О Хавьере Милее после его избрания на пост президента Аргентины сказали достаточно. Более чем. И о его связях с Америкой. И о том, что он интересен миру в контексте борьбы за ресурсы (Илон Макс давно уже хочет забрать себе весь южноамериканский литий). И о его стилистической близости и чуть ли не подражании Трампу и Болсанару (кстати, оба нынче не у дел). Всё это так.
Есть и ещё одно: Милей – это продукт века, в котором едва ли не все вдруг стали постмодернистами. А, следовательно, всё не всерьёз, всё в шутку и полушутку, а ирония и сарказм выжигают и здравый смысл, и ценности, и конкурентов. При этом деконструируются смыслы, и на корню обрубается попытка поговорить всерьёз. Люди – они же электорат, похоже, устали от серьёзных политиков, стремящихся размышлять о том, что имеет реально значение.
Шоу должно продолжаться – вот главный постулат. И всё должно быть превращено в шоу. Понятно, что любой политик – так или иначе, популист; вопрос лишь – в какой степени? и есть ли в нём что-то ещё? Милей выехал на том, что кормил электорат ярким шоу, на том, что с предельным цинизмом и самоуверенностью сообщал, что, образно говоря, когда идёт дождь, нужно взять зонтик. К сожалению, в наш век многим людям большего и не надо. И это не брюзжание, а лишь сухая, как стариковская пятка, констатация факта. Милей – приговор не только политике, но и гуманитарному, интеллектуальному состоянию общества. Люди не просто дают себя обмануть – они требуют, чтобы их обманывали. Чем безумнее, чем невероятнее обещания, тем лучше. В этом есть одна из форм затянувшегося бегства от реальности, которое практикуется сегодня столь охотно и часто.
Однако один ли только Милей? А что с другими? Самый очевидный пример – это торжество постмодернизма на Украине, где к власти пришёл Владимир Зеленский, очень быстро превратившийся из талантливого медиаменеджера в кровавого параноика, чувствующего приближение своего конца. Но как он пришёл к власти? Ведь факт, что многие избиратели голосовали не за реального человека, а за экранный образ. К слову, он, этот человек с экрана, Голобородько, по сути, является полной противоположностью реального президента Зеленского в его нынешней версии. Да, жизнь только подражает искусству, но подчас в совсем уж извращённой форме. Опять же, вместо реальной политической программы украинскому электорату был предложен развлекательный контент.
Однако на этом торжество постмодернизма на Украине не закончилось. Наоборот, это был лишь пролог. Вместе с Зеленским пришла – или его «пришли» – команда медиаменеджеров, привыкших отвечать главным образом за производство контента. Так «Слуга народа» стал «Плутовством» (помните этот фильм с Де Ниро и Хоффманом?) с элементами «Матрицы» и «Апокалипсиса сегодня». Реальность, если она ещё сохраняется, заключается в том, что медиаменеджеры, зарабатывая на войне гигантские деньги, умеют создавать лишь картинку; оттого это самое жуткое реалити-шоу на свете, вот только кровь в котором настоящая. Украина – это вершина постмодернистской политики и политика постмодернизма, после которой синусоида ползёт вниз.
При этом нельзя забывать, что мы имеем дело не с исключениями, а, наоборот, с трендом. Дональд Трамп – кто он больше: актёр или политик? Борис Джонсон, так напоминающий Милея, начинал карьерный путь с телешоу. Джимми Моралес, президент Гватемалы, и Марьян Шарец, премьер-министр Словении, вообще были комиками. Можно продолжать, но и без того ясно, что медийность – давно уже особая форма власти, дающая власть реальную. И это при том, что эра всеобщей открытости, когда известным через соцсети может стать любой, а, следовательно, каждый вступит в конкуренцию с каждым, ещё не наступила. Лайк – уже не просто лайк, но ещё и не бюллетень в урне для голосования.
Отчего так? Для того есть вполне конкретные причины. Этот мир пигмеизируется, и политика тут не исключение. Политических деятелей уровня де Голля или Рузвельта в принципе практически не осталось, и они вряд ли появятся. То же самое, впрочем, касается любой другой сферы. Сегодня каждый из тех, кто приходит к власти впервые, подобен шарику, накачанному рекламой, глобалистскими идеями и популизмом. В нём нет ничего настоящего и любого из этих персонажей можно заменить на другого. Да, кадры решают всё, но что делать, если этих кадров нет в принципе?
Вторая же причина не столь очевидна. Она заключается в том, что человечество в принципе отказалось быть серьёзным. Оно не готово обсуждать действительно важные темы. Все дискуссии вокруг них напоминают интервью с претенденткой на звание «Мисс Вселенная», вещающей, как она жаждет установить мир во всём мире. Обратите внимание: отовсюду слышится навязчивый, липкий смех. Люди развлекаются и хохочут, ржут и развлекаются. Джокер, этот неудачник-стендапер, – символ нового времени, никчёмный человек, мечтающий веселить народ и оправдывающий любую свою мерзость тем, что он жертва. Эй, здесь кто-нибудь в принципе готов думать? Здесь кто-нибудь может поговорить всерьёз?
Они начинали шутить и хохотать, потому что им было страшно. А теперь не могут остановиться. Всё это напоминает Остров дураков из Лунного города – с той разницей, что помогал его Носову создавать Дэвид Линч. Так что нет ничего удивительного в том, что к власти рвутся и приходят вот такие Зеленские и Милеи. Шуты нынче в моде. Беда в том, что эти шуты злые, тщеславные и глупые, а оттого крайне опасные. Как писал Дитрих Бонхеффер: «Глупость страшнее злобы. Злобе можно противостоять, против глупости мы бессильны». Судя по тому, что происходит сейчас, когда глупые пигмеи, компенсирующие отсутствие ума и масштаба наглостью, разрывают мир, смех, как в повести классика, всё больше становится красным. И в нём всё сильнее чувствуются прощально-истерические нотки.
