Красный генерал шведского рода

Белое движение по существу так и не вышло за рамки добровольчества, что отмечали даже его военачальники, в частности генерал-майор Борис Штейфон: «Являясь государственным аппаратом, Добровольческая армия (сформирована в 1918-м на Дону генералами Лавром Корниловым, Михаилом Алексеевым, Антоном Деникиным. – И. Х.) упорно отстаивала в своем строительстве принципы, какие были уместны на Кубани и отнюдь не соответствовали позднейшим периодам. Ходом событий добровольчество как система должно было уступить место регулярству, ибо великодержавные задачи можно было решить лишь приемами государственного строительства, а не импровизацией, грубо нарушавшей многовековой российский опыт».

Проигранная белогвардейская идея

Горькие для белогвардейца, но не лишенные истины слова. Здесь уместно заметить: сохранение боеспособности эвакуированной из Крыма и размещенной в Галлиполи армии генерал-лейтенанта Петра Врангеля Штейфон объясняет тем, что командование впервые после революции стало неуклонно и систематически проводить принцип регулярной армии.

Как контраргумент мне могут привести осуществленную верховным правителем белогвардейской России адмиралом Александром Колчаком мобилизацию и предпринятую им попытку создания Вооруженных сил на регулярной основе. Однако ее следует признать неудачной: из полумиллиона мобилизованных в строй, по оценке одного из ведущих специалистов по Белому движению Сергея Волкова, было поставлено около 135 тысяч бойцов – речь о состоявшейся весной 1919 года попытке наступления на Москву колчаковских войск.

“ Именно «красный барон» руководил борьбой с чехословаками, разрабатывал план противостояния начавшейся на Дальнем Востоке японской интервенции и много времени отдавал подготовке командиров молодой Красной армии ”

Кроме того, как отмечает тот же исследователь, единовременно из 35–40 тысяч офицеров на фронте сражались 17–19 тысяч. Для строительства регулярной армии, равно как и для эффективного ведения боевых действий стратегического масштаба, явно недостаточно. Наконец, создание полноценных Вооруженных сил немыслимо без крепкого тыла, а такового у Колчака, равно как и у Белого движения в целом, не было.

И еще: предваряя повествование о ряде служивших советской власти военачальниках, следует отметить некоторую скудость информации о многих из них в литературе. Причину столь печального факта назвал ведущий отечественный специалист по комсоставу РККА предвоенного периода Андрей Ганин: «После 1991 года история Красной армии эпохи Гражданской войны практически не привлекала внимания исследователей, перестав быть популярным научным направлением. Эти сюжеты ошибочно считались изученными еще в советский период, а историков больше интересовала тематика Белого движения. Подобный перекос в изучении темы сохраняется до сих пор. Фактически за четверть века в России почти не осталось специалистов по истории Красной армии периода 1918–1922 годов, исчезли научные школы по этому направлению, а новых не возникло. Не сложилось и квалифицированного экспертного сообщества, способного адекватно оценить уровень представляемых общественности трудов, из-за чего ориентиры качества научной продукции оказались утрачены, а историография темы понесла существенный ущерб. В результате сегодня история Красной армии того времени может обоснованно считаться забытой и практически неизвестной, а в какой-то мере даже искаженной».

Тем не менее, как пишет Ганин, общественный интерес к этой теме присутствует, а возможности для ее изучения по сравнению с советским периодом несоизмеримо расширились.

Офицер без протекции

Теперь непосредственно о военспецах. В данном материале речь пойдет о генерал-лейтенанте бароне Александре фон Таубе – одном из первых бывших царских военачальников, перешедших на сторону большевиков и немало потрудившихся в деле создания Красной армии. И именно во многом благодаря ему она одержала свои первые победы. В историю он вошел как «красный барон».

По поводу фамилии: шведский род Таубе уже с XIII века связал свою жизнь с Россией. Вообще процент «немцев», то есть выходцев главным образом из прибалтийских земель, присоединенных к Российской империи в XVIII столетии, в императорской армии был довольно высок. И если вспомнить уже упомянутого другого барона – Врангеля, то нельзя не обратить внимания на весомую роль потомков остзейских родов в Гражданской войне и как видим – по обе стороны баррикад.

Как ни странно, Александр родился отнюдь не в военной семье: его отец трудился инженером путей сообщения. Но инженером молодой человек стать не пожелал, хотя именно эту профессию выбрал его брат Сергей, также связавший свою жизнь с новой властью и удостоенный звания заслуженного железнодорожника СССР.

Что касается Александра, то уже с детства ему, как говорится, была уготована офицерская стезя: по собственному желанию он поступил во 2-ю Петербургскую военную гимназию, основанную еще во времена Петра I. Далее Михайловское артиллерийское училище и Николаевская академия Генерального штаба, уровень преподавания, быт и нравы которой блестяще описал генерал-лейтенант Антон Деникин в «Пути русского офицера». Ее Таубе окончил по первому разряду.

После выпуска из академии молодого офицера ждала служба сначала в Московском, потом в Казанском военном округе. Впрочем, служба Таубе не ограничилась этими округами, он объездил чуть ли не всю Россию, включая Сибирь и Туркестан, что свидетельствует: карьера барона строилась безо всякой протекции.

Русско-японскую Александр Александрович встретил командиром 3-го Нарвского полка. О том, как воевал, свидетельствует орден Святого Владимира 4-й степени, жалуемый за боевые заслуги, а также генеральские погоны, полученные в 1907 году. Вообще период между Русско-японской и Первой мировой стал для передовой части русского офицерского корпуса военным ренессансом. Поражение от явно недооцененной мощи империи Восходящего солнца всколыхнуло мысль и пробудило тягу к учебе.

Бесправный контингент

Однако помимо тяги к учебе, в военной среде стало приживаться и другое. «Политические катаклизмы, – пишет Ганин, – начала XX века привели к тому, что в политику стали втягиваться и отдельные офицеры. Среди них оказались сторонники конституционной монархии, республиканского строя и даже социалистических течений. В годы первой русской революции некоторые офицеры участвовали в беспорядках, вступали в подпольные политические организации. В 1905-м был создан нелегальный Офицерский союз, просуществовавший до 1908 года».

Насколько известно, Таубе не состоял в подобного рода организациях, но социалистическими идеями или, если сказать иначе, идеями демократизации общественной и армейской жизни, судя по дальнейшей его деятельности, проникся вполне, что нетрудно объяснить. Ибо вековая несправедливость во взаимоотношениях офицеров и нижних чинов в XX веке так и не была преодолена. Да и быт русского солдата, призванного защищать империю и жертвовать ради отстаивания ее интересов жизнью, трудно назвать устроенным даже по меркам того столетия.

«Солдат наш, – вспоминал Деникин, – жил в обстановке суровой и бедной. В казарме вдоль стен стояли деревянные нары, иногда отдельные топчаны. На них – соломенные тюфяки и такие же подушки без наволочек, больше ничего. Покрывались солдаты шинелями – грязными после учения, мокрыми после дождя».

Если кто не в курсе: солдаты русской армии не имели права, по словам историка Егора Яковлева, ходить по тротуару Невского проспекта и ездить в трамвае. Несомненно, Таубе, равно как и многие честные офицеры, подобного скотского отношения, воочию демонстрировавшего наличие в Российской империи социального расизма, не замечать не мог. Да, для кого-то это было в порядке вещей, а кто-то ощущал и вопиющую несправедливость такого положения дел. Будущий «красный барон» относился ко второй категории.

Сибирский тыл генерала Таубе

Первую мировую пятидесятилетний Александр Александрович встретил начальником путей сообщения Иркутского военного округа. Однако с первых дней войны – на фронте, ведал сначала этапно-хозяйственным отделом штаба 10-й армии, а затем принял ту же должность в 1-й армии. Обе входили в состав Северо-Западного фронта. Несмотря на достаточно высокую должность, Таубе не отсиживался в тылу.

Напротив, знал, что такое сырые или промерзшие окопы, а в них если и не стирались социальные границы между офицерами и нижними чинами, то существенным образом нивелировались. Подобно многим офицерам и генералам комдив не мог не видеть непонимание солдатами смысла войны, ее целей. Упомянутый выше Брусилов, так же, как и Таубе, немало времени проведший на позициях среди солдат, позже вспоминал: «Сколько раз спрашивал я в окопах, из-за чего мы воюем, и всегда неизбежно получал ответ, что какой-то там эрц-герц-перц с женой были убиты, а потом австрияки обидели сербов. Но кто же такие сербы – не знал почти никто».

С большой долей вероятности можно предположить: нечто подобное слушал в окопах и Таубе. В 1915 году он получил тяжелую контузию, но вернулся в строй, приняв 5-ю Сибирскую стрелковую дивизию. Однако контузия подорвала здоровье немолодого уже генерала, и в мае 1916-го он, ранее получивший за боевые заслуги чин генерал-лейтенанта и награжденный за храбрость георгиевским оружием, принял должность начальника штаба Омского военного округа.

Да, округ тыловой, но работы у его начштаба было ничуть не меньше, чем на фронте. Так, серьезной проблемой для округа стало наличие в нем большого числа военнопленных – 199 077 на январь 1917 года. Их размещение, организация питания и медицинского обслуживания представляли собой непростую задачу, с которой, впрочем, Таубе справился.

Постепенно российская промышленность перешла на военные рельсы, наладив необходимое фронту производство вооружений. Тем не менее острейшим образом встала проблема, связанная с работой путей сообщения, оставлявшая, с точки зрения организации перевозок, желать лучшего, и поэтому вооружение не всегда своевременно попадало на фронт.

Из-за наступавшего коллапса железнодорожного транспорта начались перебои с поставками продовольствия гражданскому населению. И к 1917 году крупные российские города, не исключая столицы, по оценке Яковлева, оказались на грани голода. По его словам, 25 января 1917 года на Петроградской конференции министр финансов Российской империи Петр Барк заявил: «Если ситуация в ближайшее время не решится каким-то образом, то в скором времени в России возможна катастрофа, как во время Великой французской революции».

Примечательна сентенция министра: «Каким-то образом». Видимо, власть предержащие смутно представляли себе решение проблемы надвигавшегося голода. Хуже того, к февралю 1917-го военные расходы Российской империи составили тридцать миллиардов рублей, из них шесть было занято у союзников, в основном у Англии. Последняя потребовала у России контроля над расходами данного займа.

Понятно, что это привело к частичной утрате суверенитета страны. Подобные факты должны отрезвляюще подействовать на утверждавших о будто бы украденной у России победе. Во-первых, монархия катилась к революции по объективным причинам, и победа в войне могла разве что ее отсрочить. А во-вторых, даже если допустить, что Николай II оказался бы в числе участников Версальской конференции, нам, вполне вероятно, никто бы проливы не передал, а истощенную войной и погрязшую в кредитах полусуверенную империю ожидало бы что-то вроде итальянского сценария с появлением доморощенного Муссолини.

Кроме того, Таубе не мог не видеть настроение запасных тыловых частей, все более радикализировавшееся и, видимо, разделяемое генералом. Не мог он не обратить внимания и на неспособность государственного аппарата в условиях затянувшейся войны справляться с вызовами времени, о чем свидетельствовали и министерская чехарда в столице, и устраиваемые нуворишами пиры поблизости от переполненных госпиталей и на глазах у отправлявшихся на фронт солдат и офицеров.

В самом Омске существенно подскочили цены на продукцию первой необходимости. Но и это оказалось не самой большой проблемой. «25 июня 1916 года, – пишет историк Павел Новиков, – Николай II издал указ о призыве инородцев на работу по устройству оборонительных сооружений в районе действующей армии. В ответ население Акмолинской и Семипалатинской областей подняло восстание, к 1 ноября подавленное войсками округа». И что, восставшие были распропагандированы большевиками? Да они наверняка о них и не слышали.

Поэтому в 1917 году Таубе, будучи убежденным республиканцем, положительно отнесся к отречению Николая II и в скором времени оказался среди очень немногих генералов, сумевших наладить конструктивные отношения с солдатскими комитетами.

Уже тогда в далекой Сибири укрепляли свои позиции эсеры, которым, надо полагать, генерал симпатизировал. Ибо, напомню, социал-революционеры выступали за отчуждение помещичьей земли и безвозмездную передачу ее крестьянам. А у Таубе не было никакого повода испытывать сочувствие к прототипам всех этих чеховских гаевых или гоголевских ноздревых. Напротив, его симпатии уже тогда оказались на стороне крестьян, с которыми – облаченными в солдатские шинели – он еще недавно делил тяготы фронтовой жизни. Понимал: они собственной кровью оплатили право владения землей.

Генеральские принципы

5 июля 1917 года Омским военно-окружным комитетом солдат Таубе был избран командующим округом. Забавно, но Временное правительство эсера Александра Керенского негативно отнеслось к деятельности Таубе: его вызвали в столицу и распоряжением военного министра генерал-майора Александра Верховского отправили под домашний арест. Не знаю уж, ирония этот или нет, но сам Верховский в 1918 году вступил в РККА.

Похоже, господам либералам ради геополитических интересов союзников и будораживших их собственные умы мечтах о проливах Таубе казался слишком радикальным и оттого опасным. Кто знает, как бы сложилась его судьба дальше, если бы не повалившие валом телеграммы из Омска с требованием освободить их генерала. Носили они характер ультиматумов: не отпустите – не станем исполнять распоряжений Временного правительства. Отпустили.

После Октябрьской революции Таубе вернулся в Омск. Дел было по горло и главное из них – демобилизация старой армии и оперативное формирование красных частей, тем более что советская власть в Западной Сибири не отличалась устойчивостью. Уже 14 ноября атаман Оренбургского казачьего войска генерал-лейтенант Александр Дутов издал указ, призывавший станичников к вооруженному выступлению против большевиков. А в декабре начался мятеж казаков под руководством есаула Григория Семенова.

Оба атамана представляли существенную угрозу для советской власти в Сибири и на Южном Урале, и против обоих благодаря энергии и профессионализму Таубе уже в марте 1918-го выступили красные отряды. Но Семенов с Дутовым оказались не самыми страшными противниками. В мае того же года начался знаменитый мятеж чехословацкого корпуса. Таубе отправился в Иркутск, где возглавил штаб Сибвоенкомата, объединившего Омский, Иркутский и Приамурский военные округа. Именно «красный барон» руководил борьбой с чехословаками, разрабатывал план противостояния начавшейся на Дальнем Востоке японской интервенции и что не менее важно – много времени отдавал подготовке командиров молодой Красной армии.

Несмотря на все усилия Таубе и его профессионализм, Сибирь удержать не удалось, ибо слишком не равны были силы в 1918 году. Александр Александрович получил приказ пересечь линию фронта, добраться до Москвы, встретиться с Владимиром Лениным и обрисовать ему сложившуюся в регионе обстановку. Обратите внимание на степень доверия большевиков бывшему царскому генералу. И это на фоне не единичных случаев перехода вчерашних царских офицеров и генералов от красных к белым. Один из ярчайших примеров, состоявшихся, правда, уже после гибели «красного барона»: весной 1919 года к деникинцам перебежал командующий 9-й армией Южного фронта полковник Николай Всеволодов.

Однако 2 сентября 1918 года Таубе был схвачен в Бодайбо белогвардейцами, доставлен в Екатеринбург и военно-полевым судом приговорен к расстрелу. Но настоящий барон и генерал да на службе у большевиков, причем добровольной, – это же имиджевые, говоря современным языком, потери для белых. Соответственно ему обещали жизнь в обмен на отречение от советской власти и больше того – пост командующего Сибирской колчаковской армией.

Сам командир чехословаков Радола Гайда советовал Таубе образумиться. И получил достойный ответ: «Мои седины и контуженые ноги не позволяют мне идти на склоне лет в лагерь интервентов и врагов трудящейся России». К этим словам и добавить-то нечего, они – квинтэссенция исторического портрета без преувеличения одного из достойнейших граждан России и создателей Красной армии.

Александр Таубе избежал расстрела и умер в одиночной камере, закованный в кандалы, в январе 1919 года от сыпного тифа.

В завершение статьи несколько слов о братьях «красного барона». Гражданская война разрывала семьи. Таубе не избежали подобной трагедии. Брат-близнец Александра – Борис в чине полковника сражался в белых войсках Северного фронта начальником военных путей сообщения Мурманского района. Михаил стал юристом-международником. Будучи убежденным монархистом, эмигрировал и закончил свои дни в Париже.

Опубликовано в выпуске № 8 (871) за 9 марта 2021 года