Источник: russian7.ru
Отказ от «нефтехимического проекта»
На рубеже 50-60-х годов перед советским руководством встала дилемма использования нефтегазовой ренты. Первый вариант траты нефтедолларов предусматривал создание мощного перерабатывающего нефтехимического комплекса, направленного на производство продуктов глубокой переработки углеводородов. Простыми словами, такой «нефтехимический проект» создал бы массу новых рабочих мест и позволил бы, наконец, решить вопрос с вечным дефицитом товаров народного потребления.
Как известно, из нефти и газа можно производить до 100 % материальных благ цивилизации. Немаловажным, если не решающим бонусом такого проекта была возможность экспортировать продукцию с высокой добавленной стоимостью. Эта статья экспорта не зависела от флуктуаций мировых цен на углеводороды и могла стать стабильным источником валютных поступлений в СССР. Нефтехимический комплекс потянул бы вверх за собой профильную науку и смежные отрасли – например, машиностроение и легкую промышленность. Одним из ярких примеров успешности является Германия с очень развитой химической промышленностью. Пользуются благами этой отрасли в стране все подряд – от пищевой до тяжелой промышленности. И это при практически полном отсутствии природных источников углеводорода. Советский Союз в этой ситуации с громадными природными запасами был в гораздо более привилегированном положении. К сожалению, в дальнейшем это вызвало обратный эффект стагнации экономики.
Источник: russian7.ru
Одним из сторонников «нефтехимического проекта» был Н. С. Хрущев. Но генсек и все остальные отлично понимали, что технологический уровень Советского Союза не позволяет самостоятельно осуществить такой масштабный проект. Даже с добычей углеводородов были сложности, не говоря уже о промышленном химическом синтезе. Председатель Комитета нефтедобывающей промышленности СССР Н. К. Байбаков в начале 60-х годов отмечал, что
«технический уровень буровых работ не отвечает современным требованиям, особенно глубокого бурения, что замедляет темпы сооружения скважин и повышает их себестоимость… За последние 5 лет скорость бурения оказалась ниже, предусмотренных контрольными цифрами на 60 %, а фактическая стоимость бурения выше почти на 33 %.»
Источник: e-rudit.ru
Первые шаги в реализации «нефтехимического проекта» были ожидаемы – массовая закупка химических заводов за рубежом. При Хрущеве приобретали предприятия «под ключ» во Франции, Италии, Германии и Японии. Оплата шла с доходов от экспорта углеводородов, то есть через Министерство нефтеперерабатывающей и нефтехимической промышленности. Однако и самому Министерству требовались немалые средства на дальнейшее наращивание добычи нефти и газа. Природные условия ещё до конца не разведанной Западно-Сибирской нефтегазовой провинции были очень сложными, вести работы в большинстве районов можно было только зимой. В итоге под давлением серьёзного министерского лобби от «нефтехимического проекта» решено было отказаться. Среди причин было и немало объективных. Прежде всего, это было дорого и долго, а деньги правительству требовались как можно скорее. Постоянно растущий военно-промышленный комплекс и энергонеэффективная экономика требовали огромные ресурсы. На отказ от химической модернизации оказали влияние и западные санкции, серьёзно осложнившие закупки иностранного оборудования. И, наконец, свержение Н. С. Хрущева поставило окончательный крест на самом прогрессивном варианте использования нефтяной ренты.
Сжигая ассигнации
«Нефтегазовый маневр» стал основной концепцией использования углеводородной ренты СССР на долгие десятилетия, вплоть до самого распада империи. Суть его в использовании нефти и газа в качестве энергетического источника внутри страны, а также активный экспорт излишков за рубеж. Доходы от экспорта планировалось использовать для покрытия всех издержек. Одной из важнейших статей расходов была модернизация нефтедобывающего комплекса для дальнейшего наращивания объёмов добычи. Подобное «сжигание ассигнаций», по меткому выражению Д. И. Менделеева, построило в СССР очень расточительную экономику. Типичен пример 70-х годов, когда мировые цены на нефть взлетели – на Западе этот период называют «топливным кризисом». Страны-потребители нефти запустили масштабные программы перехода промышленности и транспорта на энергосбережение. Но только не в Советском Союзе. Логика подсказывала, что в период высоких цен на энергоресурсы самое время увеличить экспорт, а внутреннее потребление диверсифицировать, сделать его более экономным. Полученные избыточные нефтедоллары стали бы для этого отличным подспорьем. Руководство СССР решило, что в первую очередь необходимо накормить дешёвой нефтью собственные производства, а уже потом продать избытки на Запад. Как пишет в своих работах Сергей Ермолаев, кандидат экономических наук, доцент Российского экономического университета,
«изобилие дешевых энергоресурсов уже в 70-е годы привело к заметному ослаблению энергосберегающих тенденций… Энергетическая составляющая себестоимости подавляющего большинства видов продукции сократилась до 5-7 %, что значительно уменьшило стимулы у экономии энергоресурсов… Прекращение жесткого лимитирования также способствовало снижению заинтересованности в энергосбережении при эксплуатации.»
Источник: news.myseldon.com
Как уже говорилось выше, даже для «нефтегазового маневра» у страны были далеко не все возможности. К примеру, для нефтепровода «Дружба» приходилось закупать трубы большого диаметра за рубежом. С 1958 года тщетно пытались организовать производство труб диаметром 1020 мм на Днепропетровском заводе имени Бабушкина, Ждановском заводе имени Ильича и Челябинском трубопрокатном. Не увенчалось успехом перевооружение заводских мощностей под новые требования к трубам. К 1963 году доля качественной продукции была настолько низка, что нефтепровод практически полностью собрали из импортных комплектующих. В итоге даже «нефтегазовый маневр», казавшийся изначально менее затратным, оказался для Советского Союза недешёвым удовольствием. Он поставил страну не просто в зависимость от иностранных покупателей, но и от нестабильных цен на нефть и газ. Каким-то образом ситуацию мог смягчить суверенный стабилизационный фонд, но к этому пришли только во времена России. Советская власть тратила нефтяные доходы практически сразу и в полном объёме. Справедливости ради стоит отметить, что СССР в гораздо меньшей степени был зависим от добычи углеводородов, чем современная Россия. Как пишет упоминаемый выше Сергей Ермолаев, в 1989 году добыча нефти и газа достигала 2,12 т/чел, а в 2016 году 3,72 т/чел. Впрочем, такой удельный показатель следует принимать в расчёт, учитывая 286-миллионное население Советского Союза в конце 80-х годов.
О нефтехимии в погоне за увеличением объёмов добычи постепенно забыли. В сравнении со странами Запада, СССР тратил на глубокую переработку углеводородов всё меньше и закупал за рубежом всё больше. Например, в 1965 году на отрасль выделили 120 млн рублей, при этом США потратили 500 млн долл., а Япония – 307 млн. Даже запланированные Госпланом показатели занижались. На 1966-1970 годы зарезервировали на нефтехимию почти 750 млн рублей, но вскоре снизили до 621 млн. Последствия такой невнимательности с химпрому Россия испытывает до сих пор.
Нефтяная игла
Первоначальная формула освоения ресурсов Западной Сибири «отечественные технологии и ресурсы + импортный капитал» к 70-м годам при Брежневе трансформировалась в «отечественные ресурсы + импортные технологии и капитал». Стыдно сказать, страна, запустившая в космос первый спутник и первого космонавта, покупала автомобильный завод в Италии. И всеми доступными способами вынуждена была выбивать из американских промышленников станки для машиностроительного гиганта «КамАЗ». Естественно, западные «партнёры» продавали СССР далеко не самые прогрессивные технологии. Руководство страны в этой ситуации выбрало малопонятную стратегию «чего у нас нет, купим за нефтедоллары». В итоге целые отрасли отечественной промышленности оказались не готовы конкурировать с импортными аналогами. Так в стагнацию ушли советское автомобилестроение и химпром. Уточним, Советский Союз не импортировал массово автомобили, как это происходит в современной России, но активно закупал технологии в Европе. Например, заднеприводные платформы ВАЗа родом из Италии, а переднеприводные разработаны с прямым участием немецких инженеров. Архаичные «Москвичи», ведущие историю от трофейных «Опелей», в итоге не выдержали конкуренции с продукцией из Тольятти.
Источник: news.myseldon.com
Гром грянул в 80-е годы, когда цена нефти стремительно покатилась вниз. И здесь опять парадокс. Советский Союз должен по всем законам снижать объёмы экспорта дешевеющих углеводородов, но его, наоборот, наращивает. Просто потому, что продавать стране больше и нечего – конкурентоспособной гражданской промышленности нет. Сельское хозяйство в полной разрухе. В 1984 году Председатель Совета Министров СССР Н. А. Тихонов оценивал ситуацию:
«Главным образом нефть, которую мы продаем в капиталистические страны, идет на оплату продовольственных и некоторых других товаров. В связи с этим целесообразно при разработке нового пятилетнего плана предусмотреть резерв для возможной дополнительной поставки нефти в количестве 5-6 млн тонн за пятилетие.»
Что такое поставки импортного зерна на продовольственный рынок страны? Это дальнейшее уничтожение отечественного сельского хозяйства. И случилось это далеко не в 80-е годы. Десятилетием ранее А. Н. Косыгин изрёк эпохальное, обращаясь к начальнику Главтюменнефтегаза:
«С хлебушком плохо – дай 3 млн тонн нефти сверх плана.»
Авральное увеличение объёмов добычи требовало перехода на новый технологический уровень, и страна снова закупала недостающее за рубежом. Так, с 1970 по 1983 годы ввоз нефтегазового оборудования вырос в 80 раз по стоимости и в 38 раз в объёмах. При этом нефть шла широкой рекой «дружественным» странам в обмен на сиюминутную лояльность. Каждый год в чёрную дыру безвозвратно уходило до 20 млрд нефтедолларов.
Сейчас из 2021 года очень просто критиковать советское руководство, загнавшее страну в нефтяную зависимость. В конце концов, о самой «голландской болезни» узнали только в начале 60-х годов, не говоря уже о фундаментальных принципах регулирования нефтяного рынка. У Брежнева и его окружения просто не было опыта работы с таким сложным ресурсом, как углеводородное сырьё. И подсказывать особо было некому. Нефть и газ позволяли покупать за рубежом продовольствие, мебель, удобрения, обувь и нанимать иностранных рабочих для сложного строительства? Если да, то тогда зачем напрягаться и модернизировать собственную промышленность, делать её более энергоэффективной? Гигантские запасы углеводородов в Тюменской области стали главной причиной появления такого ущербного государственного мышления.
Примерно к 1987 году в руководящих кругах страны все отчётливо понимали, что с дешёвой нефтью долго не протянуть. К эволюционным изменениям СССР был уже не готов, и впереди маячила перспектива революционной перестройки. В Госплане тогда стало модным выражение:
«Не будь нефти Самотлора, жизнь заставила бы начать перестройку экономики ещё лет 10-15 назад.»
Точнее сложно сказать.
Евгений Федоров
Опубликовано: Мировое обозрение Источник
Читайте нас: