Достаточно часто при обсуждении тех или иных внутриполитических и внешнеполитических вопросов России, проблем, с которыми она сталкивается, от людей, придерживающихся «левых» (в первую очередь марксистских и неомарксистских) взглядов, можно услышать фразы: «а вот при коммунизме…» или «вот если бы в России был социализм, то…» и т. д. Причем эти фразы можно услышать при обсуждении совершенно разных вопросов, в том числе никак не связанных с экономикой.
В подобных высказываниях на самом деле нет ничего удивительного, поскольку феномен ностальгии по СССР в России достаточно распространен, как и склонность романтизировать и идеализировать историю советского периода. И если иногда эта ностальгия по сильному государству и по советской системе социальной политики оправдана, то в некоторых случаях она вызывает вопросы.
Для некоторых «левых» именно марксизм-ленинизм, который стал основой для советского социализма (государственного социализма), является чуть ли ни этакой панацеей от всех бед общества. Тот факт, что практически все коммунистические режимы распались, включая СССР, в том числе по причине целого комплекса проблем – как внешних, так и внутренних – никого при этом не смущает: обычно в таком случае говорят, что теория хороша, да вот исполнители подвели. Впрочем, речь пойдет немного не об этом.
У России, помимо противостояния с Западом, частью которого является военный конфликт на Украине, на данный момент есть три серьезные проблемы, которые требуют незамедлительного решения.
Первая проблема – это демографический кризис; вторая проблема – массовая неконтролируемая миграция населения из Средней Азии, которые негативно относятся к русским и русской культуре; третья проблема – сопутствующая этому всему исламизация, ибо мигранты из Средней Азии, которые постепенно замещают собой русское население, в основном являются мусульманами.
Откровенно говоря, данные проблемы имеют «правый» уклон, поскольку если посмотреть, например, на европейский опыт, то там именно «правые» партии отстаивают роль нации и национальных ценностей, выступают против миграции и мультикультурализма. «Правые» ратуют или за полную ассимиляцию мигрантов, или за их депортацию. В свою очередь «левые», наоборот, выступают лоббистами массовой миграции, предоставления им различных льгот, а также продвигают политику мультикультурализма.
Выглядит странным, когда относительно вопросов миграции, демографии, потери культурной и национальной идентичности, начинают ссылаться на экономические теории – будь то социализм или капитализм. С помощью лишь экономических инструментов невозможно решить ни вопросы демографии (а как показывает практика, в бедных странах рождаемость куда выше, чем в богатых), ни тем более вопросы, связанные с потерей национальной идентичности и замены населения мигрантами.
К тому же многие забывают, что мир изменился, в связи с чем возникает вопрос – насколько марксистский социализм века XX актуален сейчас?
В данном материале будут рассмотрены три вопроса – во-первых, что собой представляют современные «левые» и возможно ли возвращение к социализму; во-вторых, как в социалистических государствах обстояло дело с межнациональными конфликтами; и в-третьих, в чем, собственно, заключается главная ошибка марксизма.
Возможно ли возвращение к социализму?
Достаточно часто можно услышать тезис о том, что возвращение России к советскому социализму привело бы к улучшению ситуации внутри страны и к решению многих проблем. Однако, по мнению автора, возвращение к социализму в том виде, в котором он существовал в XX веке, уже невозможно, поскольку мир в XXI веке сильно изменился.
Этот тезис следует аргументировать, поскольку многим он может показаться неубедительным.
В первую очередь, необходимо отметить, что промышленные страны Европы вышли на качественно новый уровень развития производительных сил. В сфере общественного производства стало преобладать производство услуг, соответственно изменилась и структура занятости. Среди работников по найму большинство теперь составляют люди умственного труда и конторские служащие.
Рабочий класс также сильно изменился – и дело не только в том, что он стал менее многочисленным. Пролетарии, которые служили опорой марксизма, в современном постиндустриальном мире попросту перестали существовать.
Кто же пришел им на смену?
Чтобы ответить на этот вопрос, следует обратиться к классификации британского социолога Гая Стэндинга. В своей книге «Прекариат: новый опасный класс» он писал, что «рабочий класс», «пролетариат» в том виде, в котором он существовал в XX веке, не существует, теперь это не более чем ярлык. А поэтому нужна новая классификация, отражающая классовые отношения в глобальной рыночной системе.
Следуя классификации Стэндинга, можно выделить семь групп: на самом верху располагается элита, самые богатые граждане мира; далее идет салариат – работники крупных корпораций, государственных предприятий, чиновники – все они имеют хорошие социальные гарантии и зарплаты, в целом надежно устроены в «системе»; ниже располагается группа profitians – «квалифицированные кадры», специалисты, которые успешно продают свои навыки и знания на рынке самостоятельно.
За ними следует «старый рабочий класс» или те самые пролетарии, но имеющие защиту от произвола работодателя, благодаря трудовому кодексу, социальным гарантиям и т. п.; в самом низу находятся прекариат и безработные – люди, не имеющие никаких или почти никаких социальных гарантий, квалификации и определенности на будущее, занятые в сфере услуг работой, не требующей особой квалификации, а также мигранты [1].
Те рабочие, которые были опорой марксизма, ныне влились в ряды среднего класса, и теперь, по сути, ничем не отличаются от буржуазии. Вся их «левизна» ограничивается желанием сохранять свои социальные гарантии и защищать рабочее место от конкуренции. Именно поэтому американские рабочие, например, и в 2016, и в 2020 году в подавляющем большинстве голосовали за «правого» Дональда Трампа, а не за «левых» демократов.
Все вышеуказанное привело к трансформации социальной базы левых партий. Настало время новых социалистов – «новых левых» или «неомарксистов», которые нашли новых «угнетенных» и «угнетателей».
Социалисты нового поколения переместили фокус «угнетения» с рабочих на женщин (феминизм), сексуальные меньшинства (ЛГБТ), безработных, расовые меньшинства и мигрантов. Подробно о том, что собой представляют «новые левые», можно почитать в материале «Новые левые» и «революция» 1968 года: как борьба с неравенством трансформировалась в культ покаяния, культуру отмены и диктатуру меньшинств».
Существенная часть неомарксистов и социалистов присоединились к левым либералам, по той причине, что им оказалось легко найти общий язык, ибо их ценностные установки в целом совпадают. Следует еще раз отметить, что социальной базой «новых левых» стали – мигранты, в том числе и нелегальные, секс-меньшинства, безработные, феминистки и т. д.
Главными врагами новых социалистов стали – патриархат, белые гетеросексуальные мужчины и белая раса как таковая, традиционный брак, частная собственность и т. д. «Новые левые» перестали опираться на рабочих, которые ответили им тем же. Как правильно заметил американский политический философ и историк Пол Готфрид:
«рабочие начали больше голосовать за правых, хотя эта тенденция проявилась в разной степени в разных странах. Растущее недовольство иммиграцией из стран третьего мира, объясняемое увеличением преступности, связанной с насилием, и ограничением роста заработной платы, подтолкнуло французских и итальянских рабочих к поддержке партий националистически настроенных правых, которые требуют прекращения иммиграции. И левые партии оказались бессильны помешать этому из-за своих попыток установить союз с иммигрантами из третьего мира и своего крестового похода против расизма» [2].
Некоторые современные неомарксисты понимают, что чисто экономическая борьба для «левых» становится практически невозможной. Они отмечают, что структура занятости, характер труда и объективные потребности людей изменились, и старый марксизм по большей части утратил свою актуальность. Проблема экономической несправедливости от этого, разумеется, не исчезла, однако решить ее с помощью устаревших теорий уже невозможно.
Таким образом, мы приходим к выводу о том, что идея классовой борьбы в том виде, в котором она существовала в XX веке, неактуальна в веке XXI. Пролетариат, в том виде, в котором он существовал в XX веке, больше не существует, а произошедшие общественные изменения позволяют говорить о размывании оснований, на которых строилась теория научного коммунизма.
Поэтому, когда кто-то призывает вернуть социализм, сразу же возникает вопрос – о каком конкретно социализме идет речь?
О социализме «новых левых», который является основой радикальной леволиберальной повестки, что ныне актуальна на Западе? Или о старом марксистском социализме, который, как уже было сказано выше, по большей части лишился социальной базы? Или о каком-то ином?
Далее перейдем к рассмотрению второго вопроса – о том, как марксисты относились к феномену национальной культуры, и о том, как в социалистических странах решались межнациональные конфликты.
Вопросы национальной идентичности и межэтнических конфликтов в марксизме
Одной из ошибок марксизма является сугубо экономический взгляд на мир – в происходящих серьезных событиях, будь то военный конфликт, этнический конфликт или некий кризис, марксисты и неомарксисты пытаются найти некие экономические интересы, «выгоду капиталистов». На самом деле далеко не все конфликты имеют экономическую подоплеку.
Марксизм не придает большого значения вопросам национальной культуры и национальной идентичности, объясняя все проблемы уровнем экономического развития. Если в регионе возникает какой-то межэтнический конфликт, то, по мнению неомарсксиста, он связан с экономическим уровнем развития региона. Если мигранты начинают громить магазины и поджигать исторические музеи в какой-то стране, то это потому, что они бедные и «угнетенные».
В вопросах сохранения национальной идентичности марксисты ничем не отличаются от левых либералов – именно поэтому они в итоге легко нашли с ними общий язык. Марксисты являются интернационалистами и выступают за стирание границ между нациями. В частности, Владимир Ленин в «Критических заметках по национальному вопросу» отмечал:
«Лозунг национальной культуры есть буржуазный (а часто и черносотенно-клерикальный) обман. Наш лозунг есть интернациональная культура демократизма и всемирного рабочего движения… Возьмите конкретный пример. Может великорусский марксист принять лозунг национальной, великорусской, культуры? Нет. Такого человека надо поместить среди националистов, а не марксистов.
Наше дело – бороться с господствующей, черносотенной и буржуазной национальной культурой великороссов, развивая исключительно в интернациональном духе и в теснейшем союзе с рабочими иных стран те зачатки, которые имеются и в нашей истории рабочего движения» [3].
Наше дело – бороться с господствующей, черносотенной и буржуазной национальной культурой великороссов, развивая исключительно в интернациональном духе и в теснейшем союзе с рабочими иных стран те зачатки, которые имеются и в нашей истории рабочего движения» [3].
Как справедливо отмечали некоторые консервативные мыслители, например Освальд Шпенглер, и либеральная политэкономия, и Коммунистический манифест представляют собой нигилистический принцип «интернационала», направленный против нации и национальной культуры.
Некоторые «левые» критикуют и Россию, и современный Запад за миграционную политику, отмечая (не без оснований), что международному капиталу все равно, кто будет стоять за станком – белый или негр, главное, чтобы это было экономически выгодно.
Однако в марксизме в этом отношении также нет никакой разницы, кто будет стоять у станка – негр или белый, главное, чтобы строй был социалистический, а не капиталистический. Ибо, как писал выше Ленин, национальная культура не имеет никакого значения.
Тем не менее именно национализм в начале XX века нанес существенный удар по марксизму – Маркс верил, что классы являются более важной реалией, чем нации, что экономика определяет мысли и верования людей, однако в действительности все оказалось наоборот. У немецкого рабочего, например, оказалось больше общего с немецким фабрикантом, чем с французским рабочим. Национальная солидарность оказалась сильнее классового и экономического мышления. Именно поэтому идея «мировой революции» оказалась утопичной.
Межэтнические конфликты в социалистических государствах также никуда не исчезли. Возьмем, например, Советский Союз. Советская национальная политика знала только один способ решения проблем этнических меньшинств – превращение их в титульную нацию в специально созданном административном образовании, т. е. республике. Большевики пошли по пути автономизации некоторых частей России в рамках существующих границ.
Это вполне согласовывалось с их отношением к национализму – марксизм-ленинизм утверждал, что существует два национализма, «национализм нации угнетающей» и «национализм нации угнетенной». Поэтому национализм во Франции, Великобритании и Германии, например, это национализм «плохой», а национализм колониальных стран, например, в странах Африки – «хороший». Национализм большинства – плохой. Национализм меньшинств – хороший.
В учебнике «Основы марксизма-ленинизма» 1960 года прямо указывалось, что
«в каждом буржуазном национализме угнетенной нации есть общедемократическое содержание против угнетения, и это-то содержание мы безусловно поддерживаем» [4].
Русский национализм, разумеется, был запрещен как «национализм угнетателей», а на региональные национализмы советская власть закрывала глаза (что, кстати говоря, происходит и сейчас).
Однако подобная политика не спасла СССР от русофобии, которая процветала в республиках. Наоборот, историк Александр Вдовин справедливо отмечал, что
«исторически русофобия вырастала из установок на победу социализма в мировом масштабе, на слияние наций в ходе социалистического строительства и из взгляда на русский народ лишь как на средство для достижения этой цели» [5].
Русофобией были заражены прежде всего национальные правящие элиты, точнее – титульные кланы, которые были готовы использовать национальную консолидацию в целях борьбы с русским центром.
В 1983 году из Алма-Аты в газету «Правда» приходили письма, повествующие о том, что русские там живут «в душной, уродливой обстановке местного казахского национализма, который пышно расцвёл в годы правления Д. А. Кунаева». Группа военнослужащих из Северо-Осетинской АССР утверждала, что «национализм в Орджоникидзе процветает довольно пышно», участились случаи нападения и даже убийства, жертвами которых, «как правило, становятся русские» [6].
В письмах из Узбекистана встречаются упоминания о фактах открытого призыва к русским: «Убирайтесь в свою Россию». Кульминацией русофобских настроений можно считать взрывы трёх бомб в Москве в 1977 году, осуществлённые членами подпольной армянской националистической группы – Степаняном, Багдасаряном, Затикяном, которые признали на следствии, что приехали в Москву бороться с русскими людьми.
Нередки были и этнополитические конфликты, связанные с территориальными претензиями этносов. В октябре 1972 года 4 930 ингушей из Чечено-Ингушской АССР (ЧИ АССР,) Северо-Осетинской АССР (СО АССР), Кабардино-Балкарской АССР направили в высшие государственные органы страны письмо с требованием вернуть им правобережную часть г. Орджоникидзе, Пригородный район со всеми населёнными пунктами, Кескеленские хутора, земли у станицы Вознесенской, с. Ольгинское, аул Гвелети. Характер открытого противостояния между осетинами и ингушами за «земли отцов» подтверждали факты убийств и поджогов домов на этнической почве, выселения и запрета ингушам прописываться и покупать дома в Пригородном районе [6].
События 15–18 января 1973 года стали закономерным следствием сложившейся на Северном Кавказе взрывоопасной ситуации. Ингуши, требовавшие возврата Пригородного района, более трех суток держали здание обкома КПСС в Грозном в осадном положении, а «районы Ингушетии бросили работу, и все население находилось в Грозном» [6].
Таким образом, несмотря на заверения советского руководства о торжестве дружбы народов и об успешном создании советского народа, межнациональные конфликты в СССР не были решены и никуда не делись.
Главная ошибка марксизма – борьба с человеческой природой
Национальная политика советских социалистов потерпела неудачу, точно так же, как и попытка создать нового человека. Эксперимент по созданию «хорошего коммуниста», возрожденного путем радикальной трансформации его идентичности, освобожденного от индивидуальности, чтобы душой и телом влиться в коллектив, оказался провальным.
Одна из главных ошибок марксистов заключалась в том, что они считали, что можно изменить человеческую природу. На практике это оказалось не более чем утопией.
Cоциализм так или иначе связан с переоценкой значения обстоятельств в жизни людей и, соответственно, с недооценкой влияния людей на обстоятельства. Показательно такое высказывание К. Маркса:
«Если характер человека создается обстоятельствами, то надо, стало быть, обстоятельства сделать человечными».
На самом деле человек оказывает не меньшее влияние на обстоятельства. Более того, нередко он действует вопреки тем или иным обстоятельствам [7].
Коммунисты наивно полагали, что будто недостатки и пороки людей, их вражда и соперничество исчезнут сами собой, если будет уничтожено одно из общественных отношений – частная собственность.
Однако пороки и вражда порождаются не только и не столько системой частной собственности. Тому доказательство – практика реальной жизни в условиях социализма, уничтожившего эту систему. Отсутствие частной собственности отнюдь не спасает человечество от межнациональных конфликтов, не исцеляет людей от пороков [7].
Причины человеческой розни и вражды гораздо глубже – они коренятся в биологической природе человека. Люди изначально, генетически весьма непохожи и даже противоположны. Несходство между ними порождает различие их интересов. А несхожесть интересов порождает столкновения между людьми, их взаимную борьбу [7].
Общество, как верно отмечал в свое время О. Шпенглер, основано на неравенстве людей. Это естественный факт. Бывают натуры сильные и слабые, призванные управлять и неспособные к этому, творческие и бездарные, честолюбивые и ленивые.
Сложно не согласиться с историком Олегом Пленковым:
«Марксистский социализм верил в создание земного рая, заменяя собой религию, в то время как зло – это неискоренимая часть человеческого бытия, и оно сохранится, пока существует род людской [8].
Использованная литература:
[1]. Стэндинг Г. Прекариат: новый опасный класс. – М.: Ад Маргинем Пресс, 2014. С. 21.
[2]. Готфрид П. Странная смерть марксизма. – М.: Ирисэн, 2009.
[3]. Ленин В. И. Критические заметки по национальному вопросу. – Полн. собр. соч., т. 24, стр. 113–150.
[4]. Основы марксизма-ленинизма: учебное пособие. – Москва: Госполитиздат, 1960.
[5]. Вдовин А. И. Российский федерализм и русский вопрос. – М., 2001. С. 62.
[6]. А. П. Мякшев. Власть и межэтнические конфликты в СССР в период «развитого социализма». – Известия Саратовского университета. Новая серия. Серия История. Право. Международные отношения, Том 5, Выпуск 1/2, 2005.
[7]. Балашов, Л. Е. Что такое философия? – 3-е изд., расширенное. – Москва: Издательско-торговая корпорация «Дашков и К°», 2023.
[8]. О. Ю. Пленков. Мифы нации против мифов демократии: немецкая политическая традиция и нацизм. – СПб.: Изд-во РХГИ, 1997.
Виктор Бирюков
Опубликовано: Мировое обозрение Источник
Читайте нас: