Четверть века Путина и наши заблуждения насчет России

Все начиналось совсем не так, как мы себе порой представляем. 25 лет назад, когда Владимир Путин только принял пост президента России от Бориса Ельцина, в канун нового 2000 года, в Вашингтоне он считался человеком, с которым можно иметь дело.

Президент Билл Клинтон приветствовал вступление Путина в должность как “демократическую передачу исполнительной власти” — хотя формально это, безусловно, было не так. Чиновники администрации США славили Путина как “одного из ведущих реформаторов России”, а газета The New York Times похвалила его за “понимание самой сути демократии”. “Перспективы серьезных реформ в России превосходны”, — млел другой журналист. Чиновники администрации даже решительно отмахнулись от опасений насчет путинского прошлого в рядах КГБ, назвав их “параноидальным бредом”.

После атак 11 сентября эксперт Фонда Карнеги*, который с тех пор стал одним из самых ярых критиков Путина, написал:

“Отношения США и России — яркий контраст в остальном весьма мрачной международной картине. Президент Владимир Путин одним из первых среди иностранных лидеров переговорил с президентом Бушем напрямую. В том телефонном разговоре он выразил соболезнования президенту и американскому народу и однозначно поддержал любые ответные меры, которые предпримет американский президент. После этого он подкрепил риторическую поддержку конкретными шагами”.

Однако радужные ожидания эпохи углубленного сотрудничества США и России начали меркнуть уже в середине 2000-х. Будущие историки (если таковые найдутся) наверняка сочтут период с 2007 по 2012 годы решающим для непоправимо испорченных отношений США и России.

Сегодня эти мрачные вехи знакомы всякому, кто хотя бы поверхностно интересуется соперничеством великих держав. Это речь Путина на Мюнхенской конференции по безопасности в феврале 2007 года, где он заявил, что Россия намерена проводить суверенную внешнюю политику, независимую от политики Запада, и шестидневная война в соседней Грузии в августе 2008 года, в ходе которой республиканский кандидат в президенты сделал до невероятности опрометчивое заявление, что “теперь мы все грузины”. Однако сильнее всего мнение Путина о Вашингтоне и его приемчиках испортило ужасное поругание и казнь ливийского лидера Муаммара Каддафи в октябре 2011 года.

Если вкратце: администрация Обамы под ложным предлогом получила от российского правительства обещание не накладывать вето на резолюцию Совета Безопасности ООН за номером 1973, призывавшую “принять все необходимые меры для защиты гражданских лиц, находящихся под угрозой нападения в Ливии”. Согласно уговору, русские не станут накладывать вето, а создание “бесполетной зоны” не превратится в операцию по смене режима.

Однако после прилюдной расправы над Каддафи и бестактного ликования американского госсекретаря Москва решила, что Вашингтон нарушил уговор. Для Путина, который тогда был премьер-министром, но готовился снова расправить крылья, это наверняка стало точкой невозврата.

Это если для него — а что для нас?

К 2011–2012 годам неизбираемая внешнеполитическая элита США (которая и заправляет всем, кого бы мы, американцы, ни усадили в Белый дом) решила, что с Путиным никаких дел мы вести не можем — и не будем. Любые дипломатические cношения прекратились — но не с переворотом на Майдане и вспыхнувшей на Украине весной 2014 года гражданской войной и уж точно не с началом российской спецоперации на Украине в феврале 2022 года. Нет, в действительности они прервались, когда Путин решил вернуться на пост президента России на третий срок.

После развернувшихся в Москве антиправительственных протестов, когда Путин четко обозначил свои намерения, якобы самые сведущие аналитики и знатоки России пустились в буйные фантазии. И, что характерно, раз за разом оказывались неправы. Маша Гессен (теперь просто “М.”) заявила на страницах The Guardian, что российские СМИ отвернулись от Путина и предсказали, что его режим вот-вот “рухнет”. Леон Арон из Американского института предпринимательства заявил в статье с говорящим названием “Путин — политический труп” на страницах журнала Foreign Policy, что “российское протестное движение расширяется и радикализуется, и ключевой вопрос в преддверии президентских выборов 4 марта заключается в том, выживет ли и путинизм, и лично Владимир Путин”. И сам же отвечал на свой вопрос отрицательно.

В другом “анализе”, малость попроще и пониже по сложности, Джулия Иоффе из The New Republic твитнула: “Слыхали? Путину капец!”

Как раз в это время, в ходе моей недолгой и неудачной службы в Фогги-Боттоме (“Туманная долина”, район Вашингтона, где находится штаб-квартира Госдепартамента США, — прим. ИноСМИ), я узнал о телеграмме, которую отправили агенты правоохранительных органов США, забрав некоего гражданина России с просроченными документами на допрос в аэропорту Калифорнии. С захватывающей дух срочностью они поведали, как в процессе дознания выяснили, что, по мнению задержанного, Владимир Путин непременно вернется в президентское кресло на третий срок. Я еще подумал: “Ну и отчего же так всполошились эти Капитаны Очевидность?” Разумеется, вернется. Но я оказался несправедлив: в конце концов, эта “новость” стала неприятным сюрпризом для агентов на Западе и для их начальников в Белом доме.

Некоторые наверняка вспомнят, что примерно в то время тогдашний вице-президент Джозеф Байден был командирован в Москву, чтобы сообщить действующему премьер-министру Путину, что на его месте он бы не стал баллотироваться на третий срок. Белый дом, должно быть, не знал, что серьезные люди склонны игнорировать непрошеные советы из уст несерьезных. Однако к этому времени президент и его смехотворно себялюбивый главный советник по России внушили себе, что действующий (и, увы, очень временный) президент Дмитрий Медведев вернется на второй срок — в основном, как тогда считалось, благодаря личным отношениям с американским президентом.

Тогда личная связь между Обамой и Медведевым считалась чем-то имеющим значение. И по какой-то необъяснимой причине предполагалось, что она неким образом скажется на расчетах человека, облеченного фактической властью в России.

Я впервые попал в Вашингтон летом 2010 года по приглашению тогдашнего друга. Мне, новичку и бывшей канцелярской крысе из Goldman Sachs, устроил экскурсию по Западному крылу сам спичрайтер Обамы. Спичрайтер, которого тогда считали чуть ли не вторым пришествием Теда Соренсена (Теодор Чайкин Соренсен — юрист, писатель, советник и спичрайтер президента Джона Кеннеди, — прим. ИноСМИ), проявил крайнюю любезность к новоприбывшему из Нью-Йорка. В ходе экскурсии он остановился у фотографии своего босса и Медведева за обедом в Ray’s Hell Burger в Арлингтоне.

“Президент, — сказал он, — в этом парне души не чает”.

Я еще подумал: “Плохо дело”, — но ничего не сказал. Когда отношения США и России слишком зависят от личных отношений между руководителями (как тогда), ничем хорошим это не заканчивается. В том случае некий прок все же вышел: хотя бы новый договор СНВ. Однако возвращение Путина на пост президента на третий срок развеяло повсеместные ожидания, что у Обамы будет еще четыре года, чтобы поработать с якобы прозападным Медведевым (кстати, обратите внимание, какой длинный путь в совершенно противоположном направлении тот проделал с тех пор).

Поэтому, когда Путин поступил, как и собирался (и это понимал каждый серьезный человек), и вернулся на третий срок, последовало десятилетие горьких обид и обвинений — из уст Белого дома, Капитолийского холма и наших проправительственных СМИ.

Остальное — история. Неутешительная.