О теории и практике демократии. Часть II
Демократы, рассуждающие о сути демократии (а не о процедурах), вольно или невольно скатываются к простым локальным примерам или мысленным экспериментам. Больше прямого волеизъявления, «прозрачности», контроля снизу, соперничества и конкуренции, частая смена лиц у власти — это те приправы, которые жизненно необходимы демократическому блюду. Но они, подобно высоким запросам к совести правителей, лишь показывают несовершенство и неуниверсальность демократической концепции, которая как раз на них и претендует в теории.
Что касается контроля снизу и «гражданского самосознания», то, вообще говоря, если само общество такое сознательное, активное, благоразумное, то ему не то что демократия, ему сама власть практически без надобности — достаточно вырабатывать наиболее разумные методы поведения и следовать им, подобно тому как люди следуют правилам гигиены, эксплуатации вещей или технологии производства.
Но суть в том, что именно власть принимает форму демократии. Никому в своём уме не приходит в голову использовать демократию, например, в научном исследовании, спасательных операциях, назначении управленцев. Даже в самых демократических конституциях и в самых демократических средах выбирают только высшее лицо государства и депутатов, а министров, замминистров, других чиновников, директоров предприятий, генеральных конструкторов назначают. Мало найдётся закоренелых демократов, которые бы хотели, чтобы в случае болезни им назначали лечение посредством проведения голосования, особенно с участием некомпетентных обладателей права голоса. Но в политике считается, что голосующий народ знает, чего хочет и за кого нужно голосовать.
Любой наш гражданин может понаблюдать, насколько хорошо работает демократия на примере своего многоквартирного дома. Жилищный кодекс РФ дарует жильцам самую демократичную демократию — всё определяет собрание собственников простым большинством голосов. Собственникам жилья предоставлены широчайшие права самостоятельно и демократически решать все вопросы и проблемы. Как это работает по факту, мы все знаем. Если нашёлся вменяемый актив, значит в доме может быть порядок, если нет — «власть» возьмёт управляющая, обслуживающая организация и остаётся надеяться только на её порядочность и частные жалобы в надзорные органы.
Примерно такая же история и с «прогрессивными» демократическими системами в небольших государствах типа Швейцарии. Если там народ распропагандировали на что-то для него полезное, то принимаются более-менее разумные законы. Но по большей части отличие той демократии состоит в том, что общество там становится заложником чрезвычайно активного зловредного мещанского меньшинства. А все действительно ключевые экономические и политические вопросы всё равно решаются так, как это видят правящие круги, контролирующие СМИ и общественное мнение. Читатель может навести справки, например, по общественной дискуссии в Швейцарии по поводу её нейтрального статуса и поддержки Украины. Голос разума и интересы швейцарского народа по невмешательству в далёкий для него конфликт были задавлены просто катком государственной и корпоративной (Facebook и Google) пропаганды.
Важно понять, что демократия исторически потому и возникает, что на одной стороне общества сформировалась властность, подлость и лживость, а на другой — подчиняемость, доверчивость и... лень. Насаждаемая большинству лень, как это ни странно прозвучит, — важный структурный элемент демократии. Обычному человеку обещают, что для улучшения его жизни необходимо приложить минимум усилий, а именно прийти и проголосовать на выборах. Поэтому, между прочим, демократия хорошо приживается там, где немалую роль играет сказочное мышление, вера в случай, в догму.
Демократия как форма власти хорошо себя показывает только тогда, когда становится подтверждением реального авторитета выбранного правителя. Но в таком случае прибегают «истинные» демократы и поднимают вой о том, что такая демократия неконкурентная и не соответствует принципу сменяемости власти. И не следует путать авторитет и популярность: первый неизбежно влечёт к устойчивым формам второго, а популярность без авторитета мимолётна и изменчива, подобна моде.
Все эти проблемы демократии при должном размышлении неизбежно приводят к выводу о том, что демократия — это вообще не способ управления государством, не форма правления и не политический режим. А процедуры формирования высших органов государства сами по себе мало что определяют и совсем ничего не гарантируют как в деле реализации воли народа, так и в деле выражения его реальных интересов. Более того, сами интересы народа далеко не всегда им осознаны, правильно поняты и находят какое-то конструктивное выражение.
Грубо говоря, если в стране выработать политику исходя из представлений большинства, то ничего умного там не обнаружится. Люди откажутся от всего, что их обременяет, и немедленно растратят все богатства и ресурсы на сиюминутные потребности. Потому что большинство руководствуется своими частными, локальными интересами, а далеко не общественными и стратегическими. Чтобы народ научился мыслить коллективистски, на будущее, собственно, как народ, его к этому нужно долго приучать, сплачивать и организовывать, а таких примеров в истории демократии нет.
Иными словами, чем полнее демократия, тем общество само себя сильнее разрушает. Чем полнее власть народа над самим народом, тем он быстрее стремится избавиться от всякой власти и впасть в анархию. А анархия своими трагическими последствиями вызовет к жизни новую власть, которая покончит с демократией как с баловством. И люди это охотно примут. Поэтому, кстати, демократию часто противопоставляют порядку и «сильной руке».
Однако сказанное выше не означает ту старую добрую монархическую мудрость, что народ подобен капризному ребёнку и нуждается в патриархальной опеке. Это было бы спекуляцией. Просто демократия — это не форма власти, суть «треугольника» власти, управления, народа состоит в другом.
На примере истории США хорошо видно, что, несмотря на демократию, реальная власть в Америке находится в руках узкого слоя политиков и магнатов, в котором господствует и семейственность, и клановость, и коррумпированность. Но при этом американский народ исправно голосует и выбирает из того, что предлагается. Избранная власть как-то там заботится об избирателях, в чём-то прислушивается к ним, но в целом действует в интересах «элит». То есть американская демократия, в сущности, как концепция власти народа — это обман. Чтобы никто не мог американских демагогов демократии поймать за руку, они специально свели демократию к процедуре формирования высших органов государства.
Лукавство демократии как теории формы правления и политического режима состоит в следующем.
Во-первых, она зиждется на аксиоме о том, что народ осознаёт свои интересы и потребности, способен выдвинуть своих кандидатов. У массы избирателей в демократии «презумпция» компетентности.
Во-вторых, она подкрепляется тем сомнительным тезисом, что политическая конкуренция, свобода СМИ и публичные дискуссии каким-то чудесным образом путём столкновения мнений и политических сил выработают некий баланс, уравновешивающий борьбу различных интересов. То есть реальные интересы народа, реальная воля народа, разумные представления о будущем развитии общества даже в теории подменяются «приведением к общему знаменателю» совокупности разнородных мнений, пожеланий и потребностей.
В целом следует обратить внимание, что в демократическом обществе вопрос о целях общественного развития снимается. Неясно, к чему общество движется. Почти все политические программы демократических партий и политиков обещают абстрактное улучшение жизни, облегчение быта и постоянное реформирование всего и вся. Лично мне риторика демократических политиков напоминает скорее попытку выжить, попытку сохранить государство, дотянуть до следующих выборов. На мой взгляд, в демократии отсутствует какое-либо стратегическое начало.
Часто от главных поборников демократии либеральной ориентации можно услышать такое мнение, что государство не должно мешать им жить, они хотят, чтобы власть минимально влияла на их деятельность и быт. Но ведь мы живём в обществе, и ценность человека состоит в его реализации для пользы общества. Сегодняшнее состояние общества должно меняться к лучшему, к более прогрессивному, гармоничному и, значит, счастливому. Получается метаморфоз: демократия задумывалась как власть народа, а сегодняшние демократы рассуждают как эгоисты и анархисты, которым не интересен ни народ, ни созидательная сила государства, ни будущее общества и его поколений.
В-третьих, демократия в политической теории предполагается всегда представительной, но в ней совершенно не учитываются экономические факторы, власть денег. Деньги, рынок, капитализм наделяют богачей огромной силой влияния на политику. Поэтому многие демократические государства быстро превращаются в олигархические. Концепция демократии чисто политическая, и это один из главных её недостатков, в ней фигура обычного человека формально приравнивается к фигуре миллиардера. Но в реальной жизни миллиардеры способны покупать политиков, голоса, влиять на общественное мнение и т. д. Но это признаётся недостатком не демократии, а самого общества.
Кстати, первоначально республиканизм как противовес абсолютизму и монархии исходил из того, что власть в государстве должна находиться в руках парламента. То есть государством должен управлять не один человек, а коллектив представителей. Это было вызвано не тем расхожим соображением, что много голов лучше, чем одна, а желанием социальных сил, которые выступают за республику, самостоятельное и коллективное управление государством. Как только конкуренция между ними сменилась монопольным положением сильнейших и влиятельнейших, парламентские республики начали трансформироваться в президентские.
В-четвёртых, демократия служит деморализации народа, который из раза в раз оказывается виноватым в очередном неудачном выборе правителей. А если выборы были «конкурентными», это ещё и раскалывает и озлобляет людей. В тех же США сторонники демократов люто ненавидят сторонников республиканцев и наоборот, что не добавляет политике конструктива и, вообще говоря, является надуманным конфликтом. Какая бы партия ни находилась у власти в США, стратегический курс государства не меняется, как и положение народа.
В-пятых, распространение демократии, пропаганда демократических ценностей, наряду с западным образом жизни, давно превратились в актуальную форму идеологии англо-саксонского расового превосходства. Наиболее яростные критики всех и вся с позиции демократии — США и Англия. Они, словно наставники, поучают все страны демократии. Если им верить, везде демократия какая-то неправильная, потому что требует их одобрения и даже участия (например, такой более чем странный институт, как иностранные наблюдатели на выборах).
Самое смешное, что демократические системы США и Великобритании, мягко говоря, не соответствуют теоретическим эталонам самой демократии. И это их не смущает. Демократическими на Западе принято считать те государства, которые наиболее лояльны США, то есть находятся под их влиянием и контролем, а недемократическими — государства, которые претендуют на суверенитет. Для них даже придумали специальные термины: авторитаризм и тоталитаризм.
Всё это слегка завуалированная перепевка англо-саксонского расизма, который так сильно вошёл в привычку, что его не замечают.
Если отбросить спекуляции по поводу оценок Западом демократичности демократий и всю эту дешёвую пропаганду, то демократия по сути своей — это утопическая надстройка в политике, церемония, призванная удовлетворить, с одной стороны, потребности масс в участии в управлении государством, с другой стороны, потребность правящих кругов и политических сил заручиться поддержкой масс. Поэтому демократия очень часто становится обманом.
Демократия нигде и никогда не работает как методика выработки решений, управления, кадрового отбора, организации и чего бы то ни было практически значимого. Хотя демократические процедуры проникают то тут то там, однако их роль всегда церемониальная. Сама по себе идея что-то решать, определять, вырабатывать, наделять полномочиями посредством голосования всех — утопия, красивая сказка, ведущая только к безответственности и чехарде. Но мы, особенно народы европейской культуры, не можем без этой сказки, нам по привычке кажется неприятным её отсутствие. Если есть демократия, нам кажется, что мы сами решаем, а если её нет — решают за нас. Хотя в реальности демократия не позволяет ничего решать. В демократии все решения, все кандидаты всегда заранее кем-то продуманы и подготовлены, а тот самый демос всегда «голосует сердцем». Это и есть закон демократии.
Что же тогда является противоположностью демократии? Как это ни странно прозвучит, но противоположностью демократии является не тирания или диктатура, которые тоже могут быть вполне себе демократическими, а компетентность. Если люди реально разбираются в вопросе, то им не требуется голосовать, придумывать какие-то процедуры, отражающие борьбу их интересов и т. п. Если есть авторитетное лицо — его нет необходимости избирать и наделять полномочиями. Достаточно осмыслить ситуацию, определить уполномоченных, взять на себя ответственность и действовать сообразно условиям. Но, к сожалению, в большой политике это практически невозможно, ткань общественной жизни слишком сложна, наука слишком бессильна, подлости, мелочности и жалких страстей в людях слишком много. Поэтому приходится как-то извращаться и придумывать какие-то процедуры организации власти, управления и контроля над ними.
Что в таком случае из себя представляет форма правления и вид политического режима? Было бы смешно чисто описательным методом структурировать все различные формы государств, у которых разная историческая судьба и политическая практика, какими-то общими терминами. Форма государства прямо зависит от множества факторов, но прежде всего от конфигурации тех сил, которые господствуют в экономике, способны выдвигать государственных управленцев, наращивать или снижать совокупный потенциал в международной конкуренции. А условием существования этих сил служит сам народ, его воля, деятельность и бездеятельность, его мировоззрение и положение. Поэтому известная присказка, что «каждый народ достоин своего правительства», имеет определённый смысл.
Стало быть, в США своя, ни на что не похожая форма государства, форма правления и политического режима, во Франции — своя, в России — своя. А те государства, которые искусственным образом формировали по «учебникам демократии», или постепенно трансформируются до неузнаваемости (как было с РФ, которую в 1990-е «созидали» чуть ли не с нуля), или «обслуживают» страны, ставшие придатком западных империй, т. е. в которых государственность привозится извне.
Государственность в целом — вещь объективная, зависит от общественного и экономического строя, поэтому во всех странах имеет схожие черты, тогда как формы её как раз сильно зависят от разности условий, исторических, географических, социальных. И пытаться привести формы одного государства к формам другого государства посредством введения процедур, правил формирования органов власти — дело малоэффективное (если не считать колониализм и неоколониализм). Содержание всегда берёт верх над формой, определяет её.
Однако и в формах государства можно найти общие для всех стран закономерности. Это прежде всего такая характеристика отношения власти и общества, как интенсивность и масштабность государственного принуждения. Чем больше государство вынуждено прибегать к насилию, чем меньшая роль принадлежит разъяснению, убеждению, пропаганде, призыву, тем общество более наэлектризовано внутренними противоречиями. Короче говоря, формы государства в разных странах имеет смысл сравнивать по степени репрессивности. Она, например, отражается в статистике по уровню тюремного заключения, налоговых, прочих преступлений и других правонарушений на душу населения.
В мире практически не осталось крупных государств, которые бы не связывали себя с демократией, не называли бы себя демократическими. Всякая власть стремится хотя бы на словах себя объявить властью народа. Это связано с чрезвычайной вирусностью концепции демократии и широтой её трактовок. Демократия как идея постепенно подменила в общественном сознании тезис о том, что власть от бога, став очень удачным её заменителем.
Однако о народности власти следует судить по той политике, которая осуществляется, а не по формальным признакам демократической догматики.
Вместо того чтобы рассматривать политическую реальность и историю через призму надуманной теории демократии, тем более в трактовке Запада, было бы полезнее сосредоточить внимание на адекватной оценке действительности, например в изложении Н. П. Патрушева:
«Завоеванию европейцами Нового Света сопутствовал геноцид коренного населения. Из Африки в результате ее раздела и грабежа были вывезены в Америку, в первую очередь в США, более 15 миллионов рабов. На памяти — масштабное выкачивание ресурсов из Южной и Юго-Восточной Азии, „опиумные войны“ в Китае и другие подобные операции. При этом колониально-империалистические проекты планировались и реализовывались прежде всего частным капиталом: купцами, предпринимателями, акционерными обществами и корпорациями, по могуществу превосходившими многие государства и имевшими собственные армии и флоты.
Сегодня на смену ост-индским компаниям и колониальным администрациям пришли транснациональные корпорации, ресурсы которых превышают потенциал большинства государств мира. Политику в странах Запада формируют не избранные гражданами органы власти, а все тот же крупный капитал. Американские оружейные концерны давно чувствуют себя хозяевами Пентагона, а их коллеги из информационных гигантов вроде Google, Meta, Apple, Microsoft и Amazon даже не пытаются скрывать использование в собственных целях технологий по сбору личных данных и социального контроля по всему миру… Действенным невоенным методом укрепления западного доминирования стало психологическое воздействие на жителей других стран и континентов. В течение столетий профессиональные пропагандисты из Старого Света выстраивали аргументацию, согласно которой они не просто несут добро другим народам, но и якобы делают это в форме благотворительности, едва ли не в ущерб себе».
Ещё конкретнее: к началу XX в. несколько европейских держав и США поделили между собой всю территорию Земли, развязав мировую войну за её передел. Новая конфигурация колоний и территорий продержалась недолго и спустя двадцать лет вспыхнула новая мировая война, уже отчасти против СССР, который был не только независимым государством, но и экономически обособленным. После войны сформировался «двуполярный миропорядок». В бурях войн и революций XX в. колониальные и малые народы постепенно дошли до понимания, что они для развитых европейских государств и США лишь кормовая база. Тогда «белые люди» и взяли на вооружение демагогию о хороших и плохих формах государства, о демократии как политическом режиме и форме правления, чтобы подкреплять свою торговую, финансовую и военную гегемонию в области политической теории и риторики.
Анатолий Широкобородов,
