География русских былин Киевского цикла

Иллюстрация И. Мошкина

Давно замечен парадокс: русские богатырские былины (старины), часто рассказывая о событиях в южных и западных русских княжествах, начисто забыты именно в этих областях, попавших в сферу польско-литовского влияния. Белоруссия и Малороссия не помнили Древнюю Русь. Забыты богатырские «старины» были и в западническом правящем классе России. Его представители с презрением относились к «простонародью» и его творчеству.

Напомним, что и А. С. Пушкин свои первые стихи написал на французском языке. Для него стали откровением сказки, рассказанные ему во время ссылки крестьянкой Ариной Родионовной – няней его матери и старшей сестры Ольги (кормилицей и няней поэта была другая женщина). Заново открыты былины русским дворянством и образованной публикой были лишь в середине XIX столетия. Оказалось, что их ещё помнят в великорусских губерниях, особенно на Русском Севере, который специалисты порой называют «Исландией русского эпоса». Больше всего «старин» было записано в Олонецкой губернии – 300.

Но былины «Киевского цикла» записывались также в Архангельской губернии (34), Сибири (29), Симбирской губернии (22), Саратовской (10), Нижегородской (6) и Московской (3). Однако следует помнить, что на протяжении ряда столетий былины существовали лишь в устной форме. Этим они отличаются от скандинавских саг, которые были записаны уже в XIII веке. И потому былины, услышанные в середине XIX столетия, разумеется, существенно отличаются от былин века XI или XII.

Какие-то сведения и сюжеты, вероятно, были утрачены с течением лет, а какие-то наоборот, привнесены поздними сказителями, которые старались сделать свои рассказы более актуальными, злободневными и, следовательно, более интересными для слушателей. Олонецкие, архангельские и другие русские сказители имели весьма отдаленное представление о географии южнорусских княжеств. Их слушателей также не удивляли рассказы о том, как некоторые герои из Киева по Волге вдруг попадают в Царьград.

Тем не менее со времени появления «Сборника Кирши Данилова» (первые записи русских былин) исследователями предпринимаются попытки отождествить объекты былинной географии с вполне реальными.

Русские народные былины, издание товарищества Сытина

О некоторых из таких объектов и пойдёт речь в данной статье.

Варианты карт былинного мира:

Былины Киевского цикла

Действие этой группы былин всегда как-то привязано к Киеву, хотя основное действие может происходить далеко от него. Но богатырь либо выезжает из Киева, либо направляется в него, либо выполняет приказ киевского князя Владимира.

И эти былины наиболее фантастичны, многие из них больше похожи на сказки.

Сам былинный Киев и его местоположение порой не имеют ничего общего с реальностью. Из Киева в Чернигов некоторые герои плывут по морю, а из Киева в Царьград – по Волге.

Пучай-река

Пучай-река в былинах описывается, как очень далекая, опасная и «огненная». Между тем многие исследователи полагают, что прототипом этой реки была ныне не существующая Почайна (правый приток Днепра), протекавшая на территории современного Киева. Киевский краевед А. Морина в 2015 году выдвинула предположение, что бывшим руслом Почайны является оболонская система озер Опечень.

Предполагаемая река Почайна, Киев

Именно в этой реке, вопреки запрету матери, купался Добрыня Никитич – и здесь его застал врасплох Змей Горыныч. И на берегу этой же пограничной реки Добрыня встретился со своей будущей женой – Настасьей Микуличной, которая «сдёрнула его с седла» – так говорят о пленении с помощью аркана.

Настасья Микулична и Добрыня Никитич на иллюстрации С. Воронова

То есть Настасья была девушкой из какого-то кочевого племени, да ещё и язычницей: крестилась она уже на Руси – перед свадьбой.

Представления о Почайне как об очень далёкой и опасной реке свидетельствуют о раннем времени возникновении данной былины.

Надо сказать, что реки в былинах часто служат границей не только между разными народами, но и между мирами. Вот и Михаил Потык (новгородский богатырь, ставший героем былин Киевского цикла) на берегах Пучай-реки (Почайны) встретил девушку из другого мира – чародейку Авдотью-Лебедь Белую, дочь подольского царя Вахрамея.

Это царство было не самым дальним – граничило с Чистым полем и было отделено от Заморского царства Сорочинскими горами. Дочь подольского царя стала женой богатыря, однако Потыку повезло гораздо меньше, чем Добрыне. Авдотья скоро умерла, чтобы оживить супругу, Потык пошел за ней в могилу и убил стерегущего ее Змея.

Михаил Потык сражается со Змеем в могиле своей жены, иллюстрация к былине

Благодарности от Авдотьи он не дождался: вернувшаяся к жизни супруга сбежала к Кощею Бессмертному и вместе с ним едва не погубила богатыря.

Река Смородина

Но гораздо более известна в качестве границы между мирами знаменитая река Смородина. Поскольку в былине об Илье Муроме говорится, что именно на ее берегу возле Чёрной Грязи поселился Соловей Разбойник, некоторые исследователи полагают, что речь может идти о левом притоком Днепра Самаре (Снепороде). Но она лежит значительно южнее пути из Чернигова в Киев и, таким образом, дорога, выбранная Ильёй Муромцем, никак не может быть «прямоезжей».

Возможно, поздние сказители подкорректировали сюжет, и на самом деле Илья целенаправленно завернул на юг, чтобы пленить Соловья и предъявить его князю Владимиру – мол, не с простым деревенским мужиком дело имеешь, а с настоящим богатырём. Но, возможно, причина в элементарном незнании северными рассказчиками географии южных княжеств, что совсем неудивительно.

Чернигов, если верить былинам, располагался очень близко от Мурома. Вероятно, это связано с памятью о том, что Рязанско-Муромская земля поначалу принадлежала черниговским князьям и лишь позже была выделена в отдельное княжество.

Но гораздо чаще и в былинах, и в сказках Смородина предстает рекой, отделяющей мир живых от царства мертвых, и название ее происходит не от ягодного кустарника, а от слова «смрад». А Соловей, видимо, был не заурядным разбойником (да и кого ему было грабить, если дорога к Смородине давно бурьяном заросла?), а стражем, охраняющим проход между мирами.

В русских сказках говорится ещё и о Калиновом мосте, который перекинут через эту реку. На самом деле этот мост сделан не из тонких ветвей калины – он «калинный», то есть «раскалённый».

И. Ожиганов. Калинов мост

Это уже влияние христианских представлений об адском пекле, через которое, видимо, и перекинут мост. Но авторы сказок помнят и Змеев русских былин, с которыми сражается уже другой главный герой: Иван – крестьянский сын. А Змеи эти, вероятно, половцы, и число их голов соответствуют количеству племен, принимавших участие в набеге. С. Плетнева, например, указывала, что название племени «Каи», которое стояло во главе союза половцев, означает «змея».

Арабским и китайским авторам была известна поговорка «у змеи семь голов» (по числу основных половецких племен) – она неоднократно встречается в их трудах. Русские летописцы, похоже, тоже ее слышали, о победе Владимира Мономаха над половцами в 1103 году говорится:

«Скруши главы змеевыя».

А Тугарин Змеевич даже в былинах описывается именно как чужеземный богатырь.

Тугарин Змеевич на иллюстрации В. Служаева

Непра

Ещё одна пограничная река русских былин Киевского цикла – Непра, которая «во глубину двадцати сажень, в ширину сорока сажень», но служит непреодолимым препятствием для татар, смывая построенные ими мосты. Некоторые считают, что Непра – это Днепр. Конечно, смущают малые размеры реки, но и Днепр в том же Смоленске может сильно разочаровать.

Днепр в Смоленске

Былина связывает эту реку с женой богатыря Дуная Ивановича – Настасьей. Согласно одному из вариантов этой былины, она была литовской королевичной и старшей сестрой Евпраксы – жены князя Владимира. Будучи беременной, Настасья погибла от стрелы пьяного мужа, вздумавшего продемонстрировать всем свою меткость. Из ее крови и образовалась река Непра.

Дунай Иванович убивает жену во время состязания на меткость

Дунай потом бросился на меч, с его кровью былины связывают появление реки Дунай, которая находится очень далеко от Киева.

Литва русских былин

Литва в былинах предстает Ляховинским царством, может характеризоваться как «хоробрая», «проклятая» и «поганая». В последнем случае, видимо, имеется в виду различие в вере. Литва долго оставалась языческой, а потом господствующей религией там был католицизм, а не православие.

А латинская земля в былинах предстает абсолютно чуждой территорией, где выращивают хороших жеребцов. Именно из Литвы Добрыня Никитич и Дунай Иванович привезли Евпраксу – жену князя Владимира.

Недалеко от Киева находилось и былинное бухарское царство, которое уже знакомый нам Михаил Потык однажды выиграл у «заморского царя» в шашки.

Воспоминания о Тмутаракани?

Очень интересным представляется плавание по Чёрному морю богатыря Ивана Годиновича (былина «Иван Годинович и Кощей Бессмертный»), который таким путём попал из Киева в Чернигов. Если предположить, что сказитель в данном случае ничего не напутал, понять данную ситуацию можно, только предположив, что герой, после похода на печенегов или половцев возвращается на Русь кружным путём – через Тмутаракань, которая некоторое находилась под властью черниговских князей. Тогда, возможно, спустившись по Днепру к Чёрному морю, киевская дружина прошла вдоль его побережья и попала в Тмутараканские владения Чернигова. Здесь герой женился на девушке, обручённой с Кощеем Бессмертным. По одной из версий, Кощеями на Руси в то время называли половецких ханов.

В качестве подтверждения сторонники этой версии приводят строки «Слова о полку Игореве» о том, что после пленения Игорю пришлось сесть «в съдло кощиево», то есть ханское – сел на коня, предоставленного ему Кончаком. Версия о том, что «кощиево седло» – рабское, не находит подтверждения в дальнейшем рассказе, где Игорь и его сын Владимир являются фактически гостями Кончака и даже свободно выезжают на охоту (в сопровождении почетной свиты). Да и много ли вы слышали о рабах, которых сажают на коней?

Полагают, что и странное «бегство» Игоря было инсценировкой. Его сын Владимир не только не подвергся каким-то репрессиям, но получил в жены дочь Кончака, с которой после рождения ребенка был без всякого выкупа с почетом отправлен на Русь.

Вернёмся к былине об Иване Годиновиче. Путь домой из окружённой кочевниками Тмутаракани лежал через земли восточных половцев (предков Шарукана и его внука –Кончака). И молодая пара не смогла избежать встречи с прежним женихом, который стал предъявлять претензии, а потом, будучи побежден, обратился к бывшей невесте со словами, что она сильно прогадала, променяв его – полновластного царя (хана?) на слугу киевского князя. В результате Иван Годинович был предан женой.

Преданный женой Иван Годинович, иллюстрация к былине

Спастись он смог лишь благодаря вмешательству сверхъестественных сил.

Косвенным свидетельством в пользу этой версии могут служить традиционно тесные связи Черниговских и Тмутараканских князей с половцами.

Святые горы, Святогор и Илья Муромец

Нельзя не заметить, что в образе Ильи Муромца слились черты двух разных богатырей.

Первый из них, видимо, был не Муромцем, а Муравлянином или Моравянином. Это явно профессиональный воин, который пришел на Русь с запада, возможно, из той же Моравии. До тех пор он путешествовал по Святым горам, которые располагались достаточно далеко от Руси.

Святыми горами могут быть Карпаты, но предпринимались попытки отождествить их с Араратским нагорьем, а богатыря Святогора, с которым встретился Илья – с Санасаром, одним из героев эпоса «Сасна Црер». Однако на русский язык этот эпос начали переводить лишь во второй половине XIX века, и вряд ли с этими переводами были знакомы неграмотные сказители Олонецкой или Архангельской губерний. Что касается происхождения Святогора, в одной-единственной былине он назван богатырём черниговского князя.

А жена Святогора родом из какого-то связанного с морем торгового города – возможно, это Новгород, но, может быть, и вендский Волин, о котором мы ещё поговорим. Именно от умирающего Святогора этот Илья (Муравлянин) получил меч-кладенец и силу: Святогор дважды «дохнул него богатырским духом».

К. Васильев. Дар Святогора

В Киеве данный Илья стал общепризнанным лидером и командиром богатырской дружины. Именно его изобразил В. Фокеев (художник Палеха), иллюстрируя былину «Наезд на богатырскую заставу и бой Подсокольника с Ильей Муромцем».

У этого Ильи гордая командирская осанка, богатые доспехи и алый плащ. Мы видим гонца, прибывшего к нему с докладом о положении на передовой, и заместителя либо ординарца.

В общем, перед нами уверенный в себе полководец, принимающий важное решение. В былинах на пирах у князя Владимира он сидит на почетном месте.

Снова Тмутаракань?

По мнению Б. А. Рыбакова, с Тмутарканью связана и былина о гибели Святогора. Хотя, как мы помним, Святогора не могла носить земля, и потому он вынужден был жить в горах. Таманский полуостров вряд ли подходит под описание «Святых гор». Однако Рыбаков считал, что Илья и Святогор нашли на Тамани античный некрополь, а гроб, в который ради шутки лёг Святогор, был мраморным саркофагом, подобным тому, что находится в Московском историческом музее.

Очень похожий саркофаг мы видим на этой иллюстрации, где Илья тщетно пытается разрубить мечом его крышку:

Кстати, крышка того же Таманского саркофага весит полтонны. Неудивительно, что Илье не сразу удалось сбросить ее. За это время Святогор мог умереть от недостатка воздуха.

Илья Муромец: вторая ипостась самого любимого народом богатыря

Второй Илья – именно Муромец. Это крестьянин, который лежал больным на печи 33 года. Он был исцелен каликами перехожими и свой меч нашел под указанным ему камнем, после чего отправился в Киев, где чувствовал себя чужим при дворе князя Владимира. Этот Илья часто именуется «старым казаком» и подвиги совершает, как странствующий рыцарь – в одиночестве.

Одинокий «старый казак» Илья Муромец на иллюстрации С. Гилева

В некоторых былинах рассказывается о том, как ушедшего в поход Илью забыли при киевском дворе и не узнали при возвращении. Обидившийся Илья тогда даже возглавил народное восстание против князя Владимира.

Гнев Ильи Муромца на рисунке К. Васильева (иллюстрирует былину «Илья Муромец в ссоре с князем Владимиром»)

Именно о втором, «крестьянском» Илье Муромце идёт речь в стихотворении А. К. Толстого:

«Двор мне, княже, твой не диво,
Не пиров держусь,
Я мужик неприхотливый,
Был бы хлеба кус!
Но обнес меня ты чарой
В очередь мою –
Так шагай же, мой чубарый,
Уноси Илью!

Правду молвить, для княжого
Не гожусь двора,
Погулять по свету снова
Без того пора».

И это наиболее любимый в народе образ данного богатыря.

Сказания об этом, втором, Илье Муромце, вероятно, появились позже других русских былин. Можно даже предположить время их возникновения. Натиск половцев на южные земли Киевской Руси привёл к оттоку населения этих мест на северо-восток, который первоначально заселялся выходцами из Новгорода.

Былины о «втором Муромце» помнят о периоде, когда не было прямоезжей дороги от Мурома к Чернигову, и именно Илья якобы проложил этот путь. А прочищаться дороги к Киеву и Чернигову в непроходимых брынских лесах стали примерно в середине XII века. Значение и влияние северо-восточных русских княжеств непрерывно росло. Именно на Владимирского князя Всеволода возлагает особые надежды в защите Киевской Руси от половцев автор «Слова о полку Игореве», и именно отсюда, из Залесской Руси, теперь приходит в былинах в Киев главный его защитник.

В следующей статье мы поговорим о географии в двух, стоящих особняком былинах Киевского цикла (о Соловье Будимировиче и Дюке Степановиче) и о географии новгородских былин.
Рыжов В. А.

Подпишись:

---