тюрьме она написала книгу, которая вышла в свет в 1841 году. А в 1852 году Наполеон III амнистировал Лафарж. Сделал он это по одной причине — женщина была неизлечимо больна туберкулезом. И в начале ноября того же года Мари не стало.