Чан Кайши.
В тисках экономического кризиса
Продолжим начатый в статье «Самураи выходят на тропу войны» разговор.
В начале 1930-х Япония, с трудом преодолев последствия Великого землетрясения Канто, столкнулась с новой проблемой в лице экономического кризиса.
Число безработных составило 3 млн человек к 1931 году, шло сокращение экспорта на внешнем рынке и снижение покупательной способности подданных Хирохито на внутреннем.
Одновременно империя переживала демографический взрыв: в эпоху Мэйдзи численность населения увеличилась почти в два раза: с 33 млн до 53 млн, к 1930 году превысив цифру 90 млн человек.
При этом на фоне приведенных данных стоит поставить в заслугу правительству решение продовольственной проблемы:
Источники питания – пишет историк А. Н. Мещеряков – диверсифицировались, зависимость от капризного домашнего риса уменьшилась… развитие железнодорожного и международного морского транспорта создавало возможности для быстрой доставки продовольствия из других стран (импорт риса осуществлялся из Китая, Кореи, Тайваня). Несмотря на сравнительно низкий уровень жизни японцев, проблема голода (в XVIII – начале XIX в. в Японии наблюдалось существенное похолодание, что приводило к частым неурожаям) больше не оказывала непосредственного существенного влияния на демографическую ситуацию.
Однако стремительный рост населения в переживающем экономический кризис капиталистическом обществе порождает проблему «лишних» людей.
Небольшой шаг в сторону: то же самое было и в России начала XX века, когда на фоне роста сельского населения П. А. Столыпин принялся разрушать общину, однако далеко не все крестьяне сумели превратиться в крепких собственников – аналог американского среднего класса, о формировании которого так мечтал Петр Аркадьевич.
Негативную – в глазах, разумеется, власть предержащих – энергию безработных и в целом недовольных слоев населения можно канализировать тремя путями.
Первый: создание достаточного количества рабочих мест, что немалой части предпринимателей представлялось убыточным.
Второй – эмиграция. И куда было податься японскому пролетарию? В Китай? Там своих неприкаянных хватало.
Разве только правительство создало бы рабочим режим максимального благоприятствования в Поднебесной. Несколько сглаживала, хотя и не в полной мере, проблему эмиграция в Корею.
И здесь мы подходим к третьему пути – внешней агрессии.
Решала она отчасти не только проблему «лишних» людей, но и отвечала интересам дзайбацу, стремившихся к расширению рынка сбыта, доступа к сырьевым ресурсам и дешевой рабочей силе.
Здравый смысл в тени милитаризма
Однако не все в правительственных кругах империи разделяли экспансионистские замыслы.
Сторонником неагрессивной внешней политики Японии выступал временно – с 1930 по 1931 год – возглавлявший ее правительство Кидзюро Сидэхара, известный своими проамериканскими симпатиями.
По понятным причинам его курс не вызвал поддержку у дзайбацу. В самом деле: где им обрести рынки сбыта, кроме как не в Поднебесной?
В предыдущей статье я отметил вытеснение японцами британцев с рынков их же доминионов, но результат данный процесс мог принести только в долгосрочной перспективе. И то не стопроцентный. Ибо японским товарам, помимо английских, приходилось выдержать конкуренцию с американскими.
Так что Маньчжурия неизбежно оказывалась в фокусе внимания японских финансовых и военных кругов, что не могло не вызывать беспокойство, помимо США и СССР, также у Великобритании, Франции и Нидерландов. Не говоря уже о гоминьдановском Китае.
Кто-то из них и состряпал «меморандум Танаки», считающийся в КНР рядом исследователей подлинником. Вряд ли он таковым является. Во всяком случае, его первоисточник не обнаружен.
Но важно другое: в меморандуме, пусть и сфабрикованном, нашли отражение взгляды значительной части японской элиты, полагавшей необходимым для процветания империи захватить Китай.
Интересна личность генерал-лейтенанта Гиити Танаки. О нем бы отдельно поговорить. Пока же ограничусь ремаркой: будучи помощником военного атташе в царском еще Петербурге, Танака выучил русский язык, живо интересовался российской культурой и каждое воскресенье посещал литургию.
Все это, разумеется, не мешало ему оставаться поборником процветания Японии за счет соседей – Китая прежде всего. Причем внешняя политика Токио оказалась словно в заколдованном круге: попытка Сидэхары избежать конфронтации с США исключала вторжение в Китай. На последнем же настаивали как военные, так и дзайбацу.
И словно отвечая их чаяниям, офицеры Квантунской армии устроили Мукденский инцидент. В Токио подержали облеченную в форму провокации инициативу, целью которой было овладение Маньчжурией, а Сидэхару отправили в отставку. Правда, его сменил, как ни странно, также поборник неагрессивного курса на международной арене Инукаи Цуеси.
Тут уже не только офицерам Квантунской армии, но и находившимся в самой метрополии военным стало казаться затянувшимся дипломатическое миндальничание с китайцами: Инукаи пытался уладить Мукденский инцидент путем переговоров.
И премьера застрелили в результате неудавшейся попытки военного переворота. Впрочем, причиной убийства стало не столько стремление Инукаи воспрепятствовать наращиванию японской агрессии в Маньчжурии, сколько подписанный в 1930 империей Лондонский договор, еще больше ужесточивший режим ограничений на морские вооружения, принятый восемью годами ранее в Вашингтоне.
Собственно, именно конфронтации с Белым домом, а не противостоявших Квантунской армии плохо обученных частей Чжана Сюэляна – одного из лидеров Гоминьдана, но не ладившего с Чан Кайши и потому не получившего от него своевременной военной помощи – и опасался Инукаи.
Москва в поисках компромисса
Напоминавший устроенную гитлеровцами восемью годами позже провокацию в Глайвице Мукденский инцидент стал отправной точной японо-китайской войны.
Не встречая серьезного сопротивления, подразделения Квантунской армии довольно быстро оккупировали Маньчжурию.
Уже в октябре 1931, по словам историка В. Г. Ополева, японский посол в СССР заявил о нежелательности посылки частей РККА на КВЖД, ибо в противном случае Токио примет соответствующие меры защиты; и, кроме того, оно обвинило Кремль в поставках оружия китайцам. Речь о гоминьдановцах. Коммунисты также получали помощь, но по линии Коминтерна.
Упрек японцев не был лишен обоснованности, если рассматривать его через призму их интересов. Уточню: речь шла о нелегальных – легальными они станут только в 1937 – поставках оружия Гоминьдану, видевшемуся Москве единственной на тот момент силой, способной остановить продвижение самураев вглубь Поднебесной и выход их к границе СССР.
Да и сам Чан Кайши не скрывал: эффективно бороться с агрессором без советской военной помощи невозможно. Тоже прагматиком был, хотя коммунистов – что советских, что китайских – на дух не переносил.
И это несмотря на его поездку за год до смерти В. И. Ленина в Советский Союз, теплую встречу и переговоры с возглавлявшим в тот период Реввоенсовет Л. Д. Троцким.
На первых порах поставки оружия Москвой осуществлялись отдельным подразделениям китайской армии и, поскольку не были оформлены официально, не афишировались, дабы не раздражать японцев.
Если не ошибаюсь, на фотографии супруга Чан Кайши Сун Мэйлин, с солдатами Гоминьдановской армии.
В целом, как, на мой взгляд, справедливо пишет историк Р. А. Мировицкая:
На рубеже 1920–1930-х советская дипломатия на дальневосточном направлении была ориентирована на поддержание добрососедских отношений и с Японией, и с Китаем.
Хотя без раздражений со стороны Токио не обходилось, поскольку нередко китайские части отходили на территорию СССР, причем случалось и без предварительного согласования с нашими пограничниками.
А тут еще самураи принялись по КВЖД разъезжать и, не особо церемонясь, хватать и избивать, случалось и до смерти, обслуживавших ее советских граждан. Пришлось Москве задуматься над продажей дороги, так как успех, достигнутый в противостоянии с войсками Сюэляна в ходе конфликта 1929 года на КВЖД, в отношении лучше обученных и оснащенных японцев повторить было проблематично.
Подобно Танаке, Сюэлян заслуживает отдельного разговора – и как едва ли не главный соперник Чан Кайши в борьбе за власть в Гоминьдане, и как его личный пленник на долгие годы.
В целом напряженность в диалоге Москвы и Токио происходила на фоне стремительного наращивания военного присутствия империи в Маньчжурии, где к 1934 японцы построили 40 аэродромов и 50 посадочных площадок, ввели в строй железнодорожное сообщение региона с Кореей.
Это позволило им оперативно перебрасывать войска на континент, к середине 1930-х дойти до Великой Китайской стены и оккупировать Шанхай.
На руку самураям сыграла разгоравшаяся в Китае гражданская война между коммунистами и гоминьдановцами. Именно поэтому Чан Кайши и не стал объявлять войну Японии в 1931, сочтя достаточным разорвать с ней дипотношения и подать жалобу в Лигу Наций.
При этом китайское правительство обратилось к армии и населению с призывом воздержаться от сопротивления агрессору, наивно рассчитывая на получение от Токио компенсации за причиненный Квантунской армией ущерб.
С Лигой Наций подданные «потомка» Аматэрасу в 1933 без сожаления расстались, правда, не из-за жалоб гоминьдановского лидера, а из-за отказа организации признать марионеточное Маньчжоу-Го.
Примечательно, что, осудив агрессию против Китая, Лига Наций не ввела экономические санкции против Японии. Впрочем, Токио в большей степени должна была тревожить реакция США, сформулированная в рамках «доктрины Стимсона» от 1932 года, суть которой выразилась в непризнании оккупации самураями Китая.
На казавшемся безоблачным токийском горизонте замаячило то, чего так опасался трезвомыслящий Сидэхара: перспектива конфликта с экономически более мощными и богатыми, в плане наличия стратегически важных для современной войны сырьевых ресурсов, США, к которым, очевидно, присоединится и Великобритания, все еще сохранявшая статус крупнейшей колониальной державы.
Вдобавок ко всему в 1933 Москва и Вашингтон установили дипотношения, что в глазах дальновидной части японской политической элиты предваряло консолидацию их усилий в противостоянии имперской агрессии против Китая, в расширении которой не были заинтересованы обе державы.
И как подтверждение: в том же году было открыто советское полпредство в Нанкине. Причем интересная деталь: возглавивший его Д. В. Богомолов доносил в Москву о распространенных в китайском обществе разговорах касательно близящейся советско-японской войны.
Воевать с японцами мы не собирались, но помощь гоминьдановцам во второй половине 1930-х увеличили, ввиду возросшей угрозы безопасности союзной нам МНР.
Отмечу стремление Токио использовать в своих целях и русскую эмиграцию в лице банд атамана Г. Семенова, создав на их основе бригаду «Асано».
Вообще, опасность со стороны белогвардейцев не стоит недооценивать. На дворе вторая половина 1930-х. В грохоте индустриализации и, да, порою с перегибами, коллективизации, И. В. Сталин готовил страну ко Второй мировой, тень которой уже витала над дремавшей под Версальско-Вашингтонским одеялом Европой.
А тут еще обиженный на всех и вся Л. Д. Троцкий строчил разное из облюбованного им в 1937 году Койоакана.
Были ли у него сторонники в среднем и высшем комсоставе РККА?
Судить не берусь, но командиров, обязанных «Льву Революции» карьерой в бытность его наркомвоенмором, хватало, как и вчерашних белых офицеров, после поражения в Гражданской войне перешедших служить в Красную Армию.
И для Москвы оставалось неясным в полной мере: как они поведут себя в случае обострения обстановки на границе с Польшей или Маньчжоу-Го, а также на фоне неспокойной военно-политической ситуации в Сибири и Средней Азии?
Приведенный контекст объясняет пристальное внимание Москвы к Дальнему Востоку. В условиях памятных событий Военной тревоги 1927 года, незавершенной индустриализации, СССР стремился не обострять отношения с Японией, предприняв в этом направлении ряд шагов.
А именно: Кремль предложил Токио по выгодной для него цене купить КВЖД – у нас попросту не хватало военных ресурсов удерживать дорогу при подавляющем численном превосходстве Квантунской армии; а также заключить с Японией пакт о ненападении.
Дорогу удалось продать, пусть и по заниженной цене, и после долгих проволочек, а вот договор о ненападении Токио отказался заключать. Хотя в данном вопросе Советский Союз выразил готовность пойти на серьезные уступки.
Так, по словам историка К. Е. Черевко:
В январе 1932 года советский полпред в Токио А. А. Трояновский посетил премьер-министра Японии Ц. Инукаи… и заявил, что в случае заключения договора о ненападении Советский Союз готов даже будет признать марионеточное государство Маньчжоу-Го (де-факто произойдет в 1935 – Прим. авт.), то есть фактически согласился с японской агрессией против Китая.
И даже больше того, СССР отказался пропускать через свою территорию комиссию Лиги Наций для выяснения причин вторжения японских войск в Маньчжурию.
Японская армия.
Думается, в Кремле отдавали себе отчет в бесплодности миссии и не хотели предоставлять Токио лишний повод к обострению отношений.
Небо над Тайванем становится ближе
Тем не менее советско-японские противоречия нарастали и, в конечном счете, привели, в 1937 году к ряду серьезных военных столкновений на проходившей по Амуру границе, наиболее известное из них – Благовещенский инцидент.
В том же году Япония начала полномасштабную войну с Китаем; создалась реальная угроза вторжения Квантунской армии в МНР: ее «нависание» над левым флангом генерал-лейтенанта Кэнкити Уэды не могло не вызвать беспокойства его штаба; как показали события 1945 года – вполне оправданного.
В этой ситуации Кремль, остро нуждавшийся в союзнике на Дальнем Востоке, принял решение оказать Гоминьдану более действенную военно-техническую помощь и в том же 1937 году заключил с ним договор о ненападении.
Разорванные же после конфликта на КВЖД дипотношения были восстановлены по инициативе китайской стороны еще в 1932 году. И уже официально Москва приступила к поставкам вооружений в Поднебесную.
В этих условиях перспектива авиаудра по Тайваню из гипотетической превратилось в реальную.
Окончание следует…
Использованная литература:
Мещеряков А. Н. Демографический взрыв Японии периода Мэйдзи
Ополев В. Г. Роль Чан Кайши в советско-китайских отношениях (вопросы отечественной историографии
Мировицкая Р. А. Отношения СССР с Китаем в годы кризиса Версальско-Вашингтонской системы международных отношений (1931–1937)
Мичурин А. Н. Советско-китайские отношения накануне Второй мировой войны
Черевко К. Е. Серп и молот против самурайского меча. М., 2003.
Опубликовано: Мировое обозрение Источник
Подпишись: