П. Ласси на портрете XVIII в. работы неизвестного художника
В предыдущей статье было рассказано о молодости Петра Ласси, начале Северной войны и боевом пути этого ирландского офицера от несчастного сражения при Нарве до блестящей Полтавской битвы. Сегодня мы продолжим этот рассказ.
Шведский позор у Переволочной
После Полтавского сражения Пётр I совершил явную ошибку: устроив пир с пленёнными «учителями», он забыл отдать распоряжение о преследовании неприятельской армии. Лишь поздно вечером в погоню за шведами были отправлены драгуны Р. Боура и М. Голицына, а на следующий день к преследованию присоединился Александр Меньшиков, которому было поручено общее руководство. Однако именно эта ошибка привела к неслыханному позору капитуляции шведской армии у Переволочной. Меншиков опоздал, и Карл XII уже успел переправиться через Днепр, но можно не сомневаться в том, что, если бы король ещё оставался с войсками, шведы легко отбили бы атаки значительно уступавших им в численности русских драгун. Теперь же шведские войска возглавлял морально сломленный генерал Адам Людвиг Левенгаупт, который до Полтавы потерпел поражение при Лесной. Часть шведских солдат охватила паника, но и готовых сражаться было достаточно для организации обороны. Тем более что, как утверждал потом шведский генерал Крейц, лошади русских драгун буквально валились с ног от усталости, да и люди тоже были крайне утомлены. Но Левенгаупт на военном совете заявил, что
«лучше сдаться на сколько-нибудь почетных условиях, чем продолжать испытывать счастье оружием.»
Разгром шведов под Полтавой и последовавшая затем капитуляция их армии под Переволочной стали сенсацией общеевропейского масштаба. Особенно потрясла всех именно сдача в плен, казалось бы, непобедимых солдат Карла XII. Английский посол Чарльз Витворт, например, сообщает:
«Может быть, в целой истории не найдется подобного примера покорного подчинения судьбе со стороны такого количества регулярных войск.»
В полной растерянности был и датский посол Георг Грунд, который писал:
«Такое множество вооруженных людей, доходившее до 14-15 тысяч, разделенное на полки и снабженное генералами и офицерами, не посмело обнажить шпаги, но сдалось в плен гораздо более малочисленному врагу. Если их лошади могли нести их, а они сами могли держать в руках шпагу, то каждому кажется – сдаться без боя – это уж слишком.»
На самом деле сами же шведы подсчитали, что у Переволочны сдались без боя 18 367 человек. Среди них оказались фельдмаршал Рёншильд, генералы Шлиппенбах, Роос, Гамильтон, Стакельберг и начальник королевской походной канцелярии Карл Пипер. Принявший их капитуляцию Александр Меншиков имел в своём распоряжении 9 тысяч кавалеристов. Трофеями русских стали 21 пушка, 2 гаубицы, 8 мортир, 142 знамени и 700 тысяч талеров.
Узнав об этих событиях, предпочёл отказаться от польской короны Станислав Лещинский – королём Речи Посполитой снова стал саксонский курфюрст Август Сильный, союзник Петра I. Удивил всех и Карл XII, который вместо того, чтобы усиленно готовиться к реваншу, 5 лет сидел в Бендерах, выводя из себя султана и турецких чиновников, а также самозабвенно сражаясь с охранявшими его янычарами (которые называли его «демирбашем», то есть «железной башкой»). Особую прелесть этим «сражениям» придавало то обстоятельство, что янычары охраняли его от возможного нападения русских и больше всего на свете боялись причинить «высокому гостю» даже малейший вред. Об этом было рассказано в статье «Викинги» против янычар. Невероятные приключения Карла XII в Османской империи, опубликованной 18 декабря 2019 года.
Между тем соседи уже готовились рвать Шведское королевство на части. Пруссия претендовала на Померанию. Мекленбург намеревался аннексировать Висмар. Дания желала получить Бременское герцогство и Голштинию. На востоке продолжали одерживать победы русские войска. В июне 1710 года был взят Выборг (Пётр I называл его «крепкой подушкой Петербурга»), в июле – Гельсинфорс (Хельсинки). В октябре того же года пали Ревель (Таллин) и Рига, комендантом которой, как мы помним, стал герой нашей статьи – Пётр Ласси. Но в 1711 году череда побед русской армии была прервана унизительным поражением авантюрного и чрезвычайно плохо подготовленного Прутского похода. Вот так представлял эту экспедицию сам будущий первый император России:
Аллегорическое изображение Прутского похода, сделанное до его начала
Однако Пётр I тогда последовательно, одну за другой, повторил все ошибки Русского похода Карла XII – и сам признал это. Обри де ла Моттре утверждает, что, увидев свою армию окружённой, русский самодержец сказал своим генералам:
«Я оказался в том же тяжелом положении, как мой брат Карл под Полтавой.»
После чего
«удалился в свою палатку, запретив кому бы то ни было входить в нее.»
Прутский поход
Султана Ахмета III к войне с Россией призывал находившийся в Бендерах Карл XII, который указывал, что основные силы Россия сейчас вынуждена держать на других фронтах. О том же говорил французский посол Дезальер. В числе сторонников новой войны оказались мать Ахмета – Эметуллах Рабия Гюльнуш-султан, великий визирь Балтаджи Мехмет-паша и крымский хан Девлет-Гирей II.
Таким мы видим Ахмета III на миниатюре его придворного живописца Левни Абдулселила Челеби. Кстати, этого султана часто сравнивают с Петром I:
А это Эметуллах Рабия Гюльнуш-султан, мать османских султанов Мустафы II и Ахмеда III, дочь греческого священника из города Ретимно (остров Крит, который тогда принадлежал Венеции), попавшая в рабство в возрасте трёх лет, её христианское имя – Эвмания Вория:
Арольсен Клебебанд. Портрет Эметуллах Рабии Гюльнуш-султан
И великий визирь Балтаджи Мехмет-паша, выходец из семьи, мужчины которой занимались заготовкой дров («balta» – «топор»):
9 ноября 1710 года Османская империя объявила войну России. Боевые действия начались в январе 1711 г., когда крымские татары атаковали украинские земли. 10 января 1711 года из Риги к Киеву выступила русская армия, командующим которой Пётр I традиционно назначил Б. П. Шереметьева. В этой армии находились отличившиеся у Полтавы Я. Брюс, А. Репнин, А. Вейде и герой нашей статьи – Пётр Ласси, полк которого входил в дивизию Репнина. К огромному сожалению, Пётр пожелал сам поучаствовать в этом походе, и его упрямство, а затем – паническое состояние стали главными причинами последовавшей катастрофы.
Как уже отмечалось, подготовка к походу была просто отвратительной. Его участник – командир драгунской бригады француз Моро де Бразе, утверждает в книге, изданной им в 1735 году:
«Трудно поверить, чтобы столь великий, могущественный государь, каков, без сомнения, царь Петр Алексеевич, решившись вести войну противу опасного неприятеля и имевший время к оной приготовиться в продолжение целой зимы, не подумал о продовольствии многочисленного войска, приведенного им на турецкую границу! А между тем это сущая правда. Войско не имело съестных запасов и на восемь дней.»
К тому же в русской армии оказалось огромное количество жён генералов и старших офицеров, которые, по свидетельству того же Брозе, занимали «более двух тысяч пятисот карет, колясок, телег малых и больших». Часть транспортных повозок оказалась загружена не сухарями и крупой для солдат (которых и так было взято чрезвычайно мало), а изысканными продуктами и вином для лиц «благородного сословия».
Недавний удачный опыт разгрома шведов у Полтавы требовал выбрать оборонительную тактику: предоставить османам возможность идти вперёд, теряя и людей, и лошадей, страдая от инфекционных болезней, голода и жажды. Вместо этого Пётр решил разбить врага на его территории. Были у русского царя и свои «Мазепы» – валашский господарь Константин Бранкован (Брынковяну) и молдавский Дмитрий Кантемир, которые обещали поднять антитурецкое восстание в своих землях и обеспечить русскую армию продовольствием и фуражом. Надеялся Пётр и на сербов с болгарами, писал Шереметьеву:
«Господари пишут, что, как скоро наши войска вступят в их земли, то они тотчас же с ними соединятся и весь свой многочисленный народ побудят к восстанию против турок; на что глядя и сербы... также болгары и другие христианские народы встанут против турок, и одни присоединятся к нашим войскам, другие поднимут восстание против турецких областей; в таких обстоятельствах визирь не посмеет перейти через Дунай, большая часть его войска разбежится, а может быть, и бунт поднимут.»
Последнюю попытку предотвратить катастрофу предпринял шотландский генерал на русской службе Людвиг Николай фон Алларт, который 14 (25) июня на военном совете советовал занять позиции на Днестре и ожидать турок на переправе.
Людвиг Николас фон Алларт
Но испытывавший сильнейший приступ «головокружения от успехов» Пётр I отклонил это разумное предложение. Скоро выяснились, что за время пути российская армия от болезней, голода и жажды потеряла 19 тысяч человек, ещё 14 тысяч солдат были оставлены для охраны коммуникаций. Подвели и потенциальные союзники: Бранкован полностью отказался от войны с османами, Кантемир привёл около 6 тысяч плоховооруженных оборванцев и, ссылаясь на засуху и нашествие саранчи, не поставил обещанное продовольствие. Алларт предложил остаться на месте, чтобы привести войска в порядок и ожидать турок на заранее подготовленной позиции. Но Пётр I не только приказал идти дальше по правому берегу реки Прут (в сторону Валахии), но ещё и разделил армию, отправив генерала К. Ренне к дунайской крепости Браилов. В результате российские войска были окружены превосходящими силами османов и татар. Ситуация была критической, но яростное сопротивление русских солдат вызвало смятение и среди рядовых турок, и в рядах высшего командования. Английский посол Суттон вспоминал:
«Каждый раз турки в беспорядке бежали обратно. После третьей атаки их замешательство и расстройство были так велики, что можно наверняка полагать, что если бы русские контратаковали их, то они бежали бы без всякого сопротивления.»
Находивший в османской армии французский агент Ла Мотрей утверждал:
«Храбрость покинула янычар.»
И начальник янычарского корпуса докладывал султану:
«Ежели бы москва наступала, то бы они (янычары) никогда места удержать не могли... уже турки задние почали было утекать, и ежели бы москвичи из лагару выступили, то бы и пушки и аммуницию турки покинули.»
Польский генерал Понятовский вспоминал, что кегая, то есть заместитель главнокомандующего османской армии, сказал ему тогда:
«Мы рискуем быть разбитыми, и это неизбежно случится.»
На военном совете генералы русской армии предложили Петру сжечь обозы,
«соорудить из более крепких повозок вагенбург и поместить в нём волохов и казаков, усилив их несколькими тысячами человек пехоты, а всем числом армии атаковать неприятеля.»
И это было вполне возможно и осуществимо. В августе 1739 года, уже при Анне Иоанновне, в подобной ситуации оказалась армия Миниха – соратника и соперника Петра Ласси. Под Ставучанами она была окружена превосходящими силами османских войск сераскира Вели-паши и в течение двух суток подвергалась непрерывным атакам со всех сторон. Наконец, 17 (28) августа Миних начал демонстративное наступление на правом фланге противника, но мощный удар обрушил на левый фланг. Результат: русские потеряли убитыми 13 солдат, турки – около тысячи. Это самая бескровная победа в истории русской армии. И одержал её Миних – полководец, которого клеветники обвиняли в том, что он
«смыл позор Прутского мира потоками русской крови.»
Так же решительно действовал в 1770 году и П. А. Румянцев: во главе 17 тысяч солдат и нескольких тысяч казаков он был окружён 150-тысячной турецко-татарской армией – и разгромил её.
И в июле 1711 года судьба кампании висела на волоске, всё могло сложиться совершенно иначе. Но в состояние паники впал Государь Пётр Алексеевич, который, по свидетельству Р. Эребо, 21 июля
«бегал взад и вперед по лагерю, бил себя в грудь и не мог выговорить ни слова.»
Юст Юль также сообщает:
«Как рассказывали мне, царь, будучи окружен турецкою армией, пришел в такое отчаяние, что как полоумный бегал взад и вперёд по лагерю, бил себя в грудь и не мог выговорить ни слова. Большинство думало, что с ним удар.»
В довершение этой картины, «офицерские жёны, которых было множество, выли и плакали без конца» (Юст Юль).
И потому было принято решение заключить с турками мир на любых условиях. А положение турок было таково, что великий визирь даже не ответил на два первых письма с предложением о мирных переговорах, поскольку решил, что русские пытаются как-то его обмануть. Упоминавшийся выше Моро де Бразе утверждает, что он спрашивал одного из османских пашей о причинах заключения мира:
«Он отвечал, что твердость наша их изумила, что они не думали найти в нас столь ужасных противников, что, судя по положению, в котором мы находились, и по отступлению, нами совершенному, они видели, что жизнь наша дорого будет им стоить, и решились, не упуская времени, принять наше предложение о перемирии, дабы нас удалить... и что они поступили благоразумно, заключив мир на условиях, почетных для султана и выгодных для его народа.»
Кстати, узнав об окружении турками русской армии, находившийся в Бендерах Карл XII верхом отправился к турецкому лагерю (проехал без остановки 120 вёрст), но русские войска уже ушли – всего час назад. Карл умолял визиря дать ему часть турецкой армии и обещал привести Петра I с верёвкой на шее, но получил издевательский ответ:
«Кто будет управлять государством в его (Петра) отсутствие? Не подобает, чтобы все короли гяуров были не у себя дома.»
Взбешённый Карл перед тем, как выйти из шатра, резким ударом своей шпоры разорвал полу халата визиря – и Балтаджи Мехмет-паша стал врагом шведского короля.
1 августа у Могилева Шереметьев в письме к Петру I особо отметил «полковника Леси» и бригадира Штафа, рекомендуя их к повышению в звании. Соответствующий указ был подписан Петром через два дня, после чего уже бригадир Ласси был направлен впереди армии, чтобы «приготовить надлежащие квартиры, продовольствие и фураж».
С заключением Прутского мира связан один из самых унизительных, но удивительно живучих мифов русской истории – о подкупе османского главнокомандующего турок женой Петра I Екатериной. Эти слухи распространялись по Европе Карлом XII, который хотел не только опозорить Петра, но и «подставить» своего врага – великого визиря (и главнокомандующего) Балтаджи Мехмет-пашу. Об этой нелепой версии, казалось, скоро забыли. Но когда Екатерина в 1725 году неожиданно взошла на престол, некий Рабинер издал в Лейпциге книгу, куда поместил рассказ о том, как новая Государыня когда-то якобы спасла первого русского императора от плена. Не кто иной, как Обри де ла Моттре – французкий эмигрант-гугенот, ставший агентом Карла XII, писал по этому поводу:
«Я получил информацию от различных московитских офицеров... что госпожа Екатерина, ставшая потом императрицей, имела очень немного драгоценностей, что она не собирала никакого серебра для визиря.»
И далее:
«Только благодаря способностям Шафирова, а вовсе не мнимым подаркам царицы царь обязан своему избавлению на Пруте. Как я уже говорил в другом месте, о всех подарках, сделанных визирю после заключения мирного договора, я был очень хорошо информирован (я снова это повторяю) не только пашой, с которым я был тогда, но многими другими турками, даже врагами этого визиря.»
Пётр Шафиров на портрете неизвестного автора
В 1732 году глупую версию Рабинера в книге о Карле XII повторил Вольтер. И, как говорится, «пошло-поехало». Но даже Пушкин, который изучал обстоятельства этого дела при работе над «Историей Петра», сделал пометку: «Всё это вздор».
На самом деле даже многочисленные противники Балтаджи Мехмета-паши не посмели обвинить его в получении взятки. Английский посланник Суттон пишет, что поведение визиря:
«Одобряется совершенно и во всех деталях султаном и всем народом, несмотря на все, что ставилось ему в вину, и, несмотря на интриги шведского короля и хана. Визиря поддерживают не только султан и его министры, но и улемы, большая и лучшая часть народа, начальник янычар и вообще все военачальники и офицеры, в соответствии с чьими советами он поступал... Только немногие из черни прислушиваются к словам шведов и татар..., что визирь щедро подкуплен царем.»
Да, Шафиров явился к визирю с подарками – потому что османский этикет предписывал оказать уважение человеку, с которым нужно поговорить о делах, и даже существовало специальное учреждение по учёту таких подарков и отчислению в казну процентов с них. И это были подарки не от Екатерины, и даже не от Петра I, а от фельдмаршала Шереметьева:
«2 пищали добрых золоченых, 2 пары пистолетов добрых, 40 соболей в 400 рублей.»
Итоги Прутского похода были печальны: русская армия в боях потеряла 2872 человек, а от болезней, голода и жажды – 24 413. Россия вынуждена была оставить с большим трудом завоёванные земли с крепостями, в числе которых были Азов, Таганрог, Каменный затон. Пришлось сжечь Азовский флот (более 500 кораблей) и вывести войска из Польши, отказаться о вмешательства в дела Запорожской Сечи. Пётр I даже согласился на возобновление выплаты дани крымскому хану.
Английский посол Суттон сообщает:
«Царь обязался в отдельной статье, которая по его просьбе не была включена в текст договора, чтобы скрыть бесчестие, платить обычную прежнюю дань хану в размере 40 000 дукатов ежегодно, от которой он был освобожден по последнему миру.»
Россия даже потеряла право держать посла в Стамбуле и сноситься с османским правительством должна была через крымского хана.
Избежавший плена Пётр I, взяв с собой Екатерину, отправился поправлять здоровье на водах Карлсбада. Почти всех иностранных офицеров «именем его царского величества» поблагодарили «за услуги, ими оказанные, особенно в сей последний поход» и уволили без выплаты жалованья. Упоминавшийся Моро де Бразе через 24 года писал:
«Фельдмаршал (Шереметьев) не слишком много истратил денег, отпуская всех сих офицеров, ибо никому ничего не заплатил; и до сих пор за ним пропадает жалования моего за 13 месяцев.»
Как видите, Д. Медведев был вовсе не оригинален в своих пожеланиях «хорошего настроения и здоровья побольше». Любители «экономить» средства под девизом «Денег нет, но вы держитесь» встречаются в нашей стране с незавидной регулярностью.
Однако Пётр Ласси остался на русской службе, был повышен в звании, и в том же 1711 году он женился на Марте Филиппине фон Функен (вдове шведского графа Ханса Кристофера Фрёлиха), которая родила ему 9 детей – 4 сына и 5 дочерей. Один из сыновей Ласси – Франц Морис, стал австрийским имперским маршалом.
Продолжение русской службы Петра Ласси
В следующем 1712 г. дивизия Репнина, в которую входил гренадерский полк Ласси, была направлена для боевых действий в Померанию. И снова Ласси шёл впереди, обеспечивая заготовку фуража и провианта. Немного забегая вперёд, скажем, что за успешное выполнение этого поручения в сентябре он получит звание генерал-майора.
В Торне Ласси получил приказ действовать против то ли Грудинского, то ли Гразенского – поляка, которого называют «партизаном шведского короля». Напомним, что «партии» (они же – «летучие отряды») в то время – это регулярные военные соединения, действовавшие отдельно от основных сил. Их военнослужащие и назывались партизанами (вооруженные отряды гражданских лиц в те времена назывались «кордонами»). Гразенскому удалось сжечь один из русских военных складов, но, узнав о приближении Ласси, он предпочёл не вступать в бой, а отступить в Силезию.
В 1713 г. П. Ласси принял участие в битве под Фридриштадтом, причём «под непосредственным начальством Петра I». Согласно плану этого сражения, представленному Масловским, полк Ласси действовал в центре. Затем герой нашей статьи находился в войсках, осаждавших Штеттин. В распоряжении историков имеется сообщение, что генерал-майоры
«Лесий и Штаф понедельно имели дежюр в шанцах… с переменою людей.»
С русскими войсками Ласси и вошёл в Штеттин. Этот город, кстати, был передан Пруссии – в качестве платы за присоединение к антишведскому Северному союзу.
На зимние квартиры соединения дивизии Репнина бригадиром Трейденом были отведены в Россию, расположившись «от Лук до Пскова и во Пскове». Репнин же зиму провёл в Ливонии и Эстляндии, из высших офицеров он оставил при себе только Ласси, что говорит о высоком авторитете, которым уже пользовался этот ирландец на русской службе.
На северных фронтах русские армии и флот вообще действовали весьма удачно. 27 июля (7 августа) 1714 года российский флот одержал победу у полуострова Гангут (в настоящее время – Ханко). Пётр I за участие в нём получил чин вице-адмирала. А 24 мая (4 июня) 1719 г. русский флот одержал победу в бою у острова Эзель (Саарема).
Между тем в 1714 году, после 5-летнего пребывания на территории Османской империи, в Швецию вернулся Карл XII. 30 ноября 1718 года он при невыясненных обстоятельствах погиб во время осады норвежской крепости Фредрикстен. Многие исследователи считают, что король был убит кем-то из шведов, причём не пулей, а пуговицей, срезанной с одного из его мундиров и залитой свинцом. Эта версия получила подтверждение в 1924 году, когда на месте гибели Карла местный кузнец нашёл пуговицу, диаметр которой совпадал с диаметром пулевого отверстия в шляпе короля. Анализ следов ДНК на этой пуговице и на королевских перчатках показал наличие редкой мутации, встречающейся лишь в Швеции.
Carl Gustaf Cederstrom. Смерть Карла XII
Реконструкция гибели Карла XII 30 ноября 1718 года в передовой траншее у осаждённой крепости
Та самая пуговица, которая была найдена кузнецом Карлом Андерссоном
Карлу XII наследовала его сестра – Ульрика-Элеонора.
Но вернёмся к Петру Ласси – в 1716 году мы увидим его во главе трёх полков (два гвардейских и Астраханский), которые часто использовались в качестве морской пехоты. Планировалась совместная с датчанами высадка на шведском побережье. В Копенгаген прибыли три русских корабля, построенные в Амстердаме («Портсмут», «Девоншир» и «Мальбург»), четыре «архангельских» («Уриил», «Селафаил», «Варахаил» и «Ягудиил»), эскадра Сиверса из 13 судов (семь линейных кораблей, 3 фрегата и 3 шнявы) и галеры Змаевича. Но закончилось всё грандиозным скандалом. Пётр I обвинил датчан в желании заключить со шведами сепаратный мирный договор, датчане его – в попытке захватить Копенгаген – и привели столичный гарнизон в состояние полной боевой готовности. Дальше – больше: английский король Георг I потребовал вывести русские войска из Германии и Дании и отправил адмиралу Норрису приказ блокировать русский флот. К счастью, Норрис проявил тогда благоразумие: сославшись на какие-то неточности в формулировках, он запросил подтверждение. К тому времени министры убедили Георга, что разрыв отношений с Россией невыгоден Британии, поскольку приведёт к аресту английских купцов и прекращению импорта стратегически необходимых товаров. Русские корабли покинули Копенгаген, пехотные части отошли к Ростоку и Мекленбургу, кавалерия – к польской границе. Но, чтобы показать всем, что союз России и Дании не разрушен, на территории этого королевства был оставлен один кавалерийский полк.
Перелом в Северной войне
В июле 1719 г. галерный флот генерал-адмирала Ф. М. Апраксина атаковал побережье Швеции. Первый десантный отряд возглавил сам Апраксин: удалось захватить города Сёрдетелье и Нючепинг, город Норрчёпинг сожгли сами шведы, да ещё и затопили в его гавани 27 собственных купеческих кораблей. Кроме того, были разорены железные и медные заводы на острове Утэ, на острове Нэкварн – захвачен пушечный завод и 300 уже изготовленных артиллерийских орудий. Второй отряд, которым командовал Пётр Ласси (около 3500 человек), уничтожил заводы в окрестностях города Евле и разгромил в двух боях шведские отряды, которые попытались было встать у него на пути. Трофеями стали 10 пушек. А в августе русские высадились по обе стороны фарватера Стексунд и подошли к крепости Ваксхольм, которая защищала Стокгольм. Итоги этих операций оказались весьма впечатляющими: были захвачены 8 городов и 1363 деревни, сожжены 140 загородных домов и замков шведских аристократов, уничтожены 21 завод, 21 мельница и 26 военных складов. В следующем 1720 г. русские морские пехотинцы действовали уже в непосредственной близости от Стокгольма, С. Соловьев писал об этом:
«Генерал-майор Ласси направился к Стокгольму, пристал у местечка Грина, и окрестная страна запылала: 135 деревень, 40 мельниц, 16 магазинов, два города… 9 железных заводов были выжжены; огромное количество железа, людских и конских кормов, чего ратные люди не могли взять с собою, было брошено в море». Через некоторое время он же был избран для того, чтобы «…высадиться на шведские берега и опустошить их, сжечь три городка, 19 приходов, 506 деревень с 4159 крестьянскими дворами».»
Королева Ульрика-Элеонора вынуждена была пойти на возобновление переговоров о мире. А Ласси получил звание генерал-лейтенанта.
27 июля (7 августа) 1720 года (в тот же календарный день, что и при Гвегуте 6 лет назад) у острова Гренгам русским флотом была одержана ещё одна победа над шведами. В честь этих побед в 1735 году в Петербурге была построена Пантелеимоновская церковь.
Швеция уже не имела ресурсов для дальнейшей войны, и 30 августа (10 сентября) 1721 г. в Ништадте (в настоящее время – Уусикаупунки, Финляндия) был подписан мирный договор, закрепивший русские завоевания в Прибалтике. Шведы «продали» России Ингрию, Карелию, Эстляндию и Ливонию за 2 миллиона талеров – сумма огромная, но именно столько золотых саксонских талеров было захвачено у шведов после битвы при Полтаве, и ещё около 700 тысяч у Переволочной.
Петер Шенк. Подписание мирного договора в Ништадте 20 августа 1721 года
Территории, отошедшие к России по условиям Ништадтского договора
22 октября (2 ноября) 1721 года Пётр I принял титул Российского императора, который вначале был признан Пруссией и Голландией, а в 1723 году – Швецией. А вот другие государства императорский титул за российскими монархами поначалу признавать отказывались. Турция признала его за Анной Иоанновной – в 1739 г. Елизавета Петровна добилась признания себя императрицей Англией и Австрией в 1742 г., Испанией и Францией – в 1745-м. А Екатерину II в 1764 году признал императрицей её бывший любовник Станислав Понятовский, ставший с её помощью последним королём Речи Посполитой.
Что касается Ласси, то с 1723 года и до смерти Петра I (28 января по Юлианскому стилю 1725 г.) он состоял членом Военной Коллегии.
В следующей статье будет рассказано о пике военной и полководческой карьеры Петра Петровича Ласси.
Рыжов В. А.
Опубликовано: Мировое обозрение Источник
Читайте нас: