Хозяева Поднебесной: игра генерала

К концу 1924 года войска хозяина Маньчжурии «Старого маршала» Чжан Цзолиня нанесли поражение группировке «Нефритового генерала» У Пейфу. В то же время Пекин, формальная столица «Китайской республики», оказался в руках «Христианского генерала» Фэн Юйсяна, отколовшегося от группировки У Пейфу. Однако союзники генерала У сумели захватить Шанхай, и 1925 год в Китае начался наступлением войск «Старого маршала» на крупнейший приморский мегаполис.

Политические игры в го

Отколовшийся от У Пейфу и захвативший Пекин «Христианский генерал» Фэн Юйсян на тот момент не обладал военным и политическим весом, достаточным для того, чтобы единолично контролировать город. Формальный титул столицы и пост президента были слишком удобным политическим знаменем, чтобы им мог распоряжаться один мятежный генерал. Фэн Юйсяну пришлось вступить в непрочный ситуативный союз с маньчжурским владыкой Чжан Цзолинем.

«Старый маршал» к тому времени уже имел амбиции на весь Китай, но ему хватало мудрости лично не претендовать на высший пост Поднебесной – Чжан Цзолинь понимал, насколько его фигура неграмотного хунхуза одиозна и непопулярна среди народных масс. В итоге «Христианский генерал» и «Старый маршал» выбрали новым президентом «Китайской республики»… старого премьер-министра Дуань Цижуя, которого несколькими годами ранее сами же с боями изгнали из Пекина.

Под диктатом военных располагавшийся в столице бессильный парламент послушно избрал нового президента. Чтобы отобразить колорит той эпохи, здесь придётся немного остановиться на личности Дуань Цижуя. Даже на пост абсолютно формального, лишённого реальной власти президента в тогдашнем Китае «избирали» исключительно людей в генеральских погонах. На этом фоне генерал Дуань Цижуй (сразу после утверждения на президентский пост присвоивший самому себе чин «маршала») выделялся неплохим военным образованием: ещё в конце XIX века по личному распоряжению победителя тайпинов Ли Хунчжана он был послан в Германию, где несколько лет учился артиллерийскому делу. В новой истории Китая генерал Дуань прославился не только тем, что опоздал в 1918 году отправить китайский корпус на германский фронт в Европу, но и как выдающийся игрок в го – крайне популярную настольную стратегию, аналог шахмат для Поднебесной.

 

Получив президентский титул, ловкий игрок Дуань Цижуй надеялся превратить свою власть из номинальной в реальную, лавируя между генеральскими группировками. Однако поначалу он послушно утверждал все приказы, продиктованные хозяином Маньчжурии. Одним из первых стало присвоение в январе 1925 года маршальского чина самому сильному и преданному вассалу Чжан Цзолиня – «Генералу собачье мясо» Чжан Цзунчану. Одновременно с этим Чжан Цзунчана официально назначили «уполномоченным по умиротворению» приморских провинций – хозяин Маньчжурии открыто нацеливал своего сильнейшего вассала на Шанхай.

Русские наёмники прорываются в Шанхай

Ставший маршалом «Генерал собачье мясо» развернул энергичное наступление к самому богатому мегаполису Поднебесной. В авангарде его войск вновь двинулась «русская бригада» бывшего колчаковского генерала Константина Нечаева – на тот момент русские части официально числились 1-й бригадой 2-й армии, которой номинально командовал Чжан Сюэлян, любимый сын хозяина Маньчжурии.

В ночь с 15 на 16 января 1925 года в городе Пукоу, расположенном на северном берегу реки Янцзы недалеко от Нанкина, русские части в обстановке полной секретности – запрещено было разводить огонь и даже курить – погрузились на речные шаланды и баржи, двинувшись вниз по течению, чтобы обойти позиции противника у города Чжэньцзян. В прошлом Чжэньцзян, где ведущий к Пекину «Императорский канал» впадает в воды Янцзы, с боем захватывали британские войска и восставшие тайпины, теперь его предстояло штурмовать русским наёмникам.

Бывшие белогвардейцы двигались в ночной темноте, без огней вдоль берега, занятого противником, не имея точных представлений ни о месте высадки, ни о противостоящих силах. К утру речной караван окончательно заплутал среди каналов и протоков. Лишь на рассвете, столкнувшись с вереницей плотов, бойцы Нечаева обнаружили, что находятся недалеко от окраин Чжэньцзяна. Опытные наёмники атаковали сходу, соскочив с лодок на плоты, а уже с них на берег.

Бой на окраинах Чжэньцзяна длился целые сутки, приходилось атаковать через залитые водой рисовые поля, зачастую вплавь, форсируя многочисленные каналы. Русский десант, ударивший на противника с тыла, поддерживали наступавшие по фронту войска «Генерала собачье мясо», в том числе, недавно сформированный бронепоезд «Великая стена» с русским экипажем, которым тогда командовал бывший поручик Кавалергардского полка Фёдор Булычев.

К вечеру 17 января 1925 года русские части с боем вышли к улицам Чжэньцзяна. Солдаты из коалиции «Нефритового генерала» У Пейфу сопротивлялись слабо – зачастую, засев за домами и земляными валами, они лихорадочно палили в воздух, не целясь, пытаясь «напугать» наступавших белых. Однако за день боёв даже с таким противником, русские части понесли чувствительные потери. К исходу 17 января им пришлось отступить из Чжэньцзяна, чтобы избежать ночного боя на улицах незнакомого города. При отступлении в плен к солдатам «Нефритового генерала» попали несколько десятков раненых, включая командира одного из русских батальонов бывшего колчаковского генерала Мельникова.

В ночь с 17 на 18 января части У Пейфу, опасаясь окружения, оставили город Чжэньцзян, перед уходом отрубив головы всем русским пленным. Для «генеральских» междоусобных войн в Китае такое было не характерно – головы рубили лишь хунхузам и крестьянским бунтовщикам, то есть, тем, кого не считали солдатами «регулярной армии».

Несмотря на потери, спустя двое суток «русская бригада», всё так же пройдя на баржах и лодках около 100 км вниз по Янцзы, вступила в бой за укреплённый городок Цзянъинь, лежащий ровно посередине между Чжэньцзяном и Шанхаем. Бои за этот город длились почти неделю под непрерывным проливным дождём. В одной из атак 25 января 1925 года погиб служивший в штабе «русской бригады» бывший белый генерал Виктор Золотарёв – ранее он носил имя Ким Ин Су, будучи единственным этническим корейцем, выслужившим чин полковника русской императорский армии.

 

После 25 января противник, выбитый из полевых укреплений на окраинах Цзянъиня, заперся в стенах старой крепости. Понимая, что лобовой штурм даже средневековых укреплений повлечёт за собой немалые потери, опытные бойцы «русской бригады» собрали на ближайшей к крепости высоте несколько десятков наиболее метких стрелков и несколько трофейных «малых клиновых орудий». Трое суток они успешно отстреливали солдат противника на крепостных стенах и башнях, в свою очередь, выдерживая огонь немногочисленной вражеской артиллерии. Наконец, 29 января 1925 года гарнизон Цзянъина капитулировал.

 

Сразу после капитуляции крепости в 30 км к югу от неё войска «Генерала собачье мясо» при поддержке «русского» бронепоезда «Великая Стена» заняли городок Уси – последнюю крупную станцию перед Шанхаем. Всего через три дня, 3 февраля 1925 года, два самодельных бронепоезда под общим командованием бывшего белогвардейского полковника Иннокентия Кострова въехали на железнодорожный вокзал Шанхая.

«Мы, конечно, враги…»

Боёв в крупнейшем мегаполисе Поднебесной не было – во-первых, это бы не понравилось англичанам, американцам, французам и японцам, фактическим владельцам богатого центра Шанхая; во-вторых, к тому времени «Генерал собачье мясо» Чжан Цзунчан и его сюзерен «Старый маршал» Чжан Цзолинь начали переговоры о перемирии с «Нанкинским воеводой» Сунь Чуаньфаном – самым сильным вассалом «Нефритового генерала» У Пейфу, контролировавшим Шанхай. К тому времени «Нанкинский воевода», сохранивший свои личные дивизии, был уже сильнее потрёпанного в боях генерала У и мог позволить себе самостоятельную политику.

 

Прогремевшие на весь Китай успехи русских наёмников в боях под Пекином и Шанхаем имели далеко идущий политический резонанс. Они серьёзно обеспокоили правительство СССР, тем более что советская разведка поначалу преувеличивала численность «русской бригады», представив в Кремль данные о 5–10 тысячах вооружённых эмигрантов (в то время как их было не более 2 тысяч). В Кремле опасались, что бригада Нечаева может стать «точкой сборки» десятков тысяч белоэмигрантов, скопившихся в Китае. Среди тех «нечаевцев», кто не оставил мечты о «белом» реванше в России, действительно, ходили прожекты о том, что их бригада «есть только восточно-азиатская группа единой армии наступления на большевиков» (реальная цитата одного из рядовых чинов бригады Нечаева, произнесённая в Шанхае на гребне эйфории от побед над «Нефритовым генералом»).

Правительство СССР направило в Пекин дипломатический протест «по поводу нахождения на китайской территории белогвардейского отряда, известного под именем «1-й Русской смешанной бригады», оперировавшего между Шанхаем и Нанкином…» К тому времени Советский Союз и официальная «Китайская республика» уже год как установили дипломатические отношения, при этом довольно дружественные. СССР тогда сделал несколько широких жестов в отношения Китая – передал знаменитую КВЖД в совместное владение и отказался от претензий на причитавшуюся царской России долю в «боксёрской контрибуции» (огромные суммы, которые Пекин вынужден был выплачивать по итогам антиевропейского восстания ихэтуаней), передав её на развитие общеобразовательных школ Китая. В глазах китайцев эти подчёркнуто «антиколониальные» жесты выгодно отличали действия Советской России от политики стран Запада и Японии, которые рассматривали Поднебесную исключительно как объект дележа и эксплуатации.

В итоге Советскому Союзу в тогдашнем Китае симпатизировали не только интеллигенты левых убеждений, но и многие националисты в армейской униформе. Даже «Старый маршал» Чжан Цзолинь, откровенно враждебный «красной» идеологии, вынужден был, учитывая общественные настроения, поддерживать добрососедские отношения с СССР. В ответ на дипломатический протест советского посольства он приказал всем «бывшим гражданам России», служившим в его войсках, немедленно принять китайское гражданство.

 

Попавшие в Шанхай белогвардейцы тогда даже были запечатлены на страницах советской прессы. Журналист Николай Костарев оставил заметки о случайной встрече с бойцом из «русской бригады», сразу после тяжёлых многомесячных боёв оказавшимся на центральной улице богатого европейского «сеттльмента» Шанхая:

«Как-то утром, пробираясь по Нанкин Роуд, столкнулся с очень странной, диссонирующей с фешенебельной и блестящей улицей, фигурой. Солнечное утро, белые костюмы и тропические шлемы, поющие гудки авто – и вот вдруг передо мной встала и закачалась чёрная суконная гимнастёрка, на плечах – вшитые и искомканные полковничьи погоны, на левом кармане – академический значок с орлом, а выше – давно не бритое, в красной опухоли лицо и ещё выше – мятая офицерская фуражка. Человек был затянут в кавказский поясок, а швы таких же черных и грязных суконных брюк были прошиты бурым рубцом, долженствующим, очевидно, символизировать лампасы…Человек шёл нескоро, припадая на левую ногу».

Николай Костарев был не просто журналистом – совсем недавно он прошел всю гражданскую войну, сражался в отрядах Блюхера с колчаковцами, партизанил против японцев в Приморье (именно в его отряде воевал Александр Фадеев, позже ставший главным советским писателем). Да и вся «журналистская» деятельность Костарева в Китае начала 20-х годов свидетельствует о его близости к советским спецслужбам. Поэтому неудивительно, что случайная встреча бывших противников посреди Шанхая закончилась в китайской харчевне за бутылкой вина, хотя и без рукопожатий. Костарев писал:

«Мы чуть наклонили навстречу друг другу головы, но не подали рук. Мы, конечно, враги…»

«Вы говорите – китайцы! Разве они умеют воевать? Ну куда им…», – передаёт Костарев слова собеседника и продолжает описание человека, ставшего профессиональным кондотьером на чужой земле:

«Он поднял руку к лицу и стал его ощупывать, поглаживать подёргивающуюся щёку. Я присмотрелся к руке: она была скрючена, вытянута и плохо сгибалась – вся перешитая швами она заканчивалась двумя тонкими огрызками пальцев. Жуткая рука! – вот этой самой рукой он рубил головы китайских солдат. Как он это делал? – А вот ухитрялся! – он заметил, что я смотрю на его правую искалеченную руку: – Ничего, рукоять меча широкая и удобная… – он улыбается и прячет руку под стол».

«Бывшим гражданам России» на службе Чжан Цзолиня действительно пришлось поменять прежние шашки на китайские мечи-«дадао».

 

Перемирие кончается заговором

К весне 1925 года хозяин Маньчжурии «Старый маршал» Чжан Цзолинь вновь стал самым сильным «милитаристом» Поднебесной. Его личные дивизии и войска его вассалов контролировали значительную часть «Китайской республики», включая крупнейшие мегаполисы – Пекин и Шанхай. В столичном Пекине «Старый маршал», пользуясь щедрыми ресурсами богатой Маньчжурии, активно отодвигал от рычагов влияния своего ситуативного союзника – «Христианского генерала» Фэн Юйсяна.

В итоге за лето 1925 года внутриполитическая ситуация в Китае вновь резко поменялись – все прочие «милитаристы» стали активно блокироваться против Чжан Цзолиня. В августе в городе Ханькоу, главном центре китайской чаеторговли, прошла «конференция» полевых командиров девяти центральных провинций страны, по итогам которой почти все «милитаристы» договорились о совместных действиях против хозяина Маньчжурии. В Ханькоу, расположенном на берегу реки Янцзы в самом центре Китая, подобно Шанхаю, тоже имелись экстерриториальные иностранные «концессии» (британская, французская, японская, до 1917 года имелись и русская с германской) – конференция полевых командиров прошла именно на «иностранной» территории, где безопасность гарантировалась великими державами.

 

В итоге сложился направленный против «Старого маршала» новый военный союз, где главными ударными силами стали потерявший Шанхай «Нанкинский воевода» Сунь Чуаньфан и теряющий влияние в Пекине «Христианский генерал» Фэн Юйсян. К ним присоединился их прежний сюзерен «Нефритовый генерал» У Пейфу, разгромленный, но сохранивший остатки дивизий – в новой междоусобице он рассчитывал опять вернуться на вершину китайской политики.

К тайному союзу против хозяина Маньчжурии присоединился ряд генералов самого Чжан Цзолиня, включая… его младшего сына. 24-летний Чжан Сюэлян, носивший в народе прозвище «Маршалёнок», увлекался не только авиацией и наркотиками, но и модными политическими течениями – вероятно, он был вполне искренним националистом на фоне перманентных унижений своей родины мечтавшим о едином и сильном Китае. К тому времени личность его отца – старого хунхуза, самого сильного и самого, пожалуй, ненавидимого в Поднебесной «милитариста» – стала казаться юному генерал-майору главным препятствием в деле объединения несчастной страны.

 

В армии хозяина Маньчжурии вокруг его сына Чжан Сюэляна сложилась так называемая «младомукденская» группировка (от названия столицы Маньчжурии города Мукден – ныне Шэньян). Этот клан генералов и офицеров не только конкурировал за чины и должности со «старомукденцами», давними соратниками «Старого маршала» ещё по хунхузскому прошлому, но и имел другие политические вкусы. «Младомукденцы» были образованнее «старомукденцев» и вполне искренне мечтали об объединении и возрождении Китая, тогда как их «старые» конкуренты, выбившиеся из нищих низов малограмотные хунхузы, были вполне довольны своим местом в сложившемся генеральском «феодализме».

Мятеж генерала Го

В практическом смысле «младомукденскую» группировку и заговор против Чжан Цзолиня возглавил генерал Го Сунлин – в прошлом он преподавал в Мукденской военной академии, Чжан Сюэлян был одним из его учеников, а теперь стал политическим знаменем его клана. Кстати, генерал Го был причастен и к российской военной истории – в феврале 1921 года именно Го Сунлин командовал кавалерией гарнизона Урги, монгольской столицы, которую штурмовал знаменитый барон Унгерн.

Бывший подполковник русской императорской армии тогда разгромил китайских генералов, пытавшихся вернуть «внешнюю Монголию» под власть республики «Чжун-хуа Мин-го» (на деле – под власть «Старого маршала» Чжан Цзолиня). Однако считается, что именно Го Сунлин из всех бывших тогда в Монголии китайских генералов сумел проявить максимум военной распорядительности, сохранив часть войск под ударами «бешеного барона».

К осени 1925 года Го Сунлин фактически командовал 2-й армией из личных войск «Старого маршала» Чжан Цзолиня. Формально 2-ю армию (в которую официально входила и «русская бригада») возглавлял «Маршалёнок» Чжан Сюэлян, генерал Го числился его заместителем. По данным советской разведки, семь пехотных дивизий и две артиллерийских бригады этой армии тогда насчитывали 40 000–50 000 солдат при сотне пушек и сотне пулемётов.

В начале ноября 1925 года дивизии «Нанкинского воеводы» Сунь Чуаньфана и «Христианского генерала» Фэн Юйсяна атаковали «Старого маршала» Чжан Цзолиня и его вассалов. Следом должен был начаться открытый мятеж «Маршалёнка» против своего отца. Однако Чжан Цзолинь сумел раскрыть заговор за несколько суток – «Маршалёнка» и часть офицеров-«младомукденцев» арестовали.

Своего непутёвого отпрыска хозяин Маньчжурии искренне любил и ограничился для него домашним арестом, тогда как прочих арестованных после пыток сразу казнили. Однако верным Чжан Цзолиню офицерам не удалось арестовать генерала Го, тот бежал к побережью Жёлтого моря в Тянцзинь, где располагалась часть дивизий его 2-й армии, и начал открытый мятеж. Уцелевшим заговорщикам пришлось выступить раньше намеченного срока и не имея надёжной связи с союзниками – «Нанкинским воеводой» и «Христианским генералом».

Тем временем в 400 км южнее на берегах Янцзы под ударом главных сил «Нанкинского воеводы» Сунь Чуаньфана оказалась «русская бригада» Константина Нечаева. В бригаде русских наёмников накануне боёв тоже был раскрыт некий заговор, по итогам которого Нечаев расстрелял пятерых бойцов. К ноябрю 1925 года из-за неожиданности выступления противников Чжан Цзолиня и мятежа генерала Го «русская бригада» оказалась в стратегическом окружении.

Продолжение следует