Сразу и внезапно даже кирпич на голову не падает. Вначале вы должны каким-то образом оказаться в точке пересечения с падающим кирпичом и совпасть по времени. Большую часть действий, которые приведут вас в конкретную точку, в конкретное время, вы совершите не только добровольно, но даже инициативно. Если предположить, что в конечном итоге ваше пересечение с кирпичом окажется не случайным, то организатору этой встречи не надо будет слишком сильно напрягаться, достаточно лишь немного подкорректировать траекторию вашего движения по жизни, а также проконтролировать ход времени, чтобы при необходимости это ваше движение притормозить или ускорить.
Обычный человек стремится к конкретизации своего жизненного пути. Энциклопедистами случайно становятся единицы из числа людей слишком любопытных с детства и получивших возможность это своё любопытство удовлетворить. Подавляющее большинство идёт по пути узкого профессионализма. Даже наличие задатков энциклопедиста лишь в редких случаях приводит к их развитию. Чаще семья, давление общества, собственная лень, материальные трудности и прочие объективные причины толкают человека по пути быстрой профессионализации, углубляющей конкретное знание, но сужающей горизонт.
С точки зрения человека как индивидуума, профессионализация полезнее энциклопедизации. Хороший слесарь или электрик значительно востребованнее человека, знающего понемногу обо всём, способного поддержать беседу и со слесарем, и с академиком, но значительно уступающего специалисту в скорости и качестве выполнения конкретного задания. Систематизация же энциклопедических знаний, делающая их эффективным средством воздействия на природу и общество, требует упорного и тяжкого труда всей жизни, не каждому доступна и редко даёт существенный материальный эффект, так как за пределами острых и продолжительных системных кризисов знания и навыки даже системного энциклопедиста редко бывают востребованы. От них как от «слишком умных» и потому непонятных, а значит, опасных (с точки зрения среднего индивидуума) чаще стремятся избавиться, как избавились от Сократа, даже в том случае, если они находят применение своим талантам в спокойную эпоху.
Сам факт их существования уже внушает беспокойство, делая доселе спокойную эпоху беспокойной.
Тем не менее системные энциклопедисты тоже нужны обществу, поскольку, в отличие от средневзвешенного его члена, стремящегося к сужению своего горизонта, ради узкого профессионализма они стремятся к расширению своего горизонта (неважно из любопытства ли или стремясь к некоему практическому результату). Расширение же горизонта очень быстро приводит к пониманию аксиомы, которую знают (а незнающие интуитивно ощущают) гении войны, политики и шахмат. Аксиома эта заключается в том, что путь к победе лежит через расширение пространства возможных (доступных вам в определённый период времени) решений.
Пока пространство возможных решений расширяется, система развивается, как только оно начинает сужаться, система становится на дорогу к коллапсу. Чем уже пространство возможных решений, тем ближе точка коллапса и тем труднее произвести разворот в сторону его расширения, тем труднее спасти систему.
Как видите, кузнецу или таксисту, менеджеру или фермеру это знание ни к чему. Оно никак не способствует его профессиональной деятельности, наоборот, загружает мыслительный аппарат ненужными подробностями и отвлекает от прямого пути, диктуемого профессионализацией.
Фермеру необходимо ориентироваться в особенностях смены времён года в регионе, в котором он занимается земледелием, но ему совсем не надо знать, что примерно раз в тысячу лет, но в произвольное время в этом регионе случаются природные катаклизмы, полностью уничтожающие трёх-пятилетний урожай, преодолеть последствия которых невозможно без крупных запасов качественного семенного фонда. Фермерская семья всё равно не будет в десятках поколений хранить и обновлять резервный семенной фонд на случай катастрофы, с которой скорее всего столкнутся иные поколения, действующие в иных природных и социальных условиях и которые, соответственно, будут принимать решения, исходя из современных им реалий.
Но если мы поднимемся над фермерским хозяйством на уровень государства, то политики, претендующие на руководство им, обязаны думать о возможных катастрофах и механизмах минимизации и преодоления их последствий. Вот политики-то, независимо от того, что по этому поводу думают фермеры и остальной народ, обязаны обеспечить резервные фонды всего необходимого на случай непредвиденных обстоятельств и не просто механически обновлять запасы, срок хранения которых подходит к концу, но следить за тем, чтобы эти запасы обновлялись качественно: модернизировались в соответствии с техническим и духовным развитием общества.
Разница задач, стоящих перед политиком и средним членом общества, определяет не просто разницу подходов, но и кардинальное различие в их психической организации. Поэтому общество зачастую не понимает причины и не прослеживает возможные последствия действий политиков, а политикам трудно объяснить свои идеи обществу. Формально говоря на одном языке, они буквально говорят на разных языках.
Это не признак ума или глупости, это стандартная профессиональная деформация как профессионального большинства, так и энциклопедического меньшинства.
Демократические механизмы обеспечивают государству и обществу определённую устойчивость в моменте, но неэффективны с точки зрения перспективного долгосрочного планирования. Люди избирают подобных себе. В результате к власти приходят узкие специалисты, эффективно управляющие каждый своей сферой, но не способные заглянуть за горизонт, а зачастую не способные даже соединить усилия управляемых отраслей, увидеть общий стратегический интерес за пределами частного тактического. Поэтому не только в российскую, но в любую демократическую систему, в какую интуитивно, а в какую и умышленно, системные политики пытаются внести некую долю авторитаризма и аристократизма, тоже не идеально, но всё же обеспечивающих передачу навыков системного энциклопедического мышления новым поколениям политиков.
На Украине такая прививка аристократизма в политике отсутствовала по определению. Любая постсоветская государственность, кроме украинской и белорусской, имела некую более-менее древнюю традицию и соответствующие общественные структуры. В России — имперская бюрократия, в Прибалтике — потомки остзейских баронов и польско-литовской шляхты, в Финляндии — остатки ассимилировавшейся шведской аристократии. В Средней Азии — местные баи, беки и эмиры, иные из которых вели свой род от Тимура, иные — от Чингиса, иные — от Ахеменидов и даже самые заштатные — от местной родовой знати. На Кавказе — потомки местных владетельных родов («князей», которых там больше, чем гор). И только на Украине и в Белоруссии у власти оказался провинциальный аппарат КПСС в союзе с им же порождёнными националистами. Только в Минске бывшие партократы поставили националистов в подчинённое положение, в Киеве же националисты, формально уступив видимую власть партократам, заняли командные идеологические высоты и стали строить идеологизированное националистическое государство.
Отсюда и разница во внешнеполитической ориентации. Более «советская» Белоруссия, балансируя между Россией и Западом, ориентировалась больше на Москву как источник материальных благ, а более националистическая Украина, балансируя между теми же центрами силы, ориентировалась на Запад, мотивируя свою позицию «цивилизационным выбором».
В обоих случаях местные элиты были узкопрофессиональными. Поэтому и в Киеве, и в Минске, в отличие от Москвы, не рефлексировали на тему «у нас нет привлекательного проекта», но считали своим привлекательным проектом сам факт существования независимого государства. Вопрос «зачем нужна независимая Белоруссия?» вызвал бы в Минске такое же непонимание, как в Киеве вопрос «зачем нужна независимая Украина?»
Как это зачем нужна? Так ради независимости и нужна. Независимость для узкого специалиста является самоценностью, ибо его нанимали как сторожа этой самой независимости.
Но Россия была заинтересована в сильных и благополучных соседях, поэтому ориентировавшаяся на неё Белоруссия хоть выдающихся успехов и не достигла, но в режиме «бедненько, но чистенько» смогла сохраниться. Рано или поздно экономическая, а за ней и политическая система Белоруссии перестроятся по российскому образцу (это требование не людей, а времени), после чего произойдёт рывок и быстрое подтягивание Белоруссии к общероссийским стандартам.
По крайней мере так выглядит перспективное «загоризонтальное» развитие Белоруссии из Москвы. Притом что своего стратегического проекта у Минска нет, именно московский и будет реализовываться, естественно, с учётом интересов различных белорусских элитных групп. Белорусскому узкому профессионализму прививка системного энциклопедизма делается извне, Россия обеспечивает эту (жизненно необходимую) часть системы.
Украиной же занимался прагматичный Запад, глядевший на неё примерно теми же глазами, что и узкопрофессиональная украинская элита: с неба на голову свалилось государство (нежданное, негаданное, непрошенное), надо его как-то использовать, иначе обидно будет. Тут как раз подоспела конфронтация с непослушной Россией, и Запад прагматично решил, что не будет у него большего счастья, чем организовать войну бывших русских (ставших украинцами) против русских, оставшихся русскими. Так или иначе, с обеих сторон будет тратиться русский ресурс, Западу же останется лишь сливки снимать. Так это виделось из Вашингтона и Брюсселя.
В рамках энциклопедического многовариантного настоящего и будущего Западу было всё равно, кто победит в этом противостоянии. Вернее, Запад понимал, что Украина победить не может, поэтому ему было всё равно, на каком этапе она прекратит своё существование. Так или иначе, она должна была нанести некий ущерб России — ослабить возможности последней противостоять Западу.
Однако Москва смогла расширить пространство решений дальше, чем полагал и просчитывал Запад. Россия, хоть и не смогла убедить Украину отказаться от гибельного союза с Западом, добилась такого варианта противостояния, в котором издержки поддерживающего Украину Запада многократно превзошли российские издержки.
В ответ Запад пытается найти новые решения, но пока везде натыкается на блоки, заранее заботливо выставленные Россией.
А что Украина?
А вот Украину узкоспециализированная элита повела по единственно знакомому ей пути узкой специализации. Украина стала профессиональным союзником Запада, его младшим партнёром, вассалом, заплатив за это право согласием на сужение пространства возможных решений до одного — слепо следовать по начертанному Западом пути, не оглядываясь и не проверяя, идёт ли за ней Запад.
Как было сказано выше, сужение пространства возможных решений в конечном итоге ведёт к коллапсу. Это аксиома — один из камней в фундаменте нашего мира. То есть рано или поздно, чучелом или тушкой, но Украина должна была прийти туда, куда она пришла, — к концу своего существования. Усилиями Запада это произошло быстрее, чем могло бы, но изменить судьбу Украины могла только её переориентация на Россию.
Не уверен, что стамбульский шанс мог спасти Украину, как по мне, ей уже и Минские соглашения были, что мёртвому припарки. Но теоретическая возможность спасения (при условии правильного распоряжения оставшимся ресурсом) тогда ещё существовала. Сейчас такой возможности нет даже в теории, ибо нет ресурса, а без него любые самые правильные действия стоят немного.
Нынче проще на месте Украины с нуля создать Афганистан, чем восстановить Украину. Не стоит и пытаться.
Конечно, при условии бесконечного расширения пространства возможных решений где-то может обнаружиться гипотетический вариант спасения. Но в данном случае теоретическая возможность возникновения такого варианта в пространстве противоречит его реализуемости во времени.
Мы же помним, что даже кирпич и голова для получения соответствующего эффекта должны совпасть не только на пространственной шкале, но и на временной.
Спасение же целого неспасаемого государства — процесс гораздо более сложный, требующий куда более тонкой настройки. Фактор времени становится здесь ключевым. Сколько бы и кто бы ни пытался сохранить Украину, она физически не может просуществовать столько, сколько требуется для накопления ресурса, необходимого для её спасения.
В общем, доктор сказал: «В морг!»
Ростислав Ищенко,
Читайте нас: