Она верила в свои идеалы. И ради их достижения была готова на все. Мария Спиридонова является одной из тех женщин, которая не испугалась поставить на кон свою жизнь. Став одним из руководителей партии левых эсеров, Мария постоянно находилась в водовороте событий. И из пятидесяти шести лет, что она прожила, более тридцати лет женщина провела в заключении.
Путь революционерки
Мария Александровна родилась в октябре 1884 года в Тамбове. Ее отец являлся коллежским секретарем, а мать занималась хозяйством и воспитывала пятерых детей. Семья являлась довольно обеспеченной по тем временам. Соответственно, родители постарались дать детям хорошее образование. Мария училась в тамбовской женской гимназии. И уже тогда она демонстрировала навыки будущего лидера.
Спиридонова часто оказывалась в эпицентре событий, не боясь шла наперекор решению педагогов, требовала от них соблюдения прав человека. Конечно, такое поведение руководству гимназии не нравилось. Но все же девушка сумела окончить учебное заведение в 1902 году. А поскольку ее семья к тому времени начала постепенно беднеть, ей пришлось искать работу.
И вскоре Спиридонова получила должность конторщицы в губернском дворянском собрании. Здесь ее навыки ораторского искусства оказались востребованными у местных эсеров. Они быстро поняли, что молодая девушка способна своими речами и горящим взором повести за собой толпу. Поэтому Марию Александровну, что называется, «пропитали» идеями и идеалами эсеровского движения. И она стала одной из них, вступив в боевую дружину партии.
Начались эсеровские «будни». Мария стала постоянным участником собраний партии, а также различных протестных демонстраций. Из-за этой деятельности ее и арестовали в марте 1905 года. Правда, вскоре отпустили.
Вскоре после этих событий Мария Александровна решила, что демонстрации не помогут добиться намеченных целей. Она отважилась на убийство. В январе 1906 года местный комитет эсеров постановил ликвидировать советника Тамбовского губернского правления Гавриила Луженовского. Выбор был, конечно, не случайным. Луженовский снискал себе дурную славу из-за создания в Тамбовской губернии отделения национал-монархической организации «Союз русских людей». Но главное, он «отличился» во время подавления крестьянских волнений на той же территории в 1905 году. Мария Александровна сама вызвалась устранить Луженовского. Причем для нее это было не просто убийство врага. По воспоминаниям современников, Спиридонова являлась рьяной противницей насилия, но советник заслужил смерть своими поступками. А раз девушке пришлось бы испачкать руки его кровью, то и расплачиваться за это пришлось тоже ей. Она свято верила в эту своеобразную, если можно так выразиться, этику.
В течение нескольких дней Мария Александровна следила за перемещениями Луженовского и ждала подходящего момента. И когда такой наконец настал, она выхватила пистолет и выпустила в советника пять пуль. А вот что произошло после выстрелов, точно до сих пор неизвестно. По одной из версий, у Спиридоновой произошло помутнение рассудка. Она хаотично перемещалась по железнодорожной платформе и кричала: «Я убила его! Я убила его!» По другой же версии, девушка после того устранения Луженовского попыталась покончить с собой, но не успела. На место преступления быстро примчались казаки, и один из них ударом приклада оглушил эсерку.
По сохранившимся документам известно, что после ареста Спиридонова подверглась жестокому избиению. Врач, который осматривал Марию Александровну в тюрьме, засвидетельствовал многочисленные следы от побоев.
Началось следствие. И только двенадцатого марта 1906 года Спиридонова узнала приговор – смертная казнь через повешение. Так решила выездная сессия Московского военного окружного суда. И после этого потянулись дни в ожидании смерти. Сама Спиридонова позже писала, что ожидание неизбежного финала сильно и бесповоротно меняют человека. Известно, что в те дни Мария Александровна слепила из хлебного мякиша человека и «казнила» его через повешение. Она могла по несколько часов подряд раскачивать из стороны в сторону своего хлебного висельника.
Так прошло двенадцать дней заключения в Бутырской тюрьме. И двадцать восьмого марта девушка неожиданно получила известие, что смертную казнь отменили. Повешение заменили на бессрочную каторгу.
Сохранились документы, в которых была объяснена причина замены наказания. Оказывается, министр внутренних дел Петр Николаевич Дурново способствовал отмене казни. Он отправил секретную телеграмму, в которой сообщил, что у Спиридоновой обнаружили туберкулез. А значит, она и так умрет. Необходимо было проявить сочувствие и сострадание.
Кстати, во время пребывания в Бутырской тюрьме Спиридонова познакомилась с «коллегами». Например, с Александрой Измайлович, Анастасией Биценко, Лидией Езерской, Ревеккой Фиалкой и Марией Школьник. Все эти женщины были определены в террористки и находились в заключении за различную антигосударственную деятельность.
А в июле все того же 1906 года женщин перевезли в другое место заключения. Теперь они находились в Акатуйской каторжной тюрьме. Но, несмотря на смену дислокации, террористок по-прежнему старались не ущемлять в их правах. Поэтому женщины ходили не в тюремных робах, а в собственной одежде. Им позволяли гулять, посещать библиотеку и общаться между собой. Но такой мягкий, щадящий режим продлился недолго. Уже в начале 1907 года все резко изменилось в худшую сторону. Сверху поступило особое распоряжение, касавшееся именно «политических» заключенных. Их требовалось этапировать в Мальцевскую тюрьму. Это решение привело к массовым недовольствам среди женщин. Они утверждали, что в холодное время года подобный «вояж» может оказаться смертельно опасным для них. Но мнение «политических», конечно, никого не интересовало. Не оставили на старом месте и больных. Среди них, кстати, находилась и Спиридонова. Она до последнего надеялась, что жесткое распоряжение ее не коснется. Но нет, ей вместе со всеми пришлось отправиться в Мальцевскую тюрьму.
В отличие от предыдущего места заключения, здесь находились в основном женщины, совершившие уголовные преступления. Соответственно, режим содержания в Мальцевской тюрьме был гораздо жестче и строже. Ни о каких «посиделках», походах в библиотеку и прогулках в платьях не могло быть и речи. «Политические» попали на настоящую каторгу.
На каторге Мария Александровна пробыла вплоть до Февральской революции. Известно, что лично Керенский распорядился освободить Спиридонову. И восьмого марта 1917 года женщина оказалась в Чите. А оттуда уже вскоре перебралась в Москву.
Важная роль
Товарищи по партии не забыли о качествах Марии Александровны за годы каторги. И вскоре Спиридонова стала одной из главных в левоэсеровском движении. Она оказалась в составе Оргбюро, трудилась в Петроградской организации, занималась пропагандой. Ей доверили обработку солдат. Спиридонова вдохновенно и очень реалистично внушала им, что войну нужно прекращать, землю отдать крестьянам, в власть — Советам.
С этими же призывами Мария Александровна занимала полосы газет «Земля и воля» и «Знамя труда». Затем ее выбрали председателем на Чрезвычайном и Втором Всероссийском крестьянском съездах. Также отметилась она своей кропотливой работе в ЦИК и в крестьянской секции ВЦИК.
В то же время в ее жизни появился журнал «Наш путь». Спиридонова заняла должность редактора и уже в дебютном номере опубликовала свою статью «О задачах революции». По факту, это было настоящее руководство для левых эсеров. Вот что писала Мария Александровна: «Революционный социализм — это мерка, которой должны быть отмечены все акты Партии Социалистов-Революционеров… С этой точки зрения наша программа не может изменяться и не должна приспособляться к условиям места и времени, наоборот, до нее должна быть поднята всякая действительность… В настоящее время утверждать действенно теоретически и практически, что наша революция буржуазная, сотрудничать с буржуазией в области и политической и экономической — это значит укреплять окончательно расшатавшийся буржуазный строй, это значит помогать ему продержаться годы, десятки годов на сгорбленных плечах трудящегося класса… Партия Социалистов-Революционеров идёт во главе социальной революции, ее программа в своем осуществлении взрывает один из прочнейших устоев современного строя (землевладение), нарушает один из священнейших принципов буржуазного строя — частную собственность… И вот… Партия Социалистов-Революционеров, под давлением заполнивших правое крыло партии обывательских, ничего общего с социализмом не имеющих элементов, отклоняется все дальше от своего единственно верного пути — тесной неразрывной связи и единения с народом… она включает в свою тактику меры и принципы, не только не освящаемые общими принципами нашей программы, но резко противоречащие им, посягающие на их логическую и моральную целостность».
Не оставила она без внимания и действие Временного правительства: «Политика официальных правящих кругов бесконечно далеко отошла от политики народной, как извне, так и внутри, и Партии Социалистов-Революционеров нечего там делать… Но на всех скорбных путях русской и мировой жизни наше место… должно определяться в свете нашей Идеи, в духе нашей программы — всегда под знаменем социализма, всегда революционным методом, всегда через народ, с народом и для народа».
Эту статью однопартийцы восприняли неоднозначно. Хотя многие были с ней согласны в том, что лидеры левых эсеров допустили несколько стратегических просчетов. Например, после Февральской революции принимали в свои ряды всех желающих. Таким образом, количество левых эсеров перевалило за миллион человек. Но количество не означает качество. Поскольку многие из «новобранцев» имели весьма условное отношение к деятельности партии. А некоторые так и вовсе не горели желанием вникать в революционные процессы. Не вызывала восторга и ее точка зрения, касающаяся идеализации конечных результатов. Однопартийцы отмечали, что Мария Александровна ударилась в морализм, который никак не мог соответствовать окружающей действительности. В общем, в партии хватало «подводных камней», мешавших ее нормальному развитию.
Неоднозначно были восприняты и ее слова, касавшиеся вынужденного сотрудничества с большевиками. На Первом съезде ПЛСР в ноябре 1917 года Спиридонова утверждала: «Как нам ни чужды их грубые шаги, но мы с ними в тесном контакте, потому что за ними идет масса, выведенная из состояния застоя».
Но в оценке ситуации Спиридонова допустила ошибку. Она верила, что успех большевистского движения – явление временное, и народ вскоре отвернется от него. Мария Александровна была уверена, что агрессивная политика Советов, основанная на ненависти ко всему монархическому, не способна перерасти во что-то серьезное и мощное. К том же, она верила, что большевики просто финансово не смогут потянуть второй этап революции и их ждало неминуемо банкротство.
Что касается второго этапа или стадии революции. Спиридонова подразумевала под этим термином «социальную революцию», которая должна была вырваться за пределы России и распространиться по всему миру. В противном случае этот этап был обречен на провал. По факту, Октябрьскую революцию Мария Александровна считала лишь началом глобального процесса. И на этом этапе большевики были лучшими, поскольку они являлись «самым полным выражением народной воли».
Спиридонова надеялась, что левые силы эсеров сумеют завоевать большинство в ПСР. И для достижения этой цели она проводила масштабную агитационную работу среди крестьян. Наиболее яркое ее выступление произошло на чрезвычайном и Втором Всероссийском съездах крестьянских депутатов. А на упомянутом выше Первом съезде ПЛСР Мария Александровна заявила своим однопартийцам: «Нам необходимо как молодой партии завоевать крестьянство». И левые эсеры поручили ей эту непростую задачу. Шансы на успех у женщины были. Во-первых, ее, как великолепного оратора, честного политика и публициста знали многие, в том числе и крестьянство. Во-вторых, народную любовь, жалость и сострадание обеспечивало Спиридоновой ее арестантское прошлое. Она мастерски пользовалась этим эпизодом из своей жизни, дабы создать себе ореол великомученицы, не щадившей себя ради простого народа. А американский журналист Джон Рид называл Спиридонову «самой популярной и влиятельной женщиной России».
В начале января 1918 года большевистская фракция выдвинула Марию Александровну на должность Председателя Учредительного Собрания. Но, несмотря на популярность и ораторское мастерство, эту битву Спиридонова проиграла Виктору Чернову. Она сумела набрать лишь сто шестьдесят голосов, тогда как Чернов – двести шестьдесят.
Но Спиридонова не собиралась заканчивать с активной политической деятельностью. Так, на Третьем Всероссийском съезде Советов она призвала принять Закон о социализации земли. А затем вошла в состав Комитета революционной обороны Петрограда.
На том же съезде Спиридонова заявила: «Чрезвычайно важно собрать все силы революционной России, чтобы из них создать единое революционное целое, сплошной ком единой социальной энергии и продолжать борьбу, без всякой пощады и без всяких колебаний, отметая всё, что будет встречаться на пути нашей борьбы, которая должна привести нас в светлое царство социализма».
Также, она была уверена, что важно утвердить Советы «Трудовым Учредительным Собранием, которому должны принадлежать во всей полноте все исполнительные, и законодательные функции, все решения которого должны почитаться для всех одинаково обязательным и незыблемым законом».
Кроме этого, Спиридонова призвала съезд принять закон о социализации земли. И в конце января он был принят объединенной ВЦИК.
Как и многие ее товарищи по партийному цеху, Мария Александровна была уверена, что войну с Германией нужно было прекращать как можно быстрее. Она считала, что боевые действия уже ни к чему и что они лишь замедляют ход мировой революции. Спиридонова утверждала: «После поступков правительств Англии и Франции заключение сепаратного мира будет тем толчком, который заставит массы прозреть».
На Втором съезде ПЛСР, который состоялся 19 апреля 1918 года, Мария Александровна призвала своих однопартийцев разделить ответственность за Брестский мир с большевиками. На том же съезде Спиридонова заявила: «Мир подписан не нами и не большевиками: он был подписан нуждой, голодом, нежеланием народа воевать. И кто из нас скажет, что партия левых эсеров, представляя она одну власть, поступила бы иначе, чем партия большевиков?»
Но уже ближе к лету 1918 года Мария Александровна резко изменила свое отношение к большевистскому режиму, а вместе с этим и политическую позицию. Она оборвала старые связи и выступила с осуждением Брестского мира, свалив всю ответственность за случившееся на большевиков. После этого левые эсеры восстали против новой власти в стране. Но уже в начале июля 1918 года Спиридонову, как и остальных лидеров партии, арестовали. Их взяли под стражу во время Пятого Всероссийского съезда Советов и отправили на гауптвахту в Кремль.
Расследование длилось вплоть до конца осени 1918 года. И в ноябре Верховных ревтрибунал при ВЦИК добрался до рассмотрения дела о «заговоре ЦК партии левых эсеров против Советской власти и революции». Марию Александровну приговорили к одному году тюремного заключения. Правда, вскоре, приняв во внимание ее «особые заслуги перед революцией», приговор был отменен. Женщину амнистировали и освободили. За то время, пока Спиридонова находилась заключении, она написала несколько статей. И в одной из них прямым текстом заявила, что руководство ПЛСР оказалось недальновидным и допустило ряд тактических ошибок, которые привели к плачевным результатам.
Известность получило так называемое «Открытое письмо» в ЦК партии большевиков, написанное как раз в ноябре 1918 года:
«Своим циничным отношением к власти советов, своими белогвардейскими разгонами съездов и советов и безнаказанным произволом назначенцев-большевиков вы поставили себя в лагерь мятежников против советской власти, единственных по силе в России.
Власть советов — это при всей своей хаотичности большая и лучшая выборность, чем вся Учредилка, Думы и Земства. Власть советов — аппарат самоуправления трудящихся масс, чутко отражающий их волю, настроения и нужды.
И когда каждая фабрика, каждый завод и село имели право через перевыборы своего советского делегата влиять на работу государственного аппарата и защищать себя в общем и частном смысле, то это действительно было самоуправлением.
Всякий произвол и насилие, всякие грехи, естественные при первых попытках массы управлять и управляться, легко излечимы, так как принцип неограниченной никаким временем выборности и власти населения над своим избранником даст возможность исправить своего делегата радикально, заменив его честнейшим и лучшим, известным по всему селу и заводу.
И когда трудовой народ колотит советского своего делегата за обман и воровство, так этому делегату и надо, хотя бы он был и большевик, и то, что в защиту таких негодяев вы посылаете на деревню артиллерию, руководствуясь буржуазным понятием об авторитете власти, доказывает, что вы или не понимаете принципа власти трудящихся, или не признаете его.
И когда мужик разгоняет или убивает насильников-назначенцев — это-то и есть красный террор, народная самозащита от нарушения их прав, от гнета и насилия.
И если масса данного села или фабрики посылает правого социалиста, пусть посылает это её право, а наша беда, что мы не сумели заслужить ее доверия.
Для того, чтобы советская власть была барометрична, чутка и спаяна с народом, нужна беспредельная свобода выборов, игра стихий народных, и тогда-то и родится творчество, новая жизнь, новое устроение и борьба.
И только тогда массы будут чувствовать, что все происходящее — их дело, а не чужое.
Что она сама (масса) творец своей судьбы, а не кто-то ее опекает и благотворит, и адвокатит за нее, как в Учредилке и других парламентарных учреждениях, и только тогда она будет способна к безграничному подвигу.
Поэтому мы боролись с вами, когда вы выгоняли правых социалистов из советов и ЦИК.
Советы не только боевая политико-экономическая организация трудящихся, она и определенная платформа.
Платформа уничтожения всех основ буржуазно-крепостнического строя, и если бы правые делегаты пытались его сохранить или защищать в советах, сама природа данной организации сломила бы их, или народ выбросил бы их сам, а не ваши чрезвычайки, как предателей его интересов.
Программа октябрьской революции, как она схематически наметилась в сознании трудящихся, жива в их душах до сих пор, и масса не изменяет себе, а ей изменяют.
Неуважение к избранию трудящимися своих делегатов и советских работников, обнаруживаемое грубейшим пулеметным произволом, который был и до июльской реакции, когда вы уже часто репетировали разгоны съездов советов, видя наше усиление, — даст богатые плоды правым партиям.
Вы настолько приучили народ к бесправию, создали такие навыки безропотного подчинения всяким налетам, что авксентьевская американская красновская диктатура могут пройти, как по маслу.
Вместо свободного, переливающегося, как свет, как воздух, творчества народного, через смену, борьбу в советах и на съездах, у вас — назначенцы, пристава и жандармы из коммунистической партии».
Оказавшись на свободе, от своих идей и идеалов она не собиралась отступать. Так, например, на совместном заседании ВЦИК Петроградского Совета и Чрезвычайного Всероссийского съезда Советов крестьянских депутатов Мария Александровна заявила, упрямо продолжая гнуть свою линию: «Пусть знает русский крестьянин, что, не связав себя с русским рабочим, не связав себя с рабочим и крестьянином Франции, Англии, Австралии и Германии и всех остальных стран мира, он не добьётся не только свободы и равенства, но даже того клочка земли, который так жизненно ему необходим».
Пыталась она призвать к единству и левые силы: «Пусть единая революционная демократия выступает единым фронтом. Оставим наши споры… Да здравствует братский союз рабочих, солдат и крестьян!»
Но все же ее попытки превратить идеальное будущее в настоящее упирались в непонимание и скептическое отношение. Большинство однопартийцев продолжало считать ее идеи и лозунги недостижимыми в условиях суровой реальности.
В журнале «Наш путь» Мария Александровна опубликовала статью «Письма в деревню», которую также восприняли весьма неоднозначно. Вот отрывок, который наглядно показывает взгляды партии левых эсеров на крестьянство: «…Крестьянство за короткое время революционизировалось настолько, что без прений и колебаний Крестьянский Съезд пошел в Таврический дворец, чтобы поддержать и одобрить Советскую власть так же искренне и с силой, как представители воинства и пролетариата»; «Третий Крестьянский Съезд был уже новым этапом на Пути тернистого и великого исторического прохождения крестьян к социализму»: «Крестьянство — не только материал для истории, не только пережиток известного строя, подлежащий глубочайшей социологической трансформации, и даже уничтожению, но класс будущего, жизнеспособный и устойчивый исторически, класс, несущий миру и новый строй и новую правду».
Под катком
Шло время, власть большевиков становилась все сильней. И они уже, по факту, не нуждались в старых друзьях. Более того, началась политика избавления от неудобных вчерашних союзников. Конечно, забыть о Спиридоновой просто не могли. Ее арестовали в конце января 1919 года. А в роли свидетеля обвинения выступил Николай Бухарин. Марию Александровну обвинили в клевете на советскую власть и антибольшевистской деятельности. И, конечно, признали виновной. Правда, приговор был довольно мягким. Ее на год отправили в Кремлевскую больницу, дабы оградить от политической деятельности. Но удержать Спиридонову в четырех стенах все равно не получилось. Весной она сумела оттуда сбежать и перейти на нелегальное положение.
Долго находиться в подполье ей все-таки не удалось. В конце октября 1920 года Марию Александровну все же сумели арестовать. Но через год ее освободили. Сыграло свою роль поручительство лидеров эсеров Штейберга и Бакала. Правда, цена свободы для Спиридоновой оказалась слишком высока — ей официально запретили политической деятельностью. От безысходности Мария Александровна приняла «щедрое» предложение. И вскоре она поселилась в подмосковной Малаховке. И хотя Спиридонова вела самую обычную, ничем не примечательною жизнь, за ней был установлен контроль со стороны ВЧК.
Такое положение ее, конечно, не устраивало. Поэтому в 1923 году Мария Александровна попыталась сбежать за границу. Но попытка провалилась. Ее вновь арестовали и приговорили к трем годам ссылки. Сначала Спиридонова находилась в подмосковном совхозе ОНПУ «Воронцово». В 1925 году ее переселили в Самарканд, а в 1928 — в Ташкент. На свободу Спиридонова вышла лишь в 1930 году. Но опять ненадолго. Уже через год ее арестовали и вновь приговорили к трем годам ссылки. А затем этот срок был увеличен до пяти лет.
Наказание Мария Александровна отбывала в Уфе. Здесь она вышла замуж, работала в Башкирском филиале Госбанка. Но едва Спиридонова официально получила свободу, ее вновь арестовали. В 1937 году военная коллегия Верховного суда СССР постановила, что «до дня ареста входила в состав объединённого эсеровского центра и в целях развёртывания широкой контрреволюционной террористической деятельности организовывала террористические и вредительские группы в Уфе, Горьком, Тобольске, Куйбышеве и других городах…». Сначала Спиридонову содержали в Уфимской тюрьме, затем этапировли в московскую бутырку. После вынесения приговора — двадцать пять лет заключения — ее отправили в одну из тюрем Ярославля. А спустя некоторое время — в Орел.
О Марии Александровне вспомнили в 1941 году и заменили тюремное заключение на смертную казнь. Приговор был приведен в исполнение одиннадцатого сентября того же года. Спиридонову расстреляли в Медведевском лесу вместе с мужем и подругой Александрой Измайлович. Всего же в тот день было казнено порядка ста пятидесяти «политических».
В 1988 году Мария Александровна была частично реабилитирована. И лишь в 1992 году с нее были сняты все обвинения. И реабилитация стала полной.
Павел Жуков
Читайте нас: