Забытая победа: о налете советских бомбардировщиков на Тайвань. Китайский узел

В тисках экономического кризиса

Продолжим начатый в статье «Самураи выходят на тропу войны» разговор.



В начале 1930-х Япония, с трудом преодолев последствия Великого землетрясения Канто, столкнулась с новой проблемой в лице экономического кризиса.

Число безработных составило 3 млн человек к 1931 году, шло сокращение экспорта на внешнем рынке и снижение покупательной способности подданных Хирохито на внутреннем.

Одновременно империя переживала демографический взрыв: в эпоху Мэйдзи численность населения увеличилась почти в два раза: с 33 млн до 53 млн, к 1930 году превысив цифру 90 млн человек.

При этом на фоне приведенных данных стоит поставить в заслугу правительству решение продовольственной проблемы:


Однако стремительный рост населения в переживающем экономический кризис капиталистическом обществе порождает проблему «лишних» людей.

Небольшой шаг в сторону: то же самое было и в России начала XX века, когда на фоне роста сельского населения П. А. Столыпин принялся разрушать общину, однако далеко не все крестьяне сумели превратиться в крепких собственников – аналог американского среднего класса, о формировании которого так мечтал Петр Аркадьевич.

Негативную – в глазах, разумеется, власть предержащих – энергию безработных и в целом недовольных слоев населения можно канализировать тремя путями.

Первый: создание достаточного количества рабочих мест, что немалой части предпринимателей представлялось убыточным.

Второй – эмиграция. И куда было податься японскому пролетарию? В Китай? Там своих неприкаянных хватало.

Разве только правительство создало бы рабочим режим максимального благоприятствования в Поднебесной. Несколько сглаживала, хотя и не в полной мере, проблему эмиграция в Корею.

И здесь мы подходим к третьему пути – внешней агрессии.

Решала она отчасти не только проблему «лишних» людей, но и отвечала интересам дзайбацу, стремившихся к расширению рынка сбыта, доступа к сырьевым ресурсам и дешевой рабочей силе.

Здравый смысл в тени милитаризма

Однако не все в правительственных кругах империи разделяли экспансионистские замыслы.

Сторонником неагрессивной внешней политики Японии выступал временно – с 1930 по 1931 год – возглавлявший ее правительство Кидзюро Сидэхара, известный своими проамериканскими симпатиями.

По понятным причинам его курс не вызвал поддержку у дзайбацу. В самом деле: где им обрести рынки сбыта, кроме как не в Поднебесной?

В предыдущей статье я отметил вытеснение японцами британцев с рынков их же доминионов, но результат данный процесс мог принести только в долгосрочной перспективе. И то не стопроцентный. Ибо японским товарам, помимо английских, приходилось выдержать конкуренцию с американскими.

Так что Маньчжурия неизбежно оказывалась в фокусе внимания японских финансовых и военных кругов, что не могло не вызывать беспокойство, помимо США и СССР, также у Великобритании, Франции и Нидерландов. Не говоря уже о гоминьдановском Китае.

Кто-то из них и состряпал «меморандум Танаки», считающийся в КНР рядом исследователей подлинником. Вряд ли он таковым является. Во всяком случае, его первоисточник не обнаружен.

Но важно другое: в меморандуме, пусть и сфабрикованном, нашли отражение взгляды значительной части японской элиты, полагавшей необходимым для процветания империи захватить Китай.

Интересна личность генерал-лейтенанта Гиити Танаки. О нем бы отдельно поговорить. Пока же ограничусь ремаркой: будучи помощником военного атташе в царском еще Петербурге, Танака выучил русский язык, живо интересовался российской культурой и каждое воскресенье посещал литургию.

Все это, разумеется, не мешало ему оставаться поборником процветания Японии за счет соседей – Китая прежде всего. Причем внешняя политика Токио оказалась словно в заколдованном круге: попытка Сидэхары избежать конфронтации с США исключала вторжение в Китай. На последнем же настаивали как военные, так и дзайбацу.

И словно отвечая их чаяниям, офицеры Квантунской армии устроили Мукденский инцидент. В Токио подержали облеченную в форму провокации инициативу, целью которой было овладение Маньчжурией, а Сидэхару отправили в отставку. Правда, его сменил, как ни странно, также поборник неагрессивного курса на международной арене Инукаи Цуеси.

Тут уже не только офицерам Квантунской армии, но и находившимся в самой метрополии военным стало казаться затянувшимся дипломатическое миндальничание с китайцами: Инукаи пытался уладить Мукденский инцидент путем переговоров.

И премьера застрелили в результате неудавшейся попытки военного переворота. Впрочем, причиной убийства стало не столько стремление Инукаи воспрепятствовать наращиванию японской агрессии в Маньчжурии, сколько подписанный в 1930 империей Лондонский договор, еще больше ужесточивший режим ограничений на морские вооружения, принятый восемью годами ранее в Вашингтоне.

Собственно, именно конфронтации с Белым домом, а не противостоявших Квантунской армии плохо обученных частей Чжана Сюэляна – одного из лидеров Гоминьдана, но не ладившего с Чан Кайши и потому не получившего от него своевременной военной помощи – и опасался Инукаи.

Москва в поисках компромисса

Напоминавший устроенную гитлеровцами восемью годами позже провокацию в Глайвице Мукденский инцидент стал отправной точной японо-китайской войны.

Не встречая серьезного сопротивления, подразделения Квантунской армии довольно быстро оккупировали Маньчжурию.

Уже в октябре 1931, по словам историка В. Г. Ополева, японский посол в СССР заявил о нежелательности посылки частей РККА на КВЖД, ибо в противном случае Токио примет соответствующие меры защиты; и, кроме того, оно обвинило Кремль в поставках оружия китайцам. Речь о гоминьдановцах. Коммунисты также получали помощь, но по линии Коминтерна.

Упрек японцев не был лишен обоснованности, если рассматривать его через призму их интересов. Уточню: речь шла о нелегальных – легальными они станут только в 1937 – поставках оружия Гоминьдану, видевшемуся Москве единственной на тот момент силой, способной остановить продвижение самураев вглубь Поднебесной и выход их к границе СССР.

Да и сам Чан Кайши не скрывал: эффективно бороться с агрессором без советской военной помощи невозможно. Тоже прагматиком был, хотя коммунистов – что советских, что китайских – на дух не переносил.

И это несмотря на его поездку за год до смерти В. И. Ленина в Советский Союз, теплую встречу и переговоры с возглавлявшим в тот период Реввоенсовет Л. Д. Троцким.

На первых порах поставки оружия Москвой осуществлялись отдельным подразделениям китайской армии и, поскольку не были оформлены официально, не афишировались, дабы не раздражать японцев.


В целом, как, на мой взгляд, справедливо пишет историк Р. А. Мировицкая:


Хотя без раздражений со стороны Токио не обходилось, поскольку нередко китайские части отходили на территорию СССР, причем случалось и без предварительного согласования с нашими пограничниками.

А тут еще самураи принялись по КВЖД разъезжать и, не особо церемонясь, хватать и избивать, случалось и до смерти, обслуживавших ее советских граждан. Пришлось Москве задуматься над продажей дороги, так как успех, достигнутый в противостоянии с войсками Сюэляна в ходе конфликта 1929 года на КВЖД, в отношении лучше обученных и оснащенных японцев повторить было проблематично.

Подобно Танаке, Сюэлян заслуживает отдельного разговора – и как едва ли не главный соперник Чан Кайши в борьбе за власть в Гоминьдане, и как его личный пленник на долгие годы.

В целом напряженность в диалоге Москвы и Токио происходила на фоне стремительного наращивания военного присутствия империи в Маньчжурии, где к 1934 японцы построили 40 аэродромов и 50 посадочных площадок, ввели в строй железнодорожное сообщение региона с Кореей.

Это позволило им оперативно перебрасывать войска на континент, к середине 1930-х дойти до Великой Китайской стены и оккупировать Шанхай.

На руку самураям сыграла разгоравшаяся в Китае гражданская война между коммунистами и гоминьдановцами. Именно поэтому Чан Кайши и не стал объявлять войну Японии в 1931, сочтя достаточным разорвать с ней дипотношения и подать жалобу в Лигу Наций.

При этом китайское правительство обратилось к армии и населению с призывом воздержаться от сопротивления агрессору, наивно рассчитывая на получение от Токио компенсации за причиненный Квантунской армией ущерб.

С Лигой Наций подданные «потомка» Аматэрасу в 1933 без сожаления расстались, правда, не из-за жалоб гоминьдановского лидера, а из-за отказа организации признать марионеточное Маньчжоу-Го.

Примечательно, что, осудив агрессию против Китая, Лига Наций не ввела экономические санкции против Японии. Впрочем, Токио в большей степени должна была тревожить реакция США, сформулированная в рамках «доктрины Стимсона» от 1932 года, суть которой выразилась в непризнании оккупации самураями Китая.

На казавшемся безоблачным токийском горизонте замаячило то, чего так опасался трезвомыслящий Сидэхара: перспектива конфликта с экономически более мощными и богатыми, в плане наличия стратегически важных для современной войны сырьевых ресурсов, США, к которым, очевидно, присоединится и Великобритания, все еще сохранявшая статус крупнейшей колониальной державы.

Вдобавок ко всему в 1933 Москва и Вашингтон установили дипотношения, что в глазах дальновидной части японской политической элиты предваряло консолидацию их усилий в противостоянии имперской агрессии против Китая, в расширении которой не были заинтересованы обе державы.

И как подтверждение: в том же году было открыто советское полпредство в Нанкине. Причем интересная деталь: возглавивший его Д. В. Богомолов доносил в Москву о распространенных в китайском обществе разговорах касательно близящейся советско-японской войны.

Воевать с японцами мы не собирались, но помощь гоминьдановцам во второй половине 1930-х увеличили, ввиду возросшей угрозы безопасности союзной нам МНР.

Отмечу стремление Токио использовать в своих целях и русскую эмиграцию в лице банд атамана Г. Семенова, создав на их основе бригаду «Асано».

Вообще, опасность со стороны белогвардейцев не стоит недооценивать. На дворе вторая половина 1930-х. В грохоте индустриализации и, да, порою с перегибами, коллективизации, И. В. Сталин готовил страну ко Второй мировой, тень которой уже витала над дремавшей под Версальско-Вашингтонским одеялом Европой.

А тут еще обиженный на всех и вся Л. Д. Троцкий строчил разное из облюбованного им в 1937 году Койоакана.

Были ли у него сторонники в среднем и высшем комсоставе РККА?

Судить не берусь, но командиров, обязанных «Льву Революции» карьерой в бытность его наркомвоенмором, хватало, как и вчерашних белых офицеров, после поражения в Гражданской войне перешедших служить в Красную Армию.

И для Москвы оставалось неясным в полной мере: как они поведут себя в случае обострения обстановки на границе с Польшей или Маньчжоу-Го, а также на фоне неспокойной военно-политической ситуации в Сибири и Средней Азии?

Приведенный контекст объясняет пристальное внимание Москвы к Дальнему Востоку. В условиях памятных событий Военной тревоги 1927 года, незавершенной индустриализации, СССР стремился не обострять отношения с Японией, предприняв в этом направлении ряд шагов.

А именно: Кремль предложил Токио по выгодной для него цене купить КВЖД – у нас попросту не хватало военных ресурсов удерживать дорогу при подавляющем численном превосходстве Квантунской армии; а также заключить с Японией пакт о ненападении.

Дорогу удалось продать, пусть и по заниженной цене, и после долгих проволочек, а вот договор о ненападении Токио отказался заключать. Хотя в данном вопросе Советский Союз выразил готовность пойти на серьезные уступки.

Так, по словам историка К. Е. Черевко:


И даже больше того, СССР отказался пропускать через свою территорию комиссию Лиги Наций для выяснения причин вторжения японских войск в Маньчжурию.


Думается, в Кремле отдавали себе отчет в бесплодности миссии и не хотели предоставлять Токио лишний повод к обострению отношений.

Небо над Тайванем становится ближе

Тем не менее советско-японские противоречия нарастали и, в конечном счете, привели, в 1937 году к ряду серьезных военных столкновений на проходившей по Амуру границе, наиболее известное из них – Благовещенский инцидент.

В том же году Япония начала полномасштабную войну с Китаем; создалась реальная угроза вторжения Квантунской армии в МНР: ее «нависание» над левым флангом генерал-лейтенанта Кэнкити Уэды не могло не вызвать беспокойства его штаба; как показали события 1945 года – вполне оправданного.

В этой ситуации Кремль, остро нуждавшийся в союзнике на Дальнем Востоке, принял решение оказать Гоминьдану более действенную военно-техническую помощь и в том же 1937 году заключил с ним договор о ненападении.

Разорванные же после конфликта на КВЖД дипотношения были восстановлены по инициативе китайской стороны еще в 1932 году. И уже официально Москва приступила к поставкам вооружений в Поднебесную.

В этих условиях перспектива авиаудра по Тайваню из гипотетической превратилось в реальную.

Окончание следует…

Использованная литература:
Мещеряков А. Н. Демографический взрыв Японии периода Мэйдзи
Ополев В. Г. Роль Чан Кайши в советско-китайских отношениях (вопросы отечественной историографии
Мировицкая Р. А. Отношения СССР с Китаем в годы кризиса Версальско-Вашингтонской системы международных отношений (1931–1937)
Мичурин А. Н. Советско-китайские отношения накануне Второй мировой войны
Черевко К. Е. Серп и молот против самурайского меча. М., 2003.