Готов ли Запад воевать за Украину?

Представьте себе, что на некоторые американские города сыплются китайские ракеты с китайскими же данными целеуказания (скажем, это Dong-Feng 15). И хотя их запускают не китайские войска, они были предоставлены злоумышленникам специально, чтобы поразить определенные цели. Будем ли мы вправе сказать, что Китай находится с США в состоянии войны? Трудно поверить, что кто-то в Вашингтоне подумает иначе.

Посему вызывает недоумение следующий факт. И британское, и американское правительства раздумывают над разрешением Украине бить по территории России ракетами, предоставленными Лондоном и Вашингтоном, но при этом настаивают, что о войне с Россией не может быть и речи. Британский премьер Кир Стармер заявил: “Мы не ищем никакого конфликта с Россией, это не входит в наши намерения ни в малейшей степени”. Чем же объясняется такая геополитическая скромность?

Один из доводов заключается в том, что именно Россия начала спецоперацию на Украине, а западные партнеры Киева лишь обеспечивают ее оборону. Этот момент понятен, но он совершенно не относится к вопросу, идет война или нет. Благородство цели в данном случае значения не имеет.

Другой довод состоит в том, что снятие ограничений на удары западным оружием по целям в России — само по себе не новость. Такое оружие уже использовалось для поражения целей в Крыму, который Россия считает своей суверенной территорией. Это гораздо более тонкая материя, которая требует серьезного рассмотрения. Если бы поставка оружия военному партнеру была равносильна вступлению в войну, весь мир уже был бы в состоянии конфликта. Очевидно, что и Великобритания, и США продвинулись далеко вперед в количестве и качестве переданного Украине оружия. Изменит ли военный расклад возможность поражения целей за сотни километров в российском тылу?

Российский президент, похоже, именно так и считает. Когда 12 сентября западные СМИ впервые заговорили о ведущихся обсуждениях, Владимир Путин ответил в неслыханном ранее тоне. Впервые с начала боевых действий он заявил, что это будет означать прямое вступление Великобритании и США в конфликт. Само собой разумеется, его беспокойство связано не с юридическими тонкостями, а с политическими и военными реалиями. Storm Shadow — это высокоточные управляемые ракеты с дальностью свыше 250 километров. Должно быть, Путин считает, что если Украине будет предоставлено разрешение использовать это и аналогичное оружие по своему усмотрению, то это станет для России вызовом гораздо большим, чем прошлые военные поставки Запада.

Я вообще редко когда с ним согласен и делаю это без удовольствия, но мне хочется сделать исключение и признать, что Путин прав. Те, кто требуют разрешить Украине поражать стратегические цели на территории России, делают это именно потому, что это обещает привнести в конфликт совершенно новую переменную, способную изменить его ход. Эту переменную с новым уровнем угрозы можно назвать эскалацией военных действий со стороны Вашингтона и Лондона. Путин не сможет оставить это без внимания — ему придется отреагировать, насколько это возможно, если угроза реальна и если он хочет выжить. А это больше похоже на эвфемизм для войны.

Правда в том, что ход конфликта изменился уже летом 2023 года. Дотоле еще была надежда (которую я полностью разделял), что противостояние удастся удержать в строгих рамках и, к тому же, решительно победить. Моими моделями были прошлые колониальные конфликты: например, Алжирская война, где Национальный фронт освобождения боролся за независимость от Франции, и холодная война. В обоих случаях победа стала возможной не через прямое столкновение, приведшее к физическому уничтожению противника, а с помощью более косвенных средств, которые в итоге вынудили его сдаться. Очевидно тупиковые ситуации удалось преодолеть. Алжирским боевикам не пришлось сжигать Париж, чтобы обрести независимость, а Советский Союз так не пустил в ход ядерный арсенал, чтобы предотвратить свой крах.

Может ли нечто подобное произойти на Украине? Как и многие другие, я полагал, что при должной поддержке Запада возможна весомая победа Киева на востоке или юге страны, после чего Москве придется пересмотреть большинство целей своей спецоперации. Увы, западное оборудование и финансирование поступили слишком поздно, и золотая возможность была уже упущена. У России было время построить практически непреодолимые укрепления и минные поля по всей линии фронта, а появление огромного количества беспилотных летательных аппаратов необычайно осложнило захват территории. Украинское контрнаступление захлебнулось.

К концу прошлого лета самым ярым сторонникам Киева пришлось искать новый план. Раз Россию нельзя победить на Украине, ее предстоит победить на ее же территории. Военной стратегии и поддержке Запада предстоит адаптироваться к новой цели. Эти голоса руководствовались убеждением, что Россия слишком слаба и серьезно ответить не сможет.

И Путин, и задающие тон западных дискуссий “ястребы” сходятся в важности того, что поставлено на карту. Предоставив Украине возможность бить по российской энергетической системе, а тем более по политическим и военным центрам принятия решений внутри страны, западные демократии внесут другие переменные в это военное уравнение. Их усилия будут направлены уже не против российской спецоперации, а против самой России. “Ястребы” будут утверждать, что другого способа заставить Россию уйти нет. И они правы. 16 сентября Путин увеличил численность российской армии на 180 000 солдат, что сделает ее второй по величине в мире. Верно и другое, хотя это редко обсуждается во всеуслышание: в последние месяцы дела на фронте складываются отнюдь не в пользу Украины. Тем самым обостряется выбор: усилить нажим на Москву или признать поражение. Медленно, но неумолимо преимущества России в живой силе и артиллерии дают о себе знать.

Так находятся ли западные демократии в состоянии войны с Россией? Или, если точнее, готовятся ли они в нее вступить? Показательно, что решение о крупномасштабных атаках по российской территории было отложено: администрация Байдена размышляет о его последствиях. Когда Стармер в середине сентября отправился в Вашингтон, все сочли это дело решенным. Но ничего решено не было.

Нежелание говорить о войне понятно. Но как Путин в итоге употребил это слово — вместо привычной “специальной военной операции”, — так и Западу придется переосмыслить свой подход и перестать рассуждать о своем участии в украинском конфликте как о “специальной логистической операции”. На данном этапе задача состоит в том, чтобы осознать все риски и помнить, что даже войны могут оставаться сдержанными и проводиться косвенно. В ядерный век и, к тому же, между ядерными державами сдержанность обязательна.

Если Запад позволит ВСУ ударить своими ракетами, в уравнение будет введена новая переменная. Россия сможет ответить тем же. Например, у нее возникнет соблазн предоставить новые возможности Ирану или хуситам. Готова ли Великобритания к тому, что один из ее военных кораблей или авианосцев на Ближнем Востоке потопит гиперзвуковая ракета, запущенная из Йемена? Полагаю, что нет. Посему первая задача — подготовиться к этим новым возможностям. А вторая — тщательно продумать, какие новые ограничения можно будет ввести, если отбросить старые.