О защите русских дредноутов от детонации боезапаса

Общеизвестно, что в начале Первой мировой войны и германские, и британские линейные корабли и крейсера отличала склонность к трагической гибели при проникновении вражеского снаряда внутрь барбетов башен главного калибра. Причина заключалась в том, что боеприпасы подавались к орудиям практически напрямую, отчего сильный взрыв внутри башни или барбета приводил к распространению огня по всей цепочке подачи боеприпасов вплоть до их погребов включительно.


В бою при Доггер-банке Хохзеефлотте получил чрезвычайно болезненный, но и крайне полезный урок. Тяжелый британский 343-мм снаряд поразил барбет кормовой башни линейного крейсера «Зейдлиц». Произошло возгорание зарядов в рабочем отделении башни, причем огонь прошел в подбашенные отделения и добрался до артиллерийских погребов. Как будто этого было мало, дверь в подбашенное отделение соседней башни оказалась открытой, отчего огонь распространился и на нее. Корабль находился на волосок от гибели, и только быстрые и четкие действия по затоплению погребов спасли его от взрыва. Но обе кормовые башни все же выгорели, в них погибло по меньшей мере 153 человека.


Впрочем, детальное описание повреждений «Зейдлица» при Доггер-банке не входит в задачи этой статьи. Важно лишь то, что немцы разумно воспользовались опытом, купленным столь дорогой ценой.

До боя у Доггер-банки германские корабли, как, впрочем, и британские, имели сходную схему подачи боеприпасов к орудиям главного калибра. И снаряды, и заряды хранились в соответствующих погребах, откуда они подавались в перегрузочное (рабочее) отделение посредством специальных устройств – элеваторов. В перегрузочном отделении снаряды и заряды перегружали в другие элеваторы, которые доставляли их непосредственно к орудиям в башню.

Подобная схема имела два принципиальных недостатка. Во-первых, заряды на элеваторы подавались в обычных картузах, что делало их крайне уязвимыми даже к кратковременному воздействию огня. Во-вторых, никто не озаботился заслонками между погребами боеприпасов и перегрузочным отделением. Таким образом пожар, вспыхнувший у орудий, легко мог перейти в перегрузочное отделение и далее непосредственно в погреба, вызвав тем самым их детонацию.

По опыту Доггер-банки немцы осуществили два нововведения. Они ввели специальные створки, которые автоматически закрывались после подачи снарядов и зарядов в перегрузочное отделение, и огнеустойчивые пеналы для подачи зарядов. Это оказалось необходимым и достаточным для того, чтобы, невзирая на многие боевые повреждения башен главного калибра в Ютланде, ни один артпогреб линкора или линейного крейсера Флота открытого моря не взорвался.

Англичанам, увы, в бою при Доггер-банке повезло – несмотря на то, что их линейные крейсера получили едва не вчетверо больше попаданий, чем германские (не принимая в расчет броненосный крейсер «Блюхер», разумеется), ни одна британская башня не была поражена так, как это случилось с «Зейдлицем». В результате англичане не видели оснований вводить какие-то усовершенствования в конструкцию своих подбашенных отделений, и можно смело предполагать, что гибель трех британских линейных крейсеров в Ютланде как-то с этим связана.

Разумеется, я не возьмусь утверждать, что будь «Куин Мэри», «Индефатигебл» и «Инвинсибл» модернизированы по образцу и подобию линейных сил Хохзеефлотте, они бы непременно уцелели. Для такого утверждения все же следует точно знать места и траектории попаданий германских снарядов, но получить все это совершенно невозможно. Конечно, если бы какой-то германский снаряд сумел «пройти» непосредственно в пороховой погреб, то конструкция подбашенных отделений уже ничего не решала бы. Но такой сценарий крайне сомнителен как минимум для «Инвинсибла» и «Куин Мэри», уничтоженных с относительно небольших дистанций, на которых снаряды еще сохраняют настильную траекторию, так что подобное «проникновение» выглядит маловероятным.

В целом же версия о том, что трагедия британских линейных крейсеров продиктована именно взрывоопасностью конструкции их подбашенных помещений, давно уже стала каноничной, и у меня нет оснований для ее опровержения.

Но как обстояли дела в данном вопросе у русских дредноутов?

Очень интересные сведения об этом содержит книга уважаемого С. Е. Виноградова «Линейный корабль «Императрица Мария», которую я настоятельно рекомендую любому читателю, интересующемуся историей российского флота.

Хотелось бы отметить, что в этом труде С. Е. Виноградов, разумеется, дает описание черноморских дредноутов. Но он же отмечает, что конструкция их башен и подбашенных отделений была чрезвычайно близка, и основным различием было лишь увеличение толщин башенной и барбетной брони. Имелись и некоторые другие отличия, позволявшие линкорам типа «Императрица Мария» развивать лучшую скорострельность, чем их балтийским «коллегам», но в остальном конструкции были, если не идентичны, то чрезвычайно близки к этому.

Футляры для полузарядов

Итак, начнем от печки, сиречь – с погребов зарядов к 305-мм орудиям. Заряды представляли собой порох, упакованный в шелковые картузы с лямками, за которые эти картузы было удобно тянуть. С учетом того, что боевой полузаряд весил 65,52 кг, усиленный практический – 49,14 кг и практический – 36,24 кг, данная мера выглядит вполне разумной.

Полузаряды на российских линкорах-дредноутах хранились в стеллажах, причем для каждого предусматривался отдельный футляр «образца 1909/1912 г.». Этот футляр представлял собой цилиндр высотой 1 323 мм и диаметром 320 мм, изготовленный из стали толщиной 1,6 мм. Функции ребер жесткости выполняли шесть кольцевых выступов, а изнутри футляр имел слой асбеста толщиной в 3–4 мм, чтобы полузаряд не соприкасался со стальным корпусом футляра напрямую.

К футляру, разумеется, прилагалась крышка. Закрывалась она так – в верхней части футляра было латунное кольцо, создававшее зазор между латунью и сталью и имевшее 6 пазов. В этот зазор наливалась особая мастика, имевшая температуру плавления не ниже +90 град. и не разъедавшаяся морской водой. Крышка имела такую форму, что при установке край ее заходил в зазор, и далее следовало просто повернуть ее до упора, чтобы соответствующие выступы на ней вошли в пазы на латунном кольце. Для «проворота» использовался специальный ключ. И этот же самый ключ применялся для того, чтобы открыть футляр, после чего полузаряд извлекался из него при помощи упомянутых выше лямок.

Следует обратить особое внимание на то, что футляр для полузарядов, кроме случаев погрузки боеприпасов в погреб, не перемещался вместе с ним, а оставался на стеллаже. Таким образом, в боевой обстановке полузаряды доставали из футляров прямо в погребе: но что бы произошло, если б такой полузаряд воспламенился?

Авария на «Севастополе»

Утром 17 октября 1915 года в подбашенных отделениях носовой башни новейшего дредноута кипела работа. Пятеро матросов перегружали 42 полузаряда в футлярах из верхнего зарядного погреба в нижний. Как обычно, ничто не предвещало трагедии, но, когда осталось сгрузить всего только три футляра, один из них зацепился за комингс люка, выскользнул из стропа и упал на пол нижнего погреба с высоты примерно в 3,5 м.

Уже впоследствии опытным путем выяснилось, что заряды бездымного пороха склонны к воспламенению при падении с высоты, и что они гарантированно воспламеняются, если их сбросить примерно с 9 м. Но в этом конкретном случае хватило и 3,5 м – порох в полузаряде загорелся.


Результат более всего напоминал работу ракетного ускорителя: крышку футляра, разумеется, тут же вышибло вместе с некоторым количеством пороха, причем и то и другое оказалось заброшено обратно в верхний зарядный погреб, а двое матросов, осуществлявших подачу футляров из этого погреба, были сильно обожжены.

В это время сам футляр волчком крутился у места падения, извергая мощную струю огня: под ее удар угодил ближайший стеллаж с мирно лежавшими в нем полузарядами, упакованными в футляры. Из трех матросов, находившихся в этот момент в охваченном огнем погребе один погиб немедленно, а двое других успели убежать в соседний запасной погреб. Оба они сильно отравились газами, отчего на следующее утро один матрос скончался.

Когда на мостике «Севастополя» обнаружили дым, приказ затопить погреба и включить орошение был отдан незамедлительно. Но он запоздал – в дальнейшем комиссия установила, что вода стала поступать уже тогда, когда порох в воспламенившемся полузаряде выгорел полностью.

Впоследствии комиссия осмотрела 40 футляров с полузарядами: обтаивание герметизирующей смазки наблюдалось у всех из них. Следы обгорания наблюдались у 11 футляров, и столько же находившихся в футлярах картузов имели следы опаления ткани. Но все же полное выгорание полузаряда в пороховом погребе не привело ни к воспламенению хранившихся там боеприпасов, ни к детонации. Интересно так же и то, что уважаемый С. Е. Виноградов указывает, что несчастный этот случай был на линкоре не первым, и что ранее имело место происшествие, во всем подобное описанному выше инциденту. Оно, очевидно, также не привело к детонации других пороховых зарядов.

Таким образом, следует считать, что даже если бы в боевой обстановке в пороховом погребе линкоров типа «Севастополь» или «Императрица Мария» произошло возгорание одного или двух полузарядов, это едва ли повлекло бы за собой катастрофу. А большее их количество едва ли могло вспыхнуть, в силу конструкции отечественных подбашенных отделений, о чем речь пойдет ниже.

Подбашенные отделения

Цикл подачи боеприпасов к орудию, разумеется, начинался в артиллерийских погребах. На отечественных линкорах-дредноутах во 2-й и 3-й башнях они занимали 2 этажа: снарядный и под ним – зарядный. Это была очень разумная планировка, так как наиболее склонные к детонации боеприпасы хранились у самого днища и были максимально защищены от воздействия вражеской артиллерии.

Кстати будет сказано, линкоры классической компоновки обычно были лишены возможности обустроить зарядные погреба под снарядными. Это происходило потому, что оконечности, в которых размещаются башни, сравнительно узки, при этом чем ближе к днищу, тем места меньше. Но заряды менее плотны и требуют большего объема для хранения, чем снаряды, поэтому размещение их «этажом ниже» требовало чрезмерного удлинения погребов, что считалось еще большим злом. В то же время, когда конструкция корабля позволяла это сделать – это делалось. Так, например, размещение зарядных погребов под снарядными считалось достоинством линкоров «Нельсон» и «Родней», у которых башни главного калибра были сосредоточены ближе к центру корпуса.

К сожалению, по тем же самым причинам, зарядный погреб «не влезал» под снарядный под носовой и кормовой башнями главного калибра отечественных дредноутов – и балтийских и черноморских. Поэтому в кормовой башне зарядный погреб размещался традиционно над снарядным, а погреба носовой башни и вовсе имели трехэтажную структуру – зарядный, снарядный и снова зарядный.


Вкратце подача боеприпасов в башню выглядела так. Посредством нижнего зарядника снаряд и полузаряды попадали в перегрузочное отделение, где выгружались и укладывались на зарядный стол. Затем они перегружались в верхний зарядник, который уже и доставлял выстрел к орудию. Соответственно, на каждое орудие башни имелось два зарядника – верхний и нижний.

Подача боеприпасов

Итак, как уже говорилось выше, полузаряд извлекался из футляра при помощи соответствующих лямок и укладывался в подачный механизм, именуемый питателем. Последний доставлял заряд на специальный зарядный стол, где и выкладывался. Для нижнего погреба носовой башни, маршрут был длиннее – его на специальном подъемнике транспортировали в верхний погреб, а уж оттуда – в питатель и на зарядный стол, который был единым для обоих «этажей» погребов, где хранились полузаряды.

Выше погребов находилось перегрузочное отделение. Туда боеприпасы транспортировал нижний зарядник, представлявший собой металлический ящик, имевший три отделения, для снаряда и двух полузарядов соответственно. При этом нижний зарядник выполнен был «расцепляющимся»: отделение для снаряда могло перемещаться отдельно. Это было необходимо, так как снаряд и заряды подавались в зарядник на разных «этажах» подбашенных отделений, и для экономии времени не имело смысла делать это последовательно. Вместо этого зарядник расцеплялся, снаряжался боеприпасами, а затем, вновь «сцепившись», подавался в перегрузочное отделение.

Судя по описаниям, данным С. Е. Виноградовым, именно здесь и прерывалась «цепь» подачи боеприпасов из погребов к орудиям. К сожалению, уважаемый мэтр, констатируя факт такого прерывания, не дает технических подробностей, упоминая лишь присутствие «захлопок, заслонок». Но несложно предположить наличие створок или люков, закрывавшихся сразу после подъема или опускания нижнего зарядника.

После того, как зарядник перемещался в перегрузочное отделение, из него извлекалось его взрывоопасное содержимое и укладывались на зарядный стол. В отличие от столов, располагавшихся в погребах, этот был единым и для снарядов, и для полузарядов. Разгрузившись, нижний зарядник отправлялся обратно в погреба.

Далее следовала процедура загрузки боеприпасов в верхний зарядник. Он, в отличие от нижнего, выполнялся нерасцепляющимся. Нижний его «этаж» предназначался для снаряда, два верхних – для полузарядов. Разумеется, процедуры перемещения «нижний зарядник – стол – верхний зарядник» были механизированы, здесь матросам помогал специальный досылатель: кантовать полузаряды вручную, в принципе, возможно, но ворочать 470,9 кг снаряды было явно за пределами человеческих сил.

Верхний зарядник, получив свой смертоносный груз, доставлял его к орудию и сцеплялся с качающейся его частью. Таким образом достигалась не только возможность обеспечить заряжание на любом угле возвышения орудия, но и осуществить его при непрерывном слежении орудия за целью. Попросту говоря, стабилизации артиллерийских установок тогда еще не придумали, как и точных кренометров, обеспечивающих производство выстрела в момент нахождения корабля на ровном киле. Соответственно, наводчик вынужден был постоянно «следить» за целью, совмещая угол вертикальной наводки орудия с тем, что задавал управляющий артиллерийским огнем офицер. Заряжание орудий на отечественных дредноутах не мешало этому процессу.

А осуществлялось оно достаточно просто и понятно – после того, как орудие сцеплялось с зарядником, открывался лоток снаряда, он выкатывался так, чтобы его ось совмещалась с осью ствола, после чего цепной прибойник досылал его. Далее открывался лоток полузаряда, и все повторялось. После того, как в орудие попадал второй полузаряд, зарядник расцеплялся и опускался вниз, в перегрузочное отделение за новым выстрелом…

К походу и бою готов

В море, если была угроза встречи с неприятелем, готовились к бою так. Пушки заряжали, при этом один выстрел для каждого орудия находился в верхнем заряднике, еще один – на столе в перегрузочном отделении, один – в нижнем заряднике и один – на столах погребов: всего пять выстрелов.

В результате каждая башня дредноута была способна произвести по 15 выстрелов, «имея только дневальных по походному расписанию». Соответственно, дредноут был готов открыть интенсивный огонь в любой момент, еще до того, как команды артиллерийских погребов займут свои места по боевой тревоге.

Выводы

Согласно описанию уважаемого С. Е. Виноградова, подбашенные отделения отечественных дредноутов защищались от огня чрезвычайно хорошо. Фактически те уроки, которые немцам пришлось «учить» в ходе сражения при Доггер-банке, а англичанам – в ходе Ютланда, были усвоены нами еще до начала Первой мировой войны.

Металлические зарядники, в которых осуществлялась транспортировка боеприпасов, хорошо защищали полузаряды от кратковременного воздействия раскаленных газов, образующихся при взрыве вражеского снаряда: разве только снаряд разорвался бы настолько близко, что ящик оказался разрушен. Такое решение резко снижало вероятность возгорания в сравнении с транспортировкой полузарядов без какой-либо защиты.

Вне зарядника картузы с порохом оказывались только во время процедуры заряжания, на зарядном столе перегрузочного отделения, а также во время подачи из погребов к нижним зарядникам. Но воспламенение полузаряда в момент перезарядки орудия едва ли могло вызвать распространение огня в перегрузочное отделение. Даже если бы это произошло, и заряды в нем воспламенились, то, с учетом заслонок, перекрывающих доступ в погреба, огонь едва ли смог бы пройти ниже.

Но допустим, вражеский снаряд пробил 125-мм верхний пояс «Севастополя» и 75-мм барбет за ним и взорвался, воспламенив готовые к погрузке на верхние зарядники полузаряды в перегрузочном отделении в тот момент, когда соответствующие «захлопки» открыты (так уж вышло, что как раз в этот момент один из нижних зарядников опускался в погреба, например). Даже и в этом случае шансы на проникновение огня в погреб, расположенный несколькими метрами ниже, не слишком велики. Предположим все же, что разрыв вражеского снаряда сбросил один из воспламенившихся полузарядов прямо в открытую «захлопку», и тот упал прямиком на стол, где другие полузаряды дожидались погрузки в нижний зарядник. Что тогда?

Даже и в этом случае максимум возможного – воспламенение нескольких полузарядов, причем не в самом погребе, а в подачной трубе башни. Даже если каким-то чудом на столе окажется шесть полузарядов, и все они загорятся, далеко не факт, что пламя сможет «дотянуться» до стеллажей хранения боезапаса.

Конечно, на ум приходит описание пожара «Зейдлица», у которого над башнями поднялся язык огня «высотою с дом». Но нужно понимать, что на германском линейном крейсере произошло возгорание аж 6 тонн пороха, в то время как даже и в шести полузарядах к 305-мм/52 отечественной пушке его чуть менее 400 кг. И даже если пламя все же дошло бы до погребов, то, как мы можем видеть на опыте «Севастополя», футляры, в которые были упакованы картузы, уверенно защищали порох от кратковременного воздействия даже и очень мощной огненной струи. В то же время хранение полузарядов вне футляров было категорически запрещено и не практиковалось.

Таким образом, можно предположить, что слабость бронирования башен и барбетов линкоров типа «Севастополь» до известной степени компенсировалась удачной конструкцией подбашенных отделений, минимизировавших вероятность катастроф по образу тех, что постигли британские линейные крейсера в Ютландском сражении. Следовало ожидать, конечно, что в случае гипотетического боя «Севастополей» с германскими дредноутами, попадания последних в башни и барбеты русских кораблей приводило бы к тяжелым повреждениям, и к не менее тяжелым потерям, чего вполне можно было бы избежать при усилении их бронезащиты. Но все-таки катастроф, вызванных детонацией пороховых погребов, ожидать, пожалуй, не следовало.

Тут, конечно, у уважаемого читателя может возникнуть вопрос: а как же «Императрица Мария», и почему она взорвалась, если с погребами все было так здорово? Но не будем забывать, что причиной гибели этого корабля стал пожар, возникший в погребах боезапаса. Причины возникновения этого пожара не установлены до сих пор: не исключена и диверсия. В случае с «Императрицей Марией» речь идет о длительном воздействии огня на хранившиеся там заряды, а не о кратковременном, какового следовало ожидать при получении кораблем боевых повреждений.