Публицист Андрей Фунт в беседе с Readovka.News заявил, что до замыкания котла вокруг Авдеевки остается чуть более одного километра. В связи с этим он рассказал, как развитый и процветающий город превратился в укрепрайон ВСУ и место, сильнее всего угрожающее Донецку.
Ключевая стратегическая локация в регионе
Авдеевка — тридцатитысячный городок к северу от Донецка, малая родина советского писателя Михаила Колосова. Разросшийся в советскую эпоху — с развитым частным сектором, живописным озером и «градообразующим предприятием», которое из-за южной локации не выглядит таким депрессивным, как это бывает на севере. Перед административными зданиями — обязательные елочки. В центре — аллеи с белеными стволами деревьев. Бетонная стела на въезде. Любой русский человек моментально ощущает себя здесь дома — такие «Авдеевки» разбросаны по всей России, в крупных городах это отдельные промышленные районы.
За 8 лет украинцы превратили это весьма идиллическое для индустриального региона место в зловещий укрепрайон и главную угрозу для Донецка. Да, Донецк все эти годы обкладывали и из других мест, но именно Авдеевка стала печальным символом того, что случилось с городом в это мрачное десятилетие.
Даже в самые спокойные периоды Донецк не оставляла тягота войны. В 2018 году по Бульвару Пушкина гуляли толпы отдыхающих, но в 5-10 километрах шли бои, люди нуждались в гуманитарной помощи, окраины стояли полупустыми, а кое-где и полуразрушенными. В городе комендантский час, отсутствие ночной подсветки. Целые районы в прифронтовой зоне. «Хохлы там» — говорили мне местные в первые мои визиты в Донецк, показывая рукой в сторону Авдеевки. «Там» звучало с непривычки странно и тревожно, словно это «там» находится буквально в паре сотен метров, «рукой подать». В точки зрения артиллерии — так оно и было.
Мариуполь прошел через «ад» за несколько месяцев, после чего оказался в глубоком тылу. Теперь его активно восстанавливают. Донецк десять лет живет в изматывающем режиме постоянной близости войны, постоянных обстрелов и смертей. Война превратилась для горожан в надоедливый зуд, вроде хронической и навязчивой зубной боли, которая то отступит — и вроде бы ты уже расслабился — но затем разгорается с новой силой, и никакие конские дозы обезболивающего не в силах с нею совладать. Главным больным зубом стала Авдеевка.
Война пришла в Донецк летом 2014 года — после того, как отряд Стрелкова отступил из Славянска. Донецк начали обстреливать. Всех поражали донецкие коммунальщики — после обстрелов они уже через 15 минут находились на месте — убирали город от осколков и кусков асфальта, заделывали выбоины. Многие сейчас ропщут, что в Москве и вообще крупных городах России никто не думает о войне — все выглядит так, словно ничего не происходит. Донецкие вели себя так с самого начала — будто из принципа.
Когда мы базировались в Донецке с нашим отрядом (осень 2022 — лето 2023), каждое утро нас будили украинские обстрелы — противник повадился бить по центру города ежедневно около семи утра. В город по задачам я старался по возможности отправляться в гражданской одежде —руководствуясь приблизительно теми же соображениями, что и донецкие коммунальщики. Друзья подшучивали, что я это делаю, чтобы покупать алкоголь (военным не продают), но никакой алкоголь я не покупал. Просто не хотел, чтобы в городе из-за меня было на одного военного больше — избегал разговоров о веревке в доме повешенного.
Это звучит не так натянуто, как хотелось бы — общение с донецкими для человека с материка имеет свою специфику. Никогда не знаешь, где у местного спрятан триггер, который заставит его вспомнить о трагическом событии, случившимся с ним из-за войны. Особенно тяжело с девушками — когда посреди приятной беседы милые и приятные женские глазки вдруг стекленеют, и собеседница, что пять секунд назад вела непринужденный разговор обо всем, начинает рассказывать, как погибла мама, на войне убили брата, в плену запытали отца. Иногда люди подходили с такими историями в самом городе — на автобусных остановках, в очередях. Полубезумные, порой выпившие. Это случалось редко, эпизодически, но регулярно. Кажется, иной раз сами случайные собеседники забывали, что из их рассказов — правда, а что дорисовано воображением, больным из-за случившейся трагедии и непрекращающейся войны.
Авдеевка оставалась украинской. Донецк продолжали обстреливать. Город был почти пустым — это сложно вообразить, но представьте центральный бульвар своего города, где посреди выходного дня никого нет. Никакие указатели на бомбоубежища и прочие «пункты незламности» местным были не нужны — все просто знали, что нельзя закрывать двери подвалов и подъездов. По воскресеньям по улице близ нашего расположения ходил коммивояжер с громкоговорителем, из него доносилась мантра, которую я невольно выучил: «Молоко, творог, масло, сметана…» — далее вплоть до «домашние колбасы». Мантра периодически дополнялась свистом снарядов и взрывами, но коммивояжеру всё было нипочем, он нес людям молоко, творог, масло, далее везде, проходил весь маршрут, а в следующее воскресенье выходил снова.
Вдалеке виднелась роскошная Донбасс-Арена — вокруг нее тоже стояла звенящая тишина и по вечерам, да и днем, не было ни души. В выходные доводилось гулять вокруг нее, светя фонарем под ноги, чтоб ненароком не наступить на мину-лепесток. Наверное, мы со спутницей были похожи на наркоманов, ищущих закладку, хотя искали всего лишь место для прогулки. Уединённой, но не настолько, чтобы в центре города, рядом с суперсовременным стадионом, мы бродили в кромешной темноте, словно это была Припять.
За стадионом, через несколько километров, начиналась Авдеевка
30 сентября ДНР вошла в состав России. Никаких гуляний не было, улицы были все так же пусты. Пока Авдеевка оставалась под Украиной, не менялось ничего. «Зуб» продолжал болеть, Донецк с этой болью продолжал жить. Из принципа. Под обстрелами. Без ночной подсветки. Со старыми выцветшими вывесками. С открытыми подвалами и подъездами. Полупустой. С редкими эпицентрами жизни в тоже редких, но тоже словно из принципа работающих барах, многие из которых успели стать местными, а иногда и общероссийскими легендами. Военкоры в «Хэппи-лайфе», красотки в «Таймс», добрый грубиян Анисим со своими старыми рок-н-ролльщиками в «Ганжубасе», любители поесть в «Ракушке». Несчастные полусумасшедшие из очередей, отплакавшие вдовы, небритые и хриплые бойцы народной милиции, кучкующиеся у военторгов, вернувшиеся после окончания мобилизации парни и целые семьи — все ждали одного: когда случится освобождение Авдеевки.
Недавно я снова был в Донецке. В гражданской одежде. В центре города у «Кольца» ходил парень в маске Шрека, рядом стояла кучка неформалов: один в вареных джинсах, со спущенными подтяжками. Эти весельчаки словно вернулись из мирного времени десятилетней давности - еще год назад подобное фиглярство казалось неуместным и лишним. Они будто бы пришли рассказать городу, что скоро закончатся обстрелы, засияет подсветка, вырастут новые вывески, подвалы больше не будет нужды держать открытыми, а полноценно жить можно снова будет не из принципа — «сделаем вид, что никакой войны нет» — а потому что изнуряющая боль, наконец, прошла, и больнее уже не будет.
Они будто бы пришли рассказать городу, что украинские войска беспорядочно бегут и совсем скоро над городом поднимется флаг России.
Андрей Фунт
Читайте нас: