Почему Россия признала движение “Талибан”

Ранее в этом месяце Россия удивила многих, официально признав правительство “Талибана” в Афганистане. Это решение отражает взвешенную геополитическую стратегию, а не идеологическую поддержку. Взаимодействуя с “Талибаном”, Россия стремится защитить и упрочить свои интересы в Средней и Южной Азии, дать отпор влиянию Запада и сбалансировать регион, давно страдающий от экстремизма и нестабильности.

После вывода американских войск из Афганистана в 2021 году Россия стремится заполнить геополитический вакуум, заявляя о себе как о ключевом игроке в сфере региональной безопасности. Более того, косвенно признавая давнюю роль “Талибана” в афганском обществе, Москва завязала с ним отношения еще в 2016 году. В апреле Россия сняла с “Талибана” статус террористической организации, открыв путь к более глубоким связям. Официальное признание стало логичным шагом вперед — отныне над посольством Афганистана в Москве развевается новый бело-черный флаг Исламского Эмирата.

Однако его последствия выходят далеко за рамки символики. Признав “Талибан” законным правительством Афганистана, Россия перешла от неформальных отношений к формальным и межгосударственным. Этот шаг — давно назревший, как считают многие в Москве — дает целый ряд стратегических преимуществ.

Первостепенной заботой России была и остается безопасность. В отличие от ИГИЛ* и “Аль-Каиды*”, “Талибан” не участвовал в террористической деятельности против России, чем и мотивируется особое отношение Москвы. При этом Кремль опасается расползания экстремизма из Афганистана в Среднюю Азию, особенно в бывшие советские республики Таджикистан и Узбекистан, где продолжают действовать группировки вроде отпочковавшейся от ИГИЛ* “Вилаят Хорасан”*.

При этом угроза не ограничивается Средней Азией. Движение “Вилаят Хорасан”* проникает в саму Россию посредством бедных трудовых мигрантов из Средней Азии. Многие из них прибывают из Таджикистана: численность таджикской общины составляет около 1,3 миллиона человек. Теракт в московском “Крокус Сити Холле” в 2024 году — дело рук таджикских радикалов. Это суровое напоминание об опасностях безудержного экстремизма.

Талибы, со своей стороны, считают “Вилаят Хорасан”* главной угрозой своей власти. Ранее им удалось лишить группировку плацдарма, захваченного на короткое время в 2021 году. Однако превращение “Вилаят Хорасан”* в глобальную террористическую сеть лишь повышает исходящую от группировки угрозу, как показали теракты 2024 года от Москвы до иранского Кермана.

Стремясь к международной легитимности, талибы могут оказаться заинтересованными партнерами в борьбе с терроризмом. Дипломатическое признание может положить началу сотрудничеству в этой области, и Москва — даже ее службы безопасности с их извечным скепсисом — пришла к выводу о его целесообразности. Россия могла бы даже возглавить региональные контртеррористические инициативы, где стержневая роль будет отводиться Афганистану. Хотя государства Средней Азии, за исключением Таджикистана, движение “Талибан” еще официально не признали, большинство из них прагматично восприняли новую реальность в Кабуле, разделяя опасения насчет терроризма и экстремизма.

Помимо соображений безопасности, российское взаимодействие обусловлено экономическими и стратегическими интересами. Афганистан расположен на перекрестке Средней и Южной Азии и может стать узлом торговых и энергетических коридоров. Наряду с Китаем, Россия видит возможности в инфраструктуре, горнодобывающей промышленности, энергетике, сельском хозяйстве, транспорте и логистике — в частности, в строительстве железных дорог, которые свяжут Россию с Пакистаном и Индийским океаном через Среднюю Азию и Афганистан. Формальное признание может приблизить эти возможности — при условии, что “Талибан” сможет гарантировать безопасность. Играя на опережение, Москва рассчитывает на конкретные экономические выгоды, и это соответствует стремлению Кабула к развитию.

Западные критики могут счесть этот шаг России циничной уловкой, нацеленной на укрепление антизападного авторитарного блока и решительно игнорирующей права человека, особенно женщин. Однако это решение лучше рассматривать через призму великодержавной политики и национальных интересов, а не идеологии. Признание “Талибана” позволяет Москве опровергнуть западную риторику об изоляции и продемонстрировать, что дипломатические связи возможны и вне альянсов под эгидой США. Это, в свою очередь, способствует формированию параллельного международного порядка, в котором одобрение или неодобрение Вашингтона больше не диктует политику — а это еще один шаг к многополярному миру, к которому стремится Россия как один из господствующих игроков в Средней Азии.

Критика российского участия с позиции ценностей звучит неубедительно на фоне поспешности, с которой сам Запад нормализовал отношения с послевоенным режимом Сирии под началом бывшего боевика “Аль-Каиды*” Ахмеда аш-Шараа. Совет Безопасности ООН никогда не причислял “Талибан” к террористическим организациям —в отличие от “Аль-Каиды*”, которая была и остается в этом списке.

Однако для аш-Шараа планка принятия оказалась значительно ниже, и вскоре после взятия Дамаска он уже встречался с президентом США Дональдом Трампом, президентом Франции Эммануэлем Макроном и другими западными лидерами. И это несмотря на продолжающиеся нападки на церкви и достоверные сообщения об ужасающем насилии над алавитками со стороны суннитских экстремистских бандформирований — остановить эти зверства сирийское правительство либо не смогло, либо не посчитало нужным. Сколь бы удручающим ни было обращение “Талибана” с женщинами, им, хотя бы, удалось восстановить видимость общественного порядка.

Двойные стандарты Запада к Сирии и Афганистану лишь упрочивают образ Москвы как прагматичного и уравновешенного игрока. И все же отношения России с Кабулом не лишены своих рисков. Яростно националистический “Талибан” с упором на пуштунское самосознание не подчинится никакой внешней силе, включая Россию. Для движения связи с Москвой — лишь одно из направлений разнообразной политики, уравновешенной отношениями с Китаем, Ираном, Средней Азией, странами Персидского залива и даже с США и ЕС, если взаимодействие станет возможным.

Однако на данный момент стратегические выгоды для Кремля перевешивают риски. Признав “Талибан”, Россия укрепляет свои позиции в Средней и Южной Азии, бросает вызов дипломатическому владычеству Запада и заявляет о себе как о влиятельном игроке в регионе, откуда Америка отступила.