Как забастовка дальнобойщиков привела к власти Пиночета

25 ноября, исполнилось 100 лет со дня рождения одного из известнейших диктаторов ХХ века – Аугусто Пиночета. Одни связывают его имя со свержением законного президента, кумира простых чилийцев Сальвадоре Альенде и с последующим террором. Другие – с наведением порядка, расцветом капитализма и чилийским «экономическим чудом», рецепты которого в 1990-е пытались испробовать и в нашей стране.

Ставший в 1970 году президентом Чили социалист Сальвадор Альенде упрямо вел эту южноамериканскую, по региональным меркам преуспевающую страну в светлое коммунальное будущее. Говорят, не без финансовой помощи «большого брата» СССР и бывших партизанских командиров с Кубы, щедро делившихся боевым опытом подрывной и диверсионной работы.

Как при любом переделе личных и общественных богатств, страна поделилась надвое. Бедняки, естественно, поддерживали курс правительства коалиции левых сил «Народное единство» на национализацию и импортозамещающую индустриализацию, средний класс взирал на эксперименты с тревогой.

И уж совсем не до смеха было чилийской буржуазии, крупным землевладельцам и собственникам горнодобывающих предприятий: Альенде под видом аграрной реформы устроил экспроприацию частных земель, а также установил государственный контроль над большинством частных компаний и банков, вековой аграрно-олигархический уклад рушился на глазах.

Успешной ли была экономическая политика социалистов? Мнения разнятся.

Одни исследователи уверяют, что при Альенде экономика просто обвалилась: политический популизм подталкивал зарплаты вверх, в конце концов был запущен печатный станок, скакнула инфляция, исчезли с полок товары и продукты, появились талоны — все знакомые россиянам «прелести». Однако другие источники утверждают, что результаты были вполне приличными: экономика уверенно росла, власти обуздали безработицу, а в последовавшем к 1973 году кризисе во многом виновны США (куда ж без них!), применившие санкции, которые поставили крест на экспорте полезных ископаемых – ведь многие из национализированных (но, к слову, при этом выкупленных социалистическим правительством) компаний были американского «происхождения».


Кроме того, ситуацию сильно дестабилизировала деятельность крайних правых антикоммунистических организаций, наподобие «Патриа и Либертад».

Ежедневно совершалось по 30-50 терактов, в основном на инфраструктурных объектах — ЛЭП, подстанциях, мостах, дорогах, нефтепроводах. Только мостов было взорвано свыше двухсот, общий же ущерб составил треть годового дохода страны. Из-за развала инфраструктуры вести бизнес дальше становилось невозможно, скотопромышленники массово забивали скот, погибло до половины собранного урожая 1972 года – а это важная экспортная составляющая страны.

Масла в огонь подлила национальная, всечилийская забастовка, инициированная в октябре 1972 года владельцами грузовиков.

Тем не менее методы Альенде были одобряемы во многих слоях населения, президент реально претендовал на переизбрание на ближайших выборах.

Вспоминает высланный при Пиночете из Чили режиссер Мигель Литтин в посвященной ему книге Нобелевского лауреата Габриэля Гарсиа Маркеса:

«Во времена Альенде небольшие бюстики президента продавались на рынках. Сейчас перед этими бюстиками в побласьонах (муниципалитетах – ред.) ставят цветы и зажигают лампады.

Его память живет во всех и во всем: в стариках, которые голосовали за него по третьему и четвертому разу, в его избирателях, в детях, знающих его лишь по чужим воспоминаниям.

От разных женщин мы слышали одну и ту же фразу: «Единственный президент, боровшийся за наши права, — это Альенде».

Впрочем, его редко называют по фамилии, чаще просто — Президент. Словно он еще жив, словно других не было, словно ждут его возвращения.

В памяти побласьонов запечатлелся не столько его образ, сколько величие его гуманистических замыслов. — Кров и еда не главное, главное — достоинство, — говорят жители окраин и уточняют: — Нам ничего не нужно, кроме того, что у нас отняли. Голос и право выбора…»

По зову сверху

Это произошло 11 сентября 1973 года (да, у Чили – свое 11 сентября), в результате военного переворота под предводительством генерала Аугусто Пиночета, сделавшего стремительную карьеру при правительстве «Народного единства»: до должности заместителя министра внутренних дел и главнокомандующего сухопутными войсками.

Случившееся вполне соответствовало «чилийскому духу»: история страны уже знавала периоды хунты.

При помощи авиации был обстрелян и захвачен президентский дворец «Ла-Монеда», президент Альенде застрелился (по другой версии был убит) из «Калашникова», не дав подвергнуть себя суду путчистов, а может, и пыткам.

Переворот не был спонтанным — его хорошо продумали заранее и осечек практически не было. Это косвенно подтвердил и сам Пиночет.

Известному нашему телепутешественнику Михаилу Кожухову в далеком 1993 году единственному из российских журналистов удалось пообщаться с Пиночетом лично: «- А если я спрошу вас самого: что за человек генерал Пиночет?


11.09.1973. Последняя прижизненная фотография президента Альенде.

— Солдат, который получил приказ и выполнил его. Причем неплохо. Потому что я понял, что мою страну отдают иностранцам. И кто? Сам президент республики! Моим долгом было защитить ее суверенитет. Поэтому я и вмешался. Знаете ли вы, сколько оружия мы нашли, когда выступили 11 сентября? Тридцать тысяч стволов! Вот как обстояли дела… Здесь уже находился даже кубинский генерал Антонио Ла Гуардиа. Он написал потом книгу, где признался: под его началом в Чили было пятнадцать тысяч партизан. Они должны были сражаться с военным правительством, представьте только!.. Теперь говорят: [марксистская] теория была хороша, а вот практики подвели. А я говорю: нет, эта система никуда не годится. Вы поставьте самых лучших исполнителей — результат будет таким же. Коммунистическая система провалилась! Никогда ни у одного государства не будет денег, чтобы кормить всех бездельников».

Чей приказ выполнял генерал (по легенде, еще в 1950-е завербованный ЦРУ)?

Это легко представить из слов Мигеля Литтина «Простые шахтеры, перемазанные сажей, угрюмые, уставшие от бесконечных невыполнимых обещаний, открыли [Альенде] душу и стали оплотом его победы.

Вступив на президентский пост, он начал с того, что выполнил обещание, данное в тот день шахтерам «Лоты-Швагера», — национализировал шахты. Пиночет первым делом вернул их обратно в частную собственность, как и многое другое — кладбища, поезда, порты и даже утилизацию отходов…»

К пирогу стремились припасть и генералы, Аугусто и его «сослуживцы» вовсе не были бессребрениками: поучаствовали в приватизации, их дети — сплошь олигархи. Как и наши генеральские сыновья.

Кровавый путь к «экономическому чуду» Сразу после путча последовало жесткое и жестокое искоренение сторонников прежнего, социалистического, режима, так что Пиночета было за что называть «кровавым диктатором».

Независимая комиссия католической церкви насчитала за 17 лет правления Пиночета 15-милионным Чили «всего» 2300 жертв, среди них в основном – боевики и диверсанты.

Количество изгнанных из страны (в «пиночетовском» толковании – тех, кому предложили добровольно покинуть ее) якобы тоже исчислялось не более чем несколькими тысячами.


Слишком «гуманные» цифры, чтобы быть правдой, – делаешь вывод из свидетельств Литтина: «Ближе к центру города я уже бросил любоваться красотами, за которыми военная хунта прятала кровь и страдания сорока с лишним тысяч погибших, двух тысяч пропавших без вести и миллиона высланных из страны…

Двенадцать лет назад, в семь часов утра, командующий патрулем сержант выпустил поверх моей головы автоматную очередь и велел встать в строй арестованных, которых он вел в здание Чилийской киностудии, где я работал. По всему городу гремели взрывы, тарахтели автоматные очереди, проносились на бреющем полете военные самолеты.

Мы… увидели первых убитых на улицах; раненого, истекающего кровью на тротуаре без надежды на помощь; штатских, забивающих палками сторонников президента Сальвадора Альенде. Мы видели поставленных к стенке заключенных и взвод солдат, разыгрывающих расстрел… Здание Чилийской киностудии было окружено, перед главным входом стояли нацеленные на двери пулеметы… Домой мы не вернулись и целый месяц скитались по чужим квартирам с тремя детьми и минимумом необходимых вещей, спасаясь от смерти, которая следовала за нами по пятам, пока не выдавила на чужбину…»

Прошедшие еще в 1970-х международные трибуналы тоже сходятся на куда более впечатляющей цифре — не менее 30 тыс. погибших в первый же месяц после путча и более 12 тыс. запытанных и убитых впоследствии.

Российский социолог Александр Тарасов: «Печально знаменитый Национальный стадион в Сантьяго, превращенный хунтой в концлагерь, вмещает 80 тыс. человек. В первый месяц число содержавшихся на стадионе арестованных составляло в среднем 12–15 тыс. человек в день. К стадиону примыкает велодром с трибунами на 5 тыс. мест. Велодром был основным местом пыток, допросов и расстрелов. Ежедневно там расстреливали, по многочисленным показаниям свидетелей, в том числе иностранцев, от 50 до 250 человек. Кроме того, в концлагерь был превращен стадион «Чили», вмещавший 5 тыс. зрителей, но на нем содержалось до 6 тыс. арестованных.

На стадионе «Чили», по свидетельствам выживших, пытки носили особенно чудовищный характер и превращались в средневековые казни. Группа боливийских ученых, попавших на стадион «Чили» и чудом уцелевших, дала показания, что видела в раздевалке и в помещении медпункта стадиона обезглавленные человеческие тела, четвертованные трупы, трупы со вспоротыми животами и грудными клетками, трупы женщин с отрезанными грудями. В таком виде трупы отправлять в морги военные не рисковали – они вывозили их в рефрижераторах в порт Вальпараисо и там сбрасывали в море».


Также есть многочисленные свидетельства, в том числе иностранцев, на свою беду оказавшихся в Чили в недобрый час этой страны: как перед зданием школы в квартале бедняков расстреляли 10 учеников; как карабинеры казнили из пулеметов свыше 300 человек, в том числе женщин, — работников одного предприятия; как трупы убитых для устрашения оставшихся в живых выкладывали вдоль улиц и проспектов; как в провинциях из пулеметов обстреливались целые кварталы, независимо от политических взглядов их жителей.

Подчеркивая свою приверженность христианским ценностям, на деле Пиночет и Ко не остановились и перед священнослужителями, осмелившимися воспрепятствовать репрессиям, отвести дула пулеметов от невинных: тысячи католических активистов, сочувствующих «Народному единству», были посажены в тюрьму, как и 60 священников, 12 из которых были убиты. Незлоблива, однако, официальная католическая статистика.

Фашистский в полном смысле слова

«С объявлением «нормализации» «военные операции» против мирного населения не прекратились, — сообщает Александр Тарасов. — Когда в конце 1973 года генерал Пиночет посетил поселок Кинта-Белья, чтобы присутствовать на церемонии переименования поселка в Буин (в честь одноименного полка), этому предшествовала акция устрашения: всех 5 тыс. жителей поселка военные согнали на футбольное поле, отобрали из них 200 человек, из которых 30 расстреляли, а остальных объявили заложниками. В ночь накануне визита Пиночета солдаты постоянно обстреливали поселок. Было ранено несколько десятков человек. Позже чилийское телевидение показывало приезд Пиночета в Кинта-Белью и рыдающих вокруг него женщин и объясняло, что женщины плачут от чувства умиления и признательности генералу за то, что он «освободил их от марксизма». Хотя рыдали они, естественно, совсем по другим причинам».

Неофашистские организации, перед путчем усердно подпиливавшие экономику страны с целью свалить команду Альенде, не остались в стороне и после переворота. Фашистским партиям поручили идеологически обосновать новый режим в школах, университетах, на предприятиях.

Имена Гитлера, Франко, Муссолини вскоре стали уважаемыми и прославляемыми, а численность организаций фашистского толка выросла в 20 раз. По стране покатилась волна антисемитизма, девять из десяти еврейских семей покинули страну, одновременно ставшую прибежищем для бывших нацистских преступников. Большую часть из миллиона уехавших составляла интеллигенция, 60% так и не вернулись, научный, культурный, нравственный уровень населения страны резко снизился.


Александр Тарасов: «Поощрялись доносы. Доносчик получал премию в полтора миллиона эскудо и все имущество того, на кого он донес. Находившиеся в ссоре родственники и соседи сотнями и тысячами доносили друг на друга. Город Чукикамата получил печальную известность как «колыбель стукачей»: там подростки из обеспеченных семей наперегонки доносили на собственных родителей – чтобы получить их имущество и быстренько промотать его. У нас был один Павлик Морозов, в маленькой Чукикамате их было 90!».

Правда, вскоре профашистские организации были распущены — Пиночет не потерпел бы на своей территории вооруженных формирований. Многие боевики впоследствии неплохо устроились в новой военно-полицейской иерархии. Таким образом, за время после переворота были осуждены и отправлены в тюрьму 492 тыс. чилийцев, хотя бы раз был арестован каждый третий, поводом служила малейшая провинность, например, нарушение комендантского часа.

Экономическое чудище

«После военного переворота река Мапочо стала ассоциироваться во всем мире с изувеченными телами, которые несли ее воды после ночных погромов, проводимых патрулями на окраинах — в печально известных «побласьонах» Сантьяго. Однако в последние годы независимо от сезона истинная трагедия Мапочо — это голодные толпы, воюющие с собаками и стервятниками за отбросы, сваливаемые в речное русло у городских рынков. Это изнанка «чилийского чуда», сотворенного военной хунтой по наущению Чикагской экономической школы», — так характеризует экономические достижения пиночетовского режима Мигель Литтин.

По данным кинорежиссера, тайком вернувшегося в Чили в середине 1980-х, «чудо» во многом объяснялось показным, безудержным потребительством: средства отечественного частного капитала и транснациональных корпораций, вырученные от денационализации и приватизации, пошли на роскошество, создававшее иллюзию экономического процветания:

«За одну пятилетку было импортировано больше вещей, чем за предыдущие двести лет, и куплены они были на валютные займы, обеспеченные в Национальном банке средствами, полученными в результате денационализации. Пособничество США и международных кредитных организаций довершило начатое. Однако настал и час расплаты: шести-семилетние иллюзии рассыпались в прах за один год. Внешний долг Чили, составлявший в последний год правления Альенде 4 млрд долларов, вырос до 23 миллиардов. Достаточно прогуляться по задворкам рынков вдоль реки Мапочо, чтобы увидеть истинную социальную цену этих 19 миллиардов, выброшенных на ветер. Военное «экономическое чудо» сделало немногочисленных богачей еще богаче, а остальных чилийцев пустило по миру».

Уже в 1974 году национальная валюта девальвировалась в 28 раз, примерно во столько же выросли цены на основные продукты. Начавшаяся на следующий год «шоковая терапия», официально затевавшаяся для привлечения в страну для инвестиций и развития банковского сектора, бульдозером прошлась по наиболее незащищенным категориям населения.

«Чили должна стать страной собственников, а не пролетариев!» — провозгласил Пиночет.

И новые власти совсем закрыли тему соцобеспечения и бесплатного здравоохранения. Средняя зарплата в промышленности составляла 15 долларов. А крестьяне и вовсе саботировали труд на земле, переданной обратно во владение прежним хозяевам, латифундистам.

Вконец обесценившийся эскудо был заменен на песо, который приравняли один к одному к доллару, но к концу правления Пиночета доллар стоил уже 300 песо. Показатели 1980 года: безработица — 25%, инфляция — 40%, содержание армии и полиции — 43% бюджета. В городках юга страны, где холодные зимы, специальные бригады собирали замершие трупы бездомных.

Более 5 млн человек были вынуждены перебраться в трущобы. «Трудно представить себе торговую площадку, где не выстраивались бы длинные молчаливые ряды [барахольщиков].

Они торгуют всем и вся, они так многочисленны и разнородны, что одним своим существованием выдают социальную трагедию. Рядом с безработным врачом, разорившимся инженером или надменной сеньорой, продающими по дешевке одежду, оставшуюся от лучших времен, пристраиваются беспризорники, сбывающие краденое, или обездоленные женщины, торгующие домашним хлебом…»

Зато образовались новые финансово-промышленные группы, на заимствованные деньги приватизировавшие обесцененные активы. Хунта не боролась с коррупцией, а возглавляла и контролировала ее. Не зря авторы чилийского «экономического чуда» навещали Россию 1990-х…

Особенности национальной рыбалки

Из экономической пропасти страну вытаскивали не столько народившиеся ФПГ, сколько массовый класс предпринимательства – те самые «торгаши», «мешочники» (по-нашему «челноки»). К тому же поднявшая кредитные ставки и курс доллара Америка дала пинок по спекулятивным секторам, многие нувориши если не разорились, то переформатировались — пришло время вкладываться в реальный сектор. На глобальном рынке появились популярное теперь чилийское вино, чилийские свежие продукты, рыба, мясо, древесина.

В конце концов, возникшая на предпринимательском подъеме новая элита стала смущаться своих «надсмотрщиков» в погонах — не все за рубежом были готовы закупать продукцию в местах, где кровь текла рекой.

Фундаментальные разногласия появились и в вооруженных силах: многие сподвижники диктатора ушли в отставку, «на заслуженный отдых», на их место пришли новички, не запачканные кровью первых лет хунты.

Дружбы с Пиночетом они не водили, знали его плохо, но прекрасно видели, что дальше «так жить нельзя», необходимо налаживать диалог с гражданскими, выходить на демократические рельсы.


В новую конституцию, писавшуюся под контролем президента, внесли пункт о плебисците — всенародном референдуме о доверии главе государства, дату которого он сам и назначил в 1989 году.

Проиграв его представителю Христианско-демократической партии Патрисио Эйлвину, Пиночет было отдал приказ выводить на улицы войска, но молодой генералитет уже не желал проливать кровь соотечественников. Президентское кресло пришлось уступить.

Впрочем, пост главкома Пиночет сохранял за собой еще 8 лет, тем самым оградив от суда себя и свое окружение, а после провел самоназначение пожизненным сенатором…

Март 2000-го, прекрасная пора в Чили. Пиночет подолгу гуляет по парку своей виллы близ Сантьяго. Пятеро детей и двадцать четыре внука и правнука создают вокруг главы семейства заботливую суету. Экс-диктатор только что из Лондона, где, прилетев на лечение, провел полтора года под домашним арестом: «достали» власти Испании, граждане которой без вести пропали в годы его правления. В Англии ему пришлось изо всех сил изображать немощного старика, которого милосерднее оставить в покое. Наконец, министр внутренних дел Великобритании разрешает бывшему диктатору отбыть на родину — стар, болен, разбирайтесь сами.


Аугусто смотрит телевизионные выпуски новостей: манифестации во всех крупных городах страны призывают судить его.

На днях президентом избран социалист Рикардо Лагос, жертва его диктаторского режима, был арестован в далеком 1986 году. При вступлении в должность Лагос заявил, что не собирается прощать Пиночета: слишком много людей пострадали, слишком многие оплакивают родных.

Надо показать миру, что Чили — демократическая страна и суд в ней независим и справедлив.

Но не докажут. Военные, отказавшие в диктаторской прихоти Пиночету, скажут свое веское слово и демократическим властям и старика не сдадут. Элита предложит сделку: пусть уйдет из политики, с поста сенатора, и спокойно доживает, потрясения никому не нужны. Он согласится.

И продержится до последней секунды в декабре 2006-го, хотя попытки привлечь его за преступления не утихнут и Пиночет еще четырежды перенесет домашний арест. После его смерти, наступившей на 92-м году, обнародовали письмо к нации: он объяснял, что выбрал судьбу изгнания и одиночества ради Отчизны, а на жертвы пошел, чтобы не допустить еще большей катастрофы — гражданской войны и победы марксизма (кстати, после него в Чили правили в основном представители Социалистической партии, и страна живет совсем неплохо).

«Чили — демократическая страна. Она была демократической, когда я появился на свет. И не мне это менять. Что бы там ни болтали про то, что я фашист и диктатор», — хвастал Пиночет в интервью Михаилу Кожухову.

Приписывая себе достоинства и заслуги несгибаемого и трудолюбивого народа.

Петр Харламов