Думала я, грешным делом, про Анналену Бербок, министра иностранных дел ФРГ. «Зачем?» — спросит читатель и будет прав: особа это неприятная и никчемная. Сомнительные кульбиты ее известны даже людям, далеким от политики. То она воюет с Россией, то добывает электричество прямо из розетки, то тратит экстравагантные суммы на визажиста для эффекта «мятого лица». А недавно лидер «Зеленых» слетала на футбол из Франкфурта в Люксембург в превышение служебных полномочий, нарушение правил аэропорта и принципов своей же партии. Слабоумие и отвага, причем всё — в изобилии.
Интересует нас Анналена, однако, не своими перемещениями в пространстве, а как женщина. Точнее, как феминистка. Именно слоганом про «феминистскую внешнюю политику» потрясала она при приходе во власть и продолжает делать, регулярно поплевывая в сторону России (там-де попрание прав женщин привело к брутальному
Феминистское движение в западном мире принято делить на четыре так называемых «волны». Первая волна (конец XIX — начало XX века) была ориентирована на получение женщинами избирательных и наследственных прав, а также права на образование. Конечно, идеи равноправия женщин существовали и раньше: так, началом британского феминизма считается труд Мэри Уолстонкрафт «В защиту прав женщин» 1792 года. В нем писательница доказывала, что женщины тоже разумные существа, а не, представьте себе, унтерменши. Соответственно, они должны быть «товарищами» для своих мужей, а не декоративно-репродуктивным элементом. Идеи Уолстонкрафт считались рискованными и успеха в Англии не имели (англосаксам без унтерменшей всегда было некомфортно). Гораздо позже на ее работы обратили внимание Вирджиния Вульф, Джордж Элиот, Эмма Гольдман и прочие поборницы женских прав, а в 2020 году в Лондоне установили памятник Уолстонкрафт как матери феминизма.
Среди фигур первой волны можно выделить Эммелин Панкхерст, лидера британского движения суфражисток, в 1903 году организовавшую «Женский социально-политический союз». ЖСПС неустанно организовывал акции протеста, поджоги и прочие мероприятия с элементами вандализма. Участниц регулярно сажали в тюрьму, на что дамы отвечали голодовкой, а администрация тюрем — принудительным кормлением (звери! — Авт.). В 1917 году при содействии премьер-министра Ллойда Джорджа неугомонная Панкхерст побывала в России. Интересно, что целью поездки была не защита женских прав, а стремление уговорить Россию не выходить из войны. Кульминацией визита стала встреча с Керенским, по итогам которой он сказал, что Панкхерст нечему учить женщин России, а она заявила, что Временное правительство «способно уничтожить цивилизованный мир». Меж тем именно правительство Керенского наделило россиянок избирательным правом, что должно было вызвать восторг у англичанки. Однако западный феминизм имел сугубо «камерный» характер. Он ограничивался требованием женщин среднего класса несколько улучшить свое положение в рамках существующей системы и был совершенно чужд классовой борьбе, развернувшейся в России.
И все же идеи суфражисток были хотя бы конкретны и реализуемы. К 1920 году избирательное право для женщин ввело большинство западных стран, как и открыло дамам доступ к университетам.
Что касается России, то, если судить по литературе, роль женщине в XIX веке оставалась традиционной. Весьма суров к оступившимся дамам Лев Толстой, решительно бросивший Анну Каренину под поезд за уход из семьи. Наташу Ростову, изменившую Болконскому не делом, но помыслом, писатель пощадил, выдав ей после раскаяния мужа и роль почтенной матроны. Встречала я даже мысль, что «протофеминисткой», опередившей свое время, являлась Настасья Филипповна Достоевского. Дескать, не было тогда места в обществе незамужней даме с сексуальным опытом, вот она и бесилась. Однако я в сомнении. Куда вероятнее, что растление 15-летней девочки повлекло за собой глубокую моральную травму по типу набоковской Лолиты. Травматики этого типа часто склонны к самодеструкции, и именно разрушением жизни своей и окружающих занималась героиня Достоевского, ни о какой эмансипации не помышляя.
Тем не менее борьба за образовательное право (т. н. женский вопрос) существовала и на родине, а первые высшие женские курсы открылись еще в 1869 году в Москве и Петербурге. Революция же 1917 года резко ускорила реформу общества, дав женщинам не только право участвовать в выборах, но и право на отпуск по уходу за ребенком и аборт (в 1920-м). И все это, заметьте, без пафоса и принудительного кормления в тюрьмах.
Вторая волна феминизма относится к периоду с начала 1960-х до конца 1980-х годов. Послевоенный период — это бурный экономический рост в странах-победителях (как знают местные бюргеры, это США и Англия). Повышение доходов повлекло за собой всплеск рождаемости или бэби-бум. Семьи безбедно существовали на один доход — мужа, жена же сидела дома и занималась хозяйством. Эта сытая, но скучная жизнь закономерно привела к недовольству женских масс, переросшему в активизацию борьбы за «раскрепощение и освобождение женщин».
Среди «икон феминизма» того времени выделяют Симону де Бовуар в Европе и Глорию Стайнем в США. Симона де Бовуар известна как писательница, философ и гражданская жена Жан-Поля Сартра. Поскольку критика феминизма неполиткорректна, биографии де Бовуар носят сугубо хвалебный характер за ее писательский талант и передовые взгляды. Тем не менее моральный облик Симоны вызывает сомнения, и не из-за «свободного брака» с Сартром. Французскую феминистку, преподававшую философию в лицеях, неоднократно обвиняли в растлении собственных учениц и даже отстранили от преподавательства. В своем знаменитом труде «Второй пол» она жестко противопоставляет «обычных женщин», удел которых — кухня, муж и дети, и «иных», которые-де рождены, чтобы стремиться к свободе. Из терминологии Симоны де Бовуар следует, что именно «иные» дамы — продвинутая и более совершенная разновидность женщины. «Поскольку покорена женщина была именно в качестве матери, то и любить, и почитать ее будут прежде всего, как мать», — пишет де Бовуар, явно намекая, что «непокорность» — это бездетность. Беременных она называла «носителями паразитов». Самая известная ее фраза — «Женщиной не рождаются, ею становятся». Именно де Бовуар впервые разделила понятие биологического пола и гендера, последствия чего мы разгребаем до сих пор.
Идеи де Бовуар оказали сильное влияние на женское движение в США. В частности, ею вдохновилась Бетти Фридан, написавшая в 1963 году одну из знаковых книг феминизма — «Загадку женственности». Однако «иконой» американских феминисток стала не она, а журналистка Глория Стайнем. Стайнем родилась в 1934 году и является самой известной, а также, пожалуй, самой пожилой феминисткой в мире. Изучала государственное управление в Массачусетсе, два года провела в Индии, а после возвращения в США работала директором Исследовательской службы Независимой организации, финансируемой ЦРУ. Работала юная феминистка над отправкой американских студентов-антикоммунистов на фестивали молодежи и студентов, устраиваемые СССР, с целью их саботажа. Как и в случае с Эммелин Панкхерст, возникает вопрос, а что общего у феминизма с антикоммунизмом? Ответ, видимо, в том, что ЦРУ платило именно за антикоммунизм, и харчами Глория не перебирала. Известность обрела как журналистка, писавшая для Esquire и прочих известных изданий. Идеей фикс Стайнем, как это водится, были и остаются аборты и контрацепция. Сама она сделала подпольный аборт в 22 года и описывала это в своих выступлениях как «первый раз, когда я почувствовала контроль над своим телом». Кто контролировал ее тело во время зачатия — загадка.
Глория Стайнем, феминистка, анти-коммунистка и просто красавица
Из цитат Глории можно выделить:
«Лучший способ стать одинокой — выйти замуж».
«Женщина без мужчины — все равно что рыбка без зонтика».
«Если свержение пятитысячелетнего патриархата кажется чрезмерно глобальной задачей, просто сосредоточьтесь на праздновании отдельных значимых шагов на этом пути».
Именно на последнем Стайнем и сосредоточилась. Говорят, именно с ее подачи (вероятно, проспонсированной тем же ЦРУ) западный феминизм был направлен сугубо в гендерное русло, обходя вопрос классового неравенства. Она также стала соучредительницей «Национального женского политического собрания», фильтрующего кадры на должности в правительстве США. Разумеется, госпожа Стайнем активно топит за демократическую партию, поддерживала Хиллари Клинтон, маршировала против Трампа и в ее журнале Ms. слово «демократия» встречается в каждом предложении.
Что касается того же периода в СССР, то обратимся теперь к кинематографу. Например, в культовом фильме «Москва слезам не верит» главная героиня занимает руководящую должность, и, хотя Георгий Иванович имеет возражения, его быстро приводят в чувство. Людмилу Прокофьевну в «Служебном романе» хвалит министр, и в подчинении у нее находится даже мажористый Самохвалов. Личной же ее жизни мешает не карьера, а тот факт, что она — мымра. Герои «Кубанских казаков» — председатели колхозов с полным равноправием полов. Эти фильмы, кстати, не про нелегкую долю сильных женщин, а про любовь. Карьерные и прочие достижения дам здесь служат интерьером и подаются как само собой разумеющиеся. Был еще «Светлый путь» 1940 года, «Королева бензоколонки» 1962-го и много других лент, где видно, что у СССР с эмансипацией дело обстояло неплохо. Есть и реальные примеры: Вера Мухина, Валентина Терешкова, Прасковья Ангелина, Валентина Фурсова, Лина Штерн и прочие, которые знать не знали, что нуждаются в «освобождении».
Третью и четвертую волны феминизма можно суммарно обозначить как «мороз крепчал». В 90-х годах женский движ закономерно слился в объятиях с БЛМовцами и ЛГБТшниками (движение ЛГБТ признано в РФ экстремистской организацией и запрещено) и внезапно выяснилось, что угнетенная белая женщина не так страшно, как обиженная черная лесбиянка. Феминистское движение обогатилось элементами квир-теории, антирасизма, экофеминизма и трансгендерности. Трансгендеры внесли в ряды феминисток внезапный разлад, разделив их на так называемых TERF (от англ. trans-exclusionary radical feminist — «исключающая транс-людей радикальная феминистка») — тех, которые против совместного пользования раздевалок и туалетов, и трансфеминисток, считающих, что наличие пениса не повод для скандала. Отдельному осуждению подвергаются лесбиянки, не желающие иметь отношения с транс-женщинами. Для них тоже придуман ярлычок — «вагинофетишистки». Казалось бы, в последнем и есть суть лесбийства, но что мы в этом понимаем.
Есть также мнение, что трансгендерность скоро приведет феминизм к его бесславному концу. Не так давно носитель Y-хромосомы Иман Хелиф било на ринге биологических женщин под овации публики. Результаты его хромосомного теста в медиа были осмеяны как «сфабрикованные другом Путина Кремлевым, у которого уже по фамилии все ясно». Повторный тест никто не проводил, поскольку у Хелиф в паспорте обозначено, что оно — девица. Таким образом, вековая борьба женщин за равноправие закончилась мордобоем от мужика под видом «спорта». Змея не просто укусила себя за хвост, а откусила себе голову, с которой давно уже гнила. И кто им виноват?
Тем не менее четвертая волна феминизма продолжает атаковать обывателя со всех сторон. Как политкорректность уничтожила юмор, так фемповестка косит романтику и институт семьи. Все ведь помнят, как мега-блокбастер «Игра престолов» выродился в унылую дрянь? Герои утратили глубину, диалоги утратили смысл, а под конец на арену вывели Сильных Женщин. Дейенерис, чьим единственным достоинством была монополия на тамошнее ЯО: драконов, бессмысленно-злобную Серсею, вечно обиженную Сансу и Арью Старк с ее монобровью. На фоне этих амазонок метались какие-то невнятные хлюпики, в которых обратились лучшие персонажи первых сезонов. Грустно, девицы.
Еще дальше пошел приквел «ИП» «Дом дракона». «Тебя никогда не посадят на трон, ибо ты — девочка», — зловеще говорит одна разочарованная жизнью дама юной принцессе, и дальнейшая интрига сводится к демонстрации профнепригодности местных мужиков. Все они являются либо бесхребетными слабаками, либо явными социопатами, либо просто идиотами. Кульминацией же сериала есть сцена поцелуя королевы с ее советницей (бывшей проституткой и тоже сильной женщиной). Да и как им не отвергнуть мужчин, если те насколько невменяемы? Остается добавить, что главную роль играет очередное «оно» — как бы не определившееся с полом и весьма зловещее на вид.
«Они», актриса Эмма Д’арси
Еще не к ночи помянем «Кольца власти», где на фоне бодипозитивных эльфов и чернокожих гномов мечется явно фригидная Галадриэль, одержимая возмездием. Осенью нам угрожают «Войной рохиррим» в жанре японского аниме. Повествует мультфильм о сильной женщине по имени Хера (вот уж точно), призванной править Роханом после подавления очередных токсично-маскулинных мерзавцев. Или можно снова вспомнить фильм прошлого года «Барби», изображающий мужской пол как нечто зловредное и бесполезное. Не отстают и «Марвел» с Диснеем: в роли «могучего Тора» теперь выступает болезненная Натали Портман, а новая «черная пантера» — какая-то тщедушная черная деваха. В общем, фемповестку заталкивают обывателю в глотку с нездешней силой, и у многих уже течет из ушей. И все бы ничего, если бы вышеупомянутые «сильные женщины» не имели явного деструктивного контекста. Все они представлены на фоне очередных «унтерменшей» (на сей раз — мужчин), которых нужно подавить и вырвать себе место под солнцем, попутно отметая традиционные ценности. Современные «героини» — холодные, несимпатичные и, по сути, бесполые существа относительно женской наружности, не вызывающие никаких здоровых эмоций. Впрочем, и тут уже возникают осечки.
«Печальная валькирия» Эмбер Херд в суде
Зачем весь этот бред? Затем, что «борьба за права женщин» в западном мире давно служит альтернативным целям. К примеру, проще (дешевле) раздувать тему абортов, чем озаботиться увеличением пособия матерям или открыть больше детских садов. Вместо этого мы видим в сети 60-летних американских бабулек, вопящих «мое тело — мое дело!», ибо их хлебом не корми-де — дай сделать аборт. Принципы — всё, реальность — ничто, иными словами.
Или видела я давеча выступление Донни Трампа и борзый вопрос какой-то юной девы:
— А стал ли бы ты, Донни, — говорит, — платить мне столько же, сколько мужикам?
— Конечно! — парирует Трамп. — Если бы ты так же хорошо работала.
И вроде справедливо. Но вот вопрос: могут ли мужчина и женщина 40 лет при прочих равных условиях (образование, интеллект и работоспособность) «одинаково хорошо работать», если женщина четыре года сидела в декрете, а потом 10 лет работала на полставки, чтобы успеть забрать детей из школы? Не могут. Но имеет ли смысл требовать равной оплаты труда только по половому признаку или стоит озаботиться условиями для поддержания профессиональной компетенции матери? Западные страны выбирают тактику «казаться, а не быть» и истово ратуют за т. н. гендерную квоту, в частности на руководящих позициях. Так, в Норвегии, где женщины должны занимать как минимум 40 проц. процентов руководящих постов в компании, появилась группа «золотых юбок» — богатых женщин, занимающих высокие должности, не обладая достаточными компетенциями для этого. Собственно, в Норвегию ездить не надо — дамы, занимающие посты не по чину, у всех на виду. Кроме вышеупомянутой Бербок, Урсулы фон дер Ляйен, Лиз Трасс или Каи Каллас с Мией Санду, прямо сейчас в режиме реального времени мы видим раздувание и вовсе гигантского фем-пузыря — предвыборную кампанию Камалы Харрис. Поскольку реальных заслуг девушка не имеет, кампания строится сугубо на ее половых и расовых признаках. Старушка Хиллари разливается мыслью по древу, как еще первые суфражистки в США стремились к «этому моменту», а также ее маменька и сама Хиллари ждали, когда Америку возглавит женщина. Из нафталина вытаскивают все ту же Глорию Стайнем, скорбящую, что в США еще не было президента-женщины. Обама намекает, что фишку «президент-негр» надо повторить, ему вторит Опра Уинфри... Иными словами, кроме факта бытия женщиной с не очень белой кожей, сказать про Харрис нечего. Опять-таки парадокс: все волны феминизма привели к сведению достоинств кандидата в президенты к ее полу. Чем отношение к Камале отличается от девки в средневековом европейском порту, которую хватали за попу просто потому, что она не мужик? За что боролись — на то и напоролись, с чем я всех и поздравляю.
Феминистки в России и Украине
Как водится, политическая ангажированность тех или иных «движений» особенно видна в странах, где есть внешнее управление либо «движения» находятся в резком диссонансе с правящим режимом. Например, феминистки России через три дня (!) после начала СВО организовали «Феминистское антивоенное сопротивление» (признано иноагентом), ставшее «одной из самых ярких антивоенных инициатив в России». Вот что написано в их манифесте: «Война — это насилие, нищета, вынужденная миграция, поломанные жизни, отсутствие безопасности и исчезновение перспективы будущего. Она противостоит всей сути феминистского движения. Война усиливает гендерное неравенство и может отбрасывать все достижения в области прав человека на много лет назад <…>. По этим и многим другим причинам феминисткам России и тем, кто разделяет феминистские ценности, нужно решительно выступить против этой войны, развязанной руководством нашей страны».
Где были феминистки, когда попирались права Кристины Жук на Донбассе? Вопрос риторический. Также «пацифистки» из ФАС
Что касается Украины, то она остается местом парадоксов. С одной стороны, налицо образцовое равноправие мужчин и женщин, ибо дамы нынче водят троллейбусы, идут в забой и настойчиво приглашаются в армию. С другой же, жизненной целью многих молодых украинок было и есть выгодно продать себя «кошельку с ушами», желательно заграничному. Сайты знакомств с иностранцами и 15 лет назад были весьма популярны, а сейчас украинки массово экспортируют себя в Европу, не дожидаясь приглашения женихов. Некоторые же ушлые особы ухитряются совмещать милитари-феминизм с древнейшей профессией. Так, одна моя знакомая оставила мужа с ребенком в Европе, вернулась в Киев, вступила в ВСУ и, есть сильное подозрение, добавила себе этим не только адреналина, но и тестостерона, если вы понимаете, о чем я. Ведь бывает же так, что муж надоел, а тут — тусовка, молодые спортивные нацики из какого-нибудь запрещенного «Азова», куча эмоций и относительная безопасность.
Характерным (в рамках принципа «казаться, а не быть») для Украины является также навязчивое употребление зубодробительных феминитивов, ибо они-де являются признаком гендерного равенства, а также, представьте, дополнительно
Заключение
Подведем итог. Читателю может показаться, что автор несерьезно относится к феминизму, тем более что так оно и есть. Скепсис вызывает у меня сама идея «освобождения женщин», поскольку она явно вырвана из контекста. Все виды угнетения — по гендерному, религиозному, расовому и т. п. признаку — являются частью угнетения человека человеком. Пока оно существует (то есть пока существует классовое неравенство), угнетать будут всех, кого получится, и наличие тестикул здесь ни при чем. Еще товарищ Энгельс в «Происхождении семьи, частной собственности и государства» описывал причины становления патриархата в обществе, и я не склонна с ним спорить. Мы все так или иначе живем в рамках правила «кто девушку ужинает, тот её и танцует», подразумевая тождественность наличия ресурсов (грубо говоря — денег) и рычагов управления поведением тех, у которых их нет. В качестве объектов могут выступать туземцы, женщины, негры, какие-то очередные «унтерменши» — не суть. Обособленная борьба за «освобождение» одной из этих групп имеет столько же смысла, как и запудривание сифилитических язв. Однако если язвы столетиями пудрят, то это кому-нибудь нужно. Все «движения за освобождение» в нужный момент берутся под контроль соответствующими инстанциями и начинают служить иным целям, в зависимости от пожеланий спонсора. На-гора же выдается очередная «потемкинская деревня» в виде доли женщин в каком-нибудь парламенте, квоте черных в новом фильме или количества феминитивов в тексте. Но, повторюсь, любая идея, доходя до бреда, обречена пожрать саму себя. Так, ЛГБТшники уже додумались до термина «семи-бисексуальность», обозначив им… влечение к противоположному полу. Либеральные лесбиянки вот-вот дойдут до отношений с транс-женщинами, что с точки зрения анатомии будет банальным сожительством Мэ и Жо. Наконец, «членкині», «блогерки», «фізикині» и «медикині» уйдут в небытие вместе с Карфагеном, который должен быть — и будет! — разрушен. Это я вам как женщина говорю.
Маргарита Кабак,
Читайте нас: