Ограниченный быт ограниченного контингента

С декабря 1979-го по февраль 1989 года через войну в Афганистане прошло более полумиллиона советских военнослужащих. Для абсолютного большинства из них всё было чужим и непривычным в этой далекой стране, и, если непосредственно участвовать в боевых действиях довелось далеко не всем, то местные суровые условия коснулись каждого. Как жили советские солдаты, чем питались и как отдыхали?

Эффективность выполнения задач, поставленных перед частями и соединениями, зависит не только от уровня тактической подготовки личного состава, оснащенности боевой техникой и необходимым снаряжением. Важным аспектом является также физическое и психологическое состояние рядовых бойцов и командного состава. Эти показатели, в свою очередь, находятся в прямой зависимости от отношения руководства вооруженных сил страны к своим подчиненным, уровня финансирования тыловых служб, степени слаженности и четкости их действий. Война в Афганистане 1979–1989 годов в этом контексте вовсе не стала исключением из правил.

В понятие «быт» автором включаются следующие составляющие: условия расквартирования и проживания войск, питание и продовольственное снабжение, обмундирование и форма одежды, досуг.

Интересным эмпирическим материалом могут служить воспоминания и интервью самих воинов-«афганцев», как опубликованные, так и собранные энтузиастами. Часто именно они наиболее информативны по бытовым, повседневным вопросам (в отличие, скажем, от тактических или технических).

Условия проживания

Война в Афганистане полностью подтвердила традиционный тезис о неприхотливости и выносливости советского солдата. Учитывая, что пребывание Ограниченного контингента советских войск в Афганистане (ОКСВА) в чужой стране изначально планировалось как ограниченное по времени, «временность» ощущалась и в вопросах расквартирования войск. В результате солдаты и офицеры были вынуждены прибегнуть к несколько архаичной мере – рытью землянок. Так, командир артиллерийского взвода И.М. Смирнов (фамилия респондента изменена) сообщил, что «жить приходилось в вырытых землянках, которые внутри отделывались пустыми ящиками от боеприпасов». «Жили в землянках и палатках, также бараки были», – вспоминал командир 5-й мотострелковой роты 141-го мотострелкового полка 201-й мотострелковой дивизии гвардии капитан Н.Д. Изместьев.

Исходя из материалов воспоминаний и интервью, палатки могли либо со временем заменять землянки, либо мирно соседствовать с ними. По словам рядового Н. Ковтуна, «в гарнизоне сначала жили в землян­ках. Потом — в палатках, по 8–10 человек в каждой. Зимой спали одетыми. Простыни? Мы их в самом конце службы увидели». Дольше всего землянки сохранялись на отдаленных заставах, где во время обстрелов в полной мере использовались их защитные свойства.

Отношение к подобным условиям было различным, хотя в целом его можно охарактеризовать как нейтральное (от армии курортных условий никто и не ожидал). По понятным причинам, наибольшие претензии палаточный образ жизни вызывал у высококвалифицированного летного состава, традиционно являвшегося элитой Вооруженных Сил СССР. Так, летчик военно-транспортной авиации Ю.В. Кузнецов отмечал:

«Первое время условия были тяжёлые: в наличии были только палатки. Впоследствии построили бани, столовые и т.д.»Лейтенант-артиллерист А.С. Быков считает, что «бытовые условия были не очень хорошие, так как жили в палатках, и все удобства, естественно, были на улице. Для поддержания гигиены построили элементарную баню».

Необходимо отметить, что негативное отношение к палаткам характерно и для военных экспертов. После завершения войны генерал-майор Е.Г. Никитенко пришел к следующим выводам: «Производственные палатки типа П-38 оказались непригодными для работы в климатических условиях Республики Афганистан (высокая пылепроницаемость, повышенная температура внутри палаток, быстрое разрушение брезентовых наметов)». Все эти недостатки привели к постепенной замене палаток на производственные модули из сборно-разборных металлоконструкций. Данный вид жилища описал военный прокурор В.Л. Гуревич:

«Солдаты жили в казармах. Офицеры – в модуле. Модуль – сборно-щитовая казарма. Старшие офицеры по 2 человека, младшие – по 4–6 человек. В модуле были в комнатах: тумбочка, шкаф, на все комнаты умывальник, кухня, ванна».

Офицерам там, где это было возможно, предоставлялись несколько лучшие условия, что особенно касалось летчиков. «Лётный состав жил в модулях и был наиболее обустроен в бытовом плане», – отмечал Ю.В. Кузнецов. Авиационный техник В.М. Попов вспоминал, что «бытовые условия были удовлетворительные, жили в казармах комнатного типа по 3–4 человека в комнате. В каждой комнате имелся кондиционер (без которого очень жарко, чувствуешь себя очень неуютно). Коммунальные услуги: был водопровод и свет».

Жилые модули стали, без преувеличения, одной из отличительных деталей афганской войны. Корреспондентка «Комсомольской правды» Е.Л. Лосото, побывавшая в Афганистане уже в эпоху «перестройки», уделила данному типу жилища несколько строк в своей книге:

«Нас поселяют в домике, называется «модуль»… Внутри у нас кухня с плитой, туалет, комнаты со шкафами и даже с креслами. Полный комфорт, если не считать, что «модуль» сгорает за несколько минут, что мы сами создаем «светомаскировку», то есть везде гасим свет, чтобы нас через окно не подстрелил снайпер, и оставляем свет только в коридоре и туалете, где нет окон. На веранде нашего «модуля» несет службу солдат с автома­том, специально приставленный нас охранять. Убежище не­подалеку, но лучше никуда не бегать, а падать на пол и закрывать голову. А так комфорт».

Практически во всех источниках прослеживается единство в оценке организации условий гигиены. «Афганцы» отмечают, что повсеместно устраивались бани. «Не было такой части, где не было бы бани. Даже в пустыне сверлили скважины», – вспоминал В.Л. Гуревич, который, являясь военным прокурором, осуществлял контроль снабжения, следил за условиями жизни, порядком в контингенте. Бани сооружались из различных подсобных средств – из снарядных ящиков, палаток, в качестве душа использовали подвесные топливные баки от боевых самолетов. Стационарные бани, даже примитивные, обладали явными преимуществами. По словам водителя А. Крупенникова, «баня передвижная — одно горе: то вода горячая кончалась, то еще что. Приспособили пятилитровый ре­зервуар: утром заливали холодную воду, к обеду на солнце она становилась горячей. Но от ветра-“афганца” никакая баня не спасала».

Постепенно ситуация улучшалась. «Воду брали в скважинах. Баня была в полку. Я ездил к командиру артиллерийской батареи. Баня была как надо, с бассейном даже. Самогоночка после бани, шашлычок… Командир сам свиней держал, в яме», – рассказывал по данному поводу Н.Д. Изместьев. Рядовой О.И. Агафонов вспоминал: «Офицеры 3 раза в неделю мылись, а остальные только по пятницам. У них в части очень хорошая баня была… Даже артистов мыться привозили». С другой стороны, во многих районах Афганистана вода была серьезной ценностью, и проблема не решалась даже с помощью бурения скважин. По словам участника боевых действий А.С. Быкова, «о бане мы и не вспоминали, так как очень большая напряженка с водой».

Изменение взглядов командования ОКСВА на бытовые условия службы своих подчиненных можно проследить, проанализировав интервью первого заместителя начальника тыла 40-й армии полковника А.С. Сивакова:

«До восемьдесят четвертого года многие питали надежду, что удастся сломить сопротивление вооруженной оппозиции, поэтому на обустройство смотрели как на не суть важное, не требующее большого рвения и старания. Вот и продол­жали кое-где жить в палатках. Дома-модули не слишком улучшили быт наших воинов. Только к середине восьмидесятых возникли признаки серьезно­го отношения к этой стороне жизни армии. Скажем, появились банно-прачечные комбинаты: полевое и стационарное обору­дование. Полевой вариант представлял из себя стиральные ма­шины и центрифуги для отжимания белья на полуприцепах. Но на заставах все оставалось по-прежнему — солдаты стирали сами, им единственно выдавали стиральный порошок — сначала по жесткой норме, потом стали давать больше».

Постепенно в местах дислокации воинских частей вырастали военные городки. Подобный городок описал водитель А.М. Тришкин, призванный в Советскую Армию в мае 1986 года: «Жили мы в казарме, это такой домик щитовой, мы его “модуль” называли. У командиров было офицерское общежитие. Метрах в 60 от казармы стоял туалет, сделанный из вагона. Были свой хлебозавод, баня, бассейн, прачечная (стирали только нижнее белье и постельное, остальное мы сами). Был и магазин, в нем всё продавали и очень хорошего качества». «Подсобные хозяйства в частях были», – вспоминал В.Л. Гуревич.

Таким образом, со временем весьма примитивный быт советских солдат и офицеров в Афганистане «оброс» внушительной инфраструктурой, что может свидетельствовать как о некоторой эволюции работы тыловых служб контингента, так и об уже отмечавшейся выше уникальной приспособляемости и изобретательности человека на войне.

В ходе вывода советских войск из страны командование 40-й армии передавало сеть военных городков афганским властям. По словам Б.В. Громова, «абсолютное большинство казарм, складов, столовых и других объектов было сделано из сборно-щитовых конструкций. Капитальное строительство в Афганистане военные не вели. Слава Богу, у наших руководителей хватило ума не возводить военные городки из бетона и кирпича. Решение о безвозмездной передаче афганцам всей инфраструктуры 40-й армии, на мой взгляд, было правильным. После семи-восьми лет эксплуатации деревянные сооружения уже не подлежали разборке».

Питание и продовольственное снабжение

Качество питания в частях и соединениях ОКСВА оценивается различными респондентами по-разному, при этом часто встречаются диаметрально противоположные мнения. Преобладают оценки в диапазоне от резко негативных до сдержанных.

Так, сержант С.А. Нарышкин высказался следующим образом: «Питание отвратительное. Картошка порошковая, кильки в масле, которыми мы наелись, каши, а особенно перловая… Нередко в пище был песок, так как жара, ветер». По словам О.И. Агафонова, «кормили консервированной едой, сухарями. Поэтому у многих были проблемы с зубами». Н. Ковтун вспоминал, что «кормили из банок: каша перловая, тушенка плюс чай, два куска сахара, хлеб — все. Картошку получали в сухом виде, масло редко. Я сбросил килограммов двенадцать. Когда на точках сидели, есть ужасно хотелось. И пить — жара ведь».

С мнением солдат и сержантов часто были солидарны и некоторые представители высшего командного состава. В данном случае целесообразно процитировать интервью генерал-майора Г.И. Уставщикова, командира 108-й мотострелковой дивизии:

«Не могу смотреть на тушенку. На всю оставшуюся жизнь наелся в Афганистане. Кормили дивизию скверно. Овощей, фрук­тов не видели. Все шло из Союза в консервированном виде, быстро надоедало. Развивался сильнейший авитаминоз. Солдаты доходили буквально на глазах… На операциях крепкие парни теряли по пять-шесть килограм­мов. А полноценно восстановиться не могли. Пайки американской армии во Вьетнаме — малой емкости, веса, высокой калорийно­сти — нам и не снились. Более или менее удачным был сухой гор­ный паек: фруктовый рисовый суп, сгущенка, шоколад, ржаные сухари. На всех его, естественно, не хватало. Добро бы качество соответствовало назначению. А то, к примеру, сухарями этими солдаты на спор забивали гвозди в любую доску…»

Эти цитаты показывают, что одной из главных проблем личного состава контингента был авитаминоз. Причины подобной ситуации объясняются по-разному. Начальник штаба тыла 40-й армии В.М. Московченко высказал свое мнение по данному поводу:

«Сложной проблемой стало обеспечение армии продовольствием. В особенности скоропортящимися продуктами: мясом, молоком, овощами, фруктами. Возили их самолетами преимущественно для больных и раненых. Ил-76 летали из Таш­кента в Кабул, Шинданд, Кандагар, Ан-12 и Ан-26 из Ферганы — в Кундуз, Баграм, Джелалабад. Вроде и часто летали, и быстро, но в жару разве можно все сохранить в свежем виде, то же молоко? Условия для хране­ния картофеля были. Но жара… Сколько же тысяч тонн сгнило… Основной подвоз осуществлялся с октября по декабрь. Вывезти за три месяца все количество не успевали. Везли частями. Порой картошка доходила до места в абсолютно непригодном состоянии. Солдаты ели сухой картофель, разведенный в воде. В полевых условиях трудно было его приготовить — получалось клейкое, малосъедобное варево».

По словам А.С. Сивакова, «…постоянно мучились с электричеством. Оно то и дело от­ключалось. Начали пускать “дээски” — дизельно-электросиловые установки. Они хоть как-то выручали. В таких условиях холодильники быстро выходили из строя, не выдерживая «игры» электричества и резких перепадов температур. Двигатели “летели” один за другим. А запчасти доставлялись по воздуху крайне редко. Передвижные холодильные установки “Алки” — 20-тонные механизмы — тоже оказались неприспособленными к местному климату. Два-три рейса — и на прикол».

Солдаты сами пытались находить решение данной проблемы. По словам С.А. Нарышкина, «фрукты ели, но это было небезопасно, так как нас могли подстерегать душманы. Поход за фруктами мог стоить нам жизни». Существовали и более безопасные методы. А.Крупенников рассказывал:

«Овощей и фруктов близко не видели. То есть, видели в дуканах, на деревьях в кишлаках. Только охоты идти просить не было — запросто можно было пулю схлопотать. Действовали своими способами: меняли на тушенку, сгущенку, а иногда еще проще. Едет афганская “бурбухайка” с дынями, выйдешь на середину шоссе с автоматом — несколько дынь скинут».

С другой стороны, были предприняты попытки гражданских властей в СССР решить проблему снабжения солдат контингента овощами и фруктами. Некоторые регионы Союза установили шефство над отдельными частями ОКСВА. Подобная практика практически не нашла отражения в устных источниках, однако о ней написала Е. Лосото:

«В то время, как Афганистан завален апельсинами, бана­нами и всеми плодами земли (духи все это едят, их снабжают обложенные данью кишлаки), у наших солдат таких деликатесов нет. Шефы не помнят о том, что в Афганистане у них – подшефные. Можно отметить в положительном смысле Крым: он прислал в часть шесть мешков огурцов, которые тут же отдали в госпиталь. А вот другой борт с огурцами. Открыли — 70 процентов гнили. Это прислали из Средней Азии».

По всей видимости, на деятельности шефов отразилась кризисная ситуация в СССР конца 1980-х годов, когда отношения между республиками и центром становились все более натянутыми. Наблюдались также традиционный бюрократизм и банальное воровство.

Опираясь на источники и литературу, можно сделать вывод о серьезных изменениях, произошедших в сфере продовольственного снабжения контингента. Один из офицеров тыловых служб, В. Дьяченко, вспоминал:

«Все в Афганистане питались по единой, девя­той норме. Когда уходили в рейды и на боевые операции, тогда брали с собой сухие пайки, сухпаи, как их называли. Поначалу на них было много нареканий. Сплошь консервы, они плохо усваи­вались в афганскую жару. Я иной раз наблюдал: подразделе­ние уходило в рейд и оставляло в расположении части консерв­ные банки — все равно в жару их содержимое есть невмоготу. Некоторые солдаты открывали банки и тут же выбрасывали. Потом сухой паек изменили… Горные пайки были много лучше. В зимний входили суп или борщ, колбасный фарш или прессованное мясо, галеты, чай, сгу­щенка. Летом добавляли сок. Подразделения спецназа дополни­тельно получали шоколад. С хлебом особых проблем не возни­кало, хотя во время боевых операций он доставлялся нерегулярно. Хлеб имелся и в консервированном виде в полиэтиленовой пленке. Правда, у него был специфический вкус. Солдаты проветривали его и ели».

Причинами того, чтобы жизнь и быт солдат так и не были налажены на должном уровне, Дьяченко видел в «нерасторопности, неумелости и халатности». В несколько ином свете понимали данную ситуацию исследователи Д. Гай и В. Снегирев, собеседники многих респондентов и авторы одной из первых аналитических работ по афганской войне. По их мнению, многие проблемы были напрямую связаны с тем, что боевые действия в Афганистане не получили от руководства СССР официального статуса войны. Данное обстоятельство автоматически снижало вес ОКСВА, обделяя его в том, что касалось снабжения. В результате контингент с горькой иронией называли «во всем ограниченным».

С другой стороны, участники боевых действий второй половины 80-х годов отзываются о продовольственном снабжении более позитивно. Так, А.М. Тришкин считал, что «со снабжением проблем не было. И кормили нас хорошо, трехразовое питание (кашу на сгущенке варили). Командиры строго следили, чтобы из столовой мы выходили с флягой горячего чая». Упоминание о командирах не случайно. По словам В.Л. Гуревича, «всё зависит от командира. Командир должен решать 3 задачи: чтобы солдат был сыт, одет, обут, обучен». Как и в других военных конфликтах, именно от рвения и порядочности конкретных лейтенантов, капитанов и майоров зависело качество жизни солдат в Афганистане.

На отношение человека к качеству питания серьезное влияние оказывали его характер, привычки, уровень жизни до войны. Например, у кадровых военных однообразие рациона редко вызывало сильную эмоциональную реакцию. На вопрос о пище Н.Д. Изместьев ответил: «Нормально. Кашу ели перловую, консервы. Раз, 3 месяца кормили вместо тушенки паштетом польским. Я, когда домой приехал, жена стол накрыла и паштет на стол поставила: “ешь, говорит, тебе оставили”. Я его сразу отодвинул. “Отдай, говорю, его детям лучше”. Солдаты минтай ели. А так: в обед – сухой паек, на завтрак и ужин – горячее. Ужин готовит батальон. Когда прокараулишь – в муке червь заведется: каша “с мясом”, значит». Нейтральное отношение офицера к постоянству в еде в данном случае легко объяснимо привычкой к армейским порядкам.

Таким образом, за годы пребывания советских войск в Афганистане проблема их снабжения всеми необходимыми видами продовольствия так и не была решена на должном уровне, хотя нужно подчеркнуть, что определенные положительные сдвиги, касавшиеся, прежде всего, состава сухих пайков, были осуществлены усилиями тыловых служб.

Необходимо отдельно коснуться вопроса о питьевой воде и ее качестве. Генерал-майор медицинской службы В.С. Перепелкин писал в тексте своего доклада на медицинской конференции, посвященной афганской войне:

«Пробуренные в первые годы пребывания наших войск в Афга­нистане неглубоководные скважины подавали воду, не соот­ветствующую ГОСТу по показателям микробной загрязнен­ности. В то же время технических средств надежного обеззаражи­вания не было. Не хватало и средств обеззараживания индиви­дуальных запасов воды — пантоцида, аквасента, пуритапса».

Со временем ситуация несколько изменилась. Как отмечал в своей книге Е.Г. Никитенко, «в подготовительный период к предстоящим операциям личный состав доукомплектовывался индивидуальными аптечками, средствами для обеззараживания воды (пантоцидом из расчета две таблетки на одну флягу)». По словам С.А. Кузнецова, «с водой перебоев не было, ее перегоняли, но попахивало хлоркой. Получалось с осадком серого цвета. С тех пор стал разбираться в воде». А.М. Тришкин вспоминал, что «сырую воду пить не давали, боялись, что мы дизентерию подхватим».

Данные опасения не были напрасными. Из материалов, обобщенных генерал-майором медицинской службы, главным инфекционистом Министерства обороны К.С. Ивановым известно, что «наибольшее количество больных, лечившихся в инфекцион­ных стационарах, зарегистрировано с 1984 по 1987 гг. и составляло 31—34 процента от числа личного состава в год, а с учетом лечившихся в медпунктах… до двух третей личного состава…» При этом «ведущее место занимал вирусный гепатит (40,6–51,2% всех больных), шигеллезы и другие острые кишечные инфекции (14,6–20,2%), брюшной тиф и паратифы А и Б (9,6–26,9%), малярия (2,7–5%), амебиаз (3,3–11,1%)». С другой стороны, как отмечали Д. Гай и В. Снегирев, «заболевали солдаты и офицеры не только от употребления воды, но даже от пыли, содержавшей опасные микробы и бактерии». Сказывался и так называемый «человеческий фактор». Недостаточный контроль со стороны медицинских работников, низкая требовательность командиров и должностных лиц тыла к проведению санитарно-гигиенических и противоэпидемических мероприятий привели, по мнению Е.Г. Никитенко, к повышению заболеваемости инфекционным гепатитом.

Страдали от этого и сами представители командного состава – например, Б.В. Громов не избежал заражения гепатитом. «К сожалению, профилактика всю войну оставалась самым слабым звеном системы помощи», – констатировал полковник медицинской службы Ю.В. Немытин, началь­ник Центрального госпиталя в Кабуле, начальник медицинской службы 40-й армии. Это замечание касалось и контроля качества питьевой воды.

Униформа контингента

Советская Армия образца 1979 года была массовой призывной армией, комплектовавшейся и проходившей боевую подготовку на основе опыта больших войн и предназначенной, главным образом, для применения в условиях климата европейских равнин. В соответствии с мышлением эпохи «холодной войны» разрабатывалась и униформа солдат и офицеров. Несмотря на свою добротность и относительно неплохое качество, она мало подходила к условиям локальных военных конфликтов.

В 1980 году комиссия, проверявшая работу тыла 40-й армии, пришла к следующим заключениям: «…Резко увеличился износ обуви и одежды. Так, за 14 суток действий в горах одного мотострелкового батальона вышло из строя 90% обуви и брюк… В ботинки юфтевые и хромовые из-за низких берц попадает песок, растирая ноги до крови… Хлопчатобумажные носки вы­держивают не более двух недель носки, в основном солдаты носят обувь на босу ногу… Необходимо заменить кирзовые сапоги на сапоги с укороченными голенищами». Как уже отмечалось выше, специальные части нуждались в специальной обуви. «Нужны кроссовки тем, кто работает в горах, прежде всего разведчикам. Любые кроссовки! Здесь на “фирму” не смотрят», – писала Е. Лосото.

Относительно изменений в обмундировании ОКСВА высказывался А.С. Сиваков:

«Изменения коснулись и формы одежды. Хлопча­тобумажная, крепкая, она тем не менее оказалась малоприспособленной к афганскому климату. Через несколько месяцев становилась, как дерюга, стояла коробом. Да и пошив не из удач­ных. Только к середине войны появились брюки и куртки свободного покроя».

Речь в данном случае идет, прежде всего, о появившихся в 1980-х годах и многократно описанных комплектах униформы, известных как «дубок» и «горка».

Серьезные трудности вызывали скачки температуры воздуха в течение суток, характерные для афганского климата. По словам А.М. Тришкина, «климатические условия для меня были непривычны. Днем плюсовая температура, а ночью минусовая. Холод дикий, шапку-ушанку по самые уши натягивал. Еще из теплой одежды нам бушлат выдавали на зиму и сапоги». От ночного холода особенно страдали специальные подразделения, которые были вынуждены останавливаться на привал в горах. Е. Лосото отмечала, что «лучший трофей в Афганистане – это солдатский спальник, изготовленный в ФРГ. Он в пять раз легче нашего и в два раза теплее».

Знаменитыми стали так называемые «лифчики» (самодельные разгрузочные жилеты для боеприпасов и снаряжения), которые солдаты после ухода «на гражданку» передавали вновь прибывшим. Их шили из брезента, что обеспечивало легкость и удобство в бою. В специальные карманы заталкивались рожки автоматов, и иногда металл даже защищал от осколков. С другой стороны, надеть на такой «лифчик» бронежилет было невозможно, что повышало уязвимость бойцов.

Таким образом, несмотря на попытки (с середины войны – небезуспешные) командования 40-й армии укомплектовать личный состав обмундированием и снаряжением, максимально подходящим к местным климатическим и тактическим условиям, данную проблему часто вынуждены были решать сами солдаты и офицеры, активно используя трофеи и проявляя личную изобретательность.

Досуг

Как правило, участники боевых действий в Афганистане охотно делятся воспоминаниями о том, как проводили свободное от выполнения служебных обязанностей время. По всей видимости, это позволяет несколько отвлечься от тяжелых мыслей, связанных с возвращением (пусть даже на уровне образов, рождаемых памятью) к военным реалиям.

По словам В.Л. Гуревича, «часто были кино и концерты. Концерты проводились в клубах под эгидой Кобзона. Там и родилась поговорка: “Как не остановить бегущего бизона, так не остановить поющего Кобзона”. Приезжали Розенбаум, Зыкина и другие». Н.Д. Изместьев сообщил, что Л.Г. Зыкина «давала концерт в медсанбате». Рядовой В.Г. Аполлонин описал приезд Кобзона в одну из частей ОКСВА:

«Один раз к нам с концертом даже приезжал Иосиф Кобзон. Это для нас было полной, но приятной неожиданностью. Мы были рады, что Родина нас не забывает. Иосиф Давыдович пел популярные свои песни и, вообще, песни о войне. Была возможность не то что с ним пообщаться, а и получить автограф. Он прилетел к нам на вертолете в обед. Мы все обедали рядом с ним. Вечером был концерт. После него Иосиф Давыдович долго с нами разговаривал. Кто-то предложил поиграть в карты – и мы играли. Вообще, Иосиф Давыдович оказался очень общительным человеком. И очень веселым. А утром он улетел в другое место. Своим присутствием он очень поднял наше настроение».

О.И. Агафонов вспоминал:

«Гитары у многих были… Песни пели, устраивали концерты. Любили группу “Каскад”, они к нам приезжали… Группа “Каскад” — это настоящая афганская музыка… Очень нравилась и нравится песня А. Розенбаума “Черный тюльпан”. К нам приезжали артисты Киевского театра эстрады и прибалтийский ансамбль… Магнитофон катушечный слушали. Телевизор смотрели. Программа “Время” была обязательна для просмотра. Знали, что происходит в Союзе. Книг не было, ничего не читали. Спортом занимались: качались железом, подтягивались поначалу… У нас был кинотеатр “Звезды” (натянутая маскировочная сетка на столбах). Смотрели фильмы “Серебряное ревю”, “Рейс 222”, “Пираты ХХ века” (по-узбекски). Каждую неделю политзанятия проводили».

С другой стороны, некоторые «афганцы», достаточно подробно описывая технику, вооружение и особенности боевых действий, практически ничего не сообщают о свободном времени. Так, С.А. Нарышкин отмечал: «Насчет развлечений и досуга ничего не могу сказать – только служба, даже в самоволку не отпускали». Правда, данный случай – скорее исключение, чем правило…