Нанесение решающих повреждений бронебойными снарядами вражескому броненосцу. Способы и условия

Целью стрельбы бронебойными снарядами по вражескому кораблю является нанесение ему повреждений, при которых он погибнет или же, как минимум, не сможет продолжать бой. Назовем такие повреждения решающими.

О способах

Наиболее очевидными способами нанести решающие повреждения бронебойными снарядами будут попадания, вызывающие потерю плавучести, детонацию боеприпасов, либо же выводящие из строя машины и котлы корабля. В первом случае корабль противника пойдет ко дну, во втором – взлетит на воздух, а в третьем – утратит ход частично или полностью, не сможет держать свое место в строю и может быть добит впоследствии. Существуют иные способы нанесения решающих повреждений, но остановимся пока на этих.

Применительно к японским броненосным кораблям эпохи русско-японской войны, перечисленные выше повреждения могли быть нанесены путем поражения цитадели, а также башен и барбетов артиллерии главного калибра. Причины очевидны – башни и барбеты имели прямое сообщение с погребами боеприпасов, так что огонь и энергия взрыва, распространившаяся в них, вполне могла вызвать детонацию. Поражение цитадели могло привести к выходу из строя котлов и машин, а также к детонации погребов среднекалиберной артиллерии.

Попадания в иные части броненосцев и броненосных крейсеров бронебойными снарядами решающих повреждений нанести, по всей видимости, не могли. Разумеется, бронебойные снаряды способны разбить относительно тонкие бронеплиты, защищающие оконечности кораблей, вызвав затопления этих оконечностей. Но затопления эти носили бы локальный характер, их ограничивала броневая палуба, которая в оконечностях располагалась существенно ниже ватерлинии. Шансов ее повредить у бронебойных снарядов было немного, но даже в случае, если бы такие повреждения все же были нанесены, затопление должно было локализоваться водонепроницаемыми переборками. Разумеется, на войне бывает всякое, но все же утопить японский броненосец, целенаправленно громя его оконечности, шансов было не слишком много. К тому же для решения такой задачи целесообразнее использовать крупнокалиберные фугасные снаряды: 99-102 мм броня оконечностей для них преградой не являлась, а шансов нарушить водонепроницаемость броневой палубы силой взрыва или осколками было б заметно больше.

Что же до попаданий в казематы, то они могли привести к решающим повреждениям лишь в одном случае — если бы в результате взрыва и пожара в них огонь дошел до погребов боезапаса. Однако шансов на подобный исход было крайне немного, если они были вообще. Во-первых, для этого требовалось прямое сообщение между казематом и погребом, а такового на ряде японских броненосных кораблей (не знаю, возможно, и на всех) не имелось — боеприпасы среднекалиберной артиллерии подавались в специальные коридоры, по которым транспортировались до казематов.

Во-вторых, даже при наличии такого сообщения, взрыв в каземате должен иметь куда больше силы, чем мог дать бронебойный 12-дм снаряд. Не будем забывать, что фугасный снаряд обр. 1907 г., поразивший каземат линейного крейсера «Гебен» (имевший-таки сообщение с погребом боеприпасов), даже с учетом детонации снарядов в каземате, все же не смог вызвать подрыв погребов, хотя огонь до них и дошел. И это при том, что масса ВВ в том снаряде на порядок превосходила аналогичный показатель его 12-дм бронебойного 331,7 кг «коллеги» хоть в пироксилиновом, хоть в пороховом снаряжении.

В сражениях русско-японской войны наши артиллеристы неоднократно добивались попаданий в казематы противника. Собственно говоря, наиболее результативное русское попадание как раз и дал 8-дм (по всей видимости) снаряд, поразивший каземат «Иватэ». Сильнейший взрыв складированных в нем боеприпасов (не досчитались 23 бронебойных 6-дм снаряда, 36 зарядов для 6-дм пушек, и 24 76-мм патронов, но все ли они детонировали - неизвестно) привел к гибели 40 человек, ранено было 36, при этом три 6-дм орудия были выведены из строя.


Однако даже такой урон привел лишь к кратковременному выходу «Иватэ» из строя, после чего крейсер вернулся на свое место и продолжал сражаться до конца боя.

Теоретически, цитадель японского броненосного корабля можно было бы поразить через палубу. Практически же на дистанциях, с которых применяли бронебойные снаряды, их траектория была слишком настильной, чтобы рассчитывать на это.

Итак, для нанесения решающих повреждений следовало поразить башни, барбеты или цитадель японского броненосца или броненосного крейсера. Однако у этой задачи есть свои особенности. Первая особенность очевидна донельзя – именно эти части боевых кораблей получали самую сильную защиту. Вторая же особенность чуть менее очевидна – в цитадель и барбет очень сложно попасть. А попасть результативно – еще сложнее. Проиллюстрирую этот тезис на примере флагманского броненосца Х. Того «Микаса».

Важность позиции

Представляя уважаемому читателю свои расчеты бронепробиваемости, я показывал дистанции, с которых вражеская броня будет пробиваться в двух вариантах: при попадании снаряда с отклонением от нормали под углом 25 град. и, во втором случае, под углом падения снаряда. При соблюдении этих условий дистанция поражения цитадели «Микасы» в районе 222-мм пояса бронебойным снарядом с пироксилиновой начинкой и трубкой Бринка, выпущенном из 12"/40 орудия обр. 1895 г., составляет 20-25 кабельтов.

Но давайте посмотрим, что нужно было сделать командиру корабля, чтобы обеспечить такие углы.

Предположим, что наша эскадра из 7 броненосцев вступила в бой с тем же числом кораблей неприятеля, каждый из которых имеет защиту «Микасы». И наша, и вражеская эскадры следуют в параллельных кильватерных колоннах с интервалами в 300 м между кораблями. Предположим также, что каждый броненосец имеет противника строго на траверзе, то есть все противники расположены друг напротив друга.

В случае, если бой ведется на дистанции в 25 кабельтов, то каждый наш броненосец способен поразить цитадель лишь того вражеского корабля, который находится на его траверзе. Чуть впереди или позади, или же курсы хоть слегка сходятся или расходятся – всё, тут уже можно будет уповать только на вероятностный характер формул бронепробития, то есть на «авось повезет». Именно поэтому не стоит рассматривать верхние границы рассчитанных мною данных как дистанцию огневого боя – по сути, это расстояние, на котором поражение соответствующей части вражеского корабля возможно лишь при «золотом выстреле», то есть исключительно удачном стечении обстоятельств.

Дистанция, на которой вражеская защита пробивается снарядом, попадающим в цель с отклонением от нормали в 25 град., уже ближе к реальности. Предположим, что наши и японские корабли идут в описанном выше порядке, но расстояние между колоннами составляет не 25, а 18 кабельтов. В этом случае каждый эскадренный броненосец может эффективно поражать бронебойными снарядами не только ближайший к нему корабль, но и три идущих впереди и столько же следующих за ним неприятельских броненосца. Соответственно, возглавляющий строй корабль может обстреливать любой из четырех головных броненосцев противника, а эскадренный броненосец, следующий четвертым в строю, может эффективно применить бронебойные 12-дм снаряды по любому кораблю неприятеля.

Но это если курсы строго параллельны. А если нет, и, например, корабли идут сходящимися курсами, образующими угол 10 градусов, то попытка обстрелять третий корабль позади того, что на траверзе, уже не приведет к успеху, так как он будет находиться под невыгодным углом.

Вот только есть одна проблема. Дело в том, что до появления аналоговых вычислителей и радаров управления артогнем точно определить курс вражеского корабля было совершенно невозможно. Даже в эпоху дредноутов определяли его на глазок, а затем уточняли пристрелкой. Поэтому, даже сблизившись с неприятельским строем на те же 20 кабельтов на вроде бы параллельных (но может быть и нет!) курсах, для успешного применения бронебойных снарядов все равно требовалось стрелять по неприятелю, находящемуся как можно ближе к траверзу.

Правда, на боевую рубку и барбеты это правило не распространялось, либо же не было столь жестким. Дело в том, что круглый в сечении барбет на любом курсовом угле и при любом взаимном положении кораблей при удаче мог быть поражен снарядом без отклонения от нормали.

Вероятность попадания

Допустим, нашему броненосцу удалось занять нужную позицию в 20 кабельтовых от «Микасы». Насколько велики шансы поразить цитадель в районе машинных и котельных отделений?

По данным А. А. Белова, цитадель «Микасы» имела длину 78 м, из которых участок, защищенный 222-мм броней, составлял 47,6 м, а 173-мм – соответственно 30,4 м. При этом высота цитадели составляла 2,36 м, однако в нормальном водоизмещении верхняя кромка ее бронеплит возвышалась над ватерлинией всего на 0,76 м.

Вернее, должна была возвышаться по проекту. В реальности же «Микаса» имел строительную перегрузку в 784 т: с учетом того, что водоизмещение броненосца увеличивалось на 63,5 т на каждый дюйм осадки, получаем, что при нормальном водоизмещении броневой пояс возвышался над водой всего на 44,6 см. Для «Микасы» нормальный запас угля составлял всего 700 т, в то время как полный доходил до 1 521 т, если не больше. То есть с полным запасом угля главный броневой пояс «Микасы» возвышался над водой всего только на 11,76 см – и это при отсутствии иных перегрузок, кроме строительной.

Очевидно, что главный бронепояс цитадели является очень сложной целью. Предположим, что «Микаса» был построен вовсе без строительной перегрузки. Предположим также, что Х. Того, пренебрегая дополнительной защитой, которую давали угольные ямы, и дальностью хода, все же довел осадку до проектной – в нормальном водоизмещении корабля. В этом случае, возвышаясь над водой на 0,76 м, площадь цитадели (222 мм и 173 мм участков) составит 59,3 кв. м.

Прицельно поразить цель подобных размеров на дистанции 20 кабельтов практически невозможно. Японцы, тренируясь перед Цусимой, стреляли с 12,5-15 кабельтов в остров, чья площадь составляла 250-360 кв.м. (25-30 м в длину и 10-12 м в высоту), причем из 32 12-дм снарядов в остров попали 16, то есть процент попаданий составил 50%. Здесь же площадь кратно меньше, а дистанция – больше. Однако простое сопоставление площадей не дает представления о сложности задачи. Как известно, артиллеристы тех лет вынуждены были выбирать поправку на качку «на глазок», а на дистанции в 20 кабельтов высота 0,76 м соответствует углу прицеливания 0,0119 град. Обеспечить такую точность вертикальной наводки в условиях качки, очевидно, совершенно невозможно, а ведь есть еще и рассеивание, способное забросить снаряд выше или ниже точки прицеливания. То есть, целясь в ватерлинию, мы все равно получим, что основная масса снарядов будет лететь выше или ниже. К чему это приведет?

Если наводчик, целясь в ватерлинию корабля, ошибется на эти же самые 0,0119 градуса вниз, то снаряд попадет в 222-мм плиту на 0,76 м ниже ватерлинии. Вот только перед этим ему предстоит пройти примерно 17,7 м в воде, так как на дистанции в 20 кабельтов угол падения 331,7-кг снаряда, выпущенного из 12-дм/40 пушки обр. 1895 г., составит примерно 2,46 град. К сожалению, я не могу рассчитать, насколько при этом упадет скорость снаряда, но очевидно, что снижение будет, так что добраться до котельных или машинных отделений у такого снаряда уже может и не получиться.

Если же наводчик ошибется на 0,0119 градуса «вверх», то снаряд ударит точно в стык 222-мм плиты главного броневого пояса и 148-мм плиты верхнего броневого пояса. При этом верхняя кромка главного броневого пояса располагалась на 5 см выше уровня горизонтальной броневой палубы. Соответственно, снаряд, нормализовавшийся в броне, пойдет по траектории, параллельной палубе, причем его продольная ось будет выше нее.

Теперь посмотрим на барбеты того же «Микасы». Предполагая, что их геометрические размеры совпадают с таковыми на «Асахи», получим, что ширина барбета (внешняя) составляла порядка 37,5 фута или 11,43 м, а высота — примерно 6,4 м. Площадь получается тоже весьма небольшой, но все же больше, чем у цитадели — 73,16 кв. м. Кроме того, барбетов у броненосца все-таки два. Но проблема в том, что круглый барбет никак не может быть поражен снарядом по всей своей ширине. Для того чтобы обеспечить отклонение от нормали попадающего в барбет снаряда в размере 0-25 град., требуется поразить его не далее, чем на 1,6 м (грубо) от осевой линии.


То есть формально-то барбет «Микасы» широк, но, дабы поразить его с рассчитанной мною дистанции 4–11 кабельтов, следует на 11 кабельтов угодить снарядом точно в осевую линию, а на 4 кбт разрешается отклониться на нее аж почти на 1,6 м в обе стороны.

Ну хорошо, допустим, броня барбетов «Микасы» была ослаблена в процессе изгибания. Пусть даже она по стойкости соответствовала «улучшенному «Гарвею» — такой результат требовался на 15 и 9 кабельтов соответственно.

Иными словами, в случае с барбетом задача чуть-чуть упрощается в том плане, что при его высоте в 6,4 м наводчику уже не надо выцеливать сотые доли градуса. Достаточно выцелить «всего лишь» десятые: на дистанции в 9 кабельтов, целясь точно в центр вражеского барбета высотой 6,4 м, наводчик может себе позволить ошибиться аж на 0,111 град. вверх или вниз. Но теперь ему надо уложить снаряд в «полоску» шириной не 7,8 м, как в случае с цитаделью, а всего лишь 3,175 м (примерно). Этого, естественно, прицельно сделать также невозможно, уже хотя бы потому, что большая часть барбета находится внутри корпуса корабля, а бронебойный снаряд не будет взрываться на обшивке, так что место его попадания наводчику просто не разглядеть.

Всё вышесказанное свидетельствует об одном: нанести решающие повреждения японскому броненосному кораблю, как следует прицелившись в уязвимое место, невозможно. Для того чтобы иметь шанс поразить цитадель, башни или барбеты врага, необходимо было не только занять правильную позицию на нужной дистанции, но еще и удерживать эту позицию длительное время, в течение которого теория вероятности и статистика сделают одно из попаданий во вражеский корабль решающим.

Время в позиции

Как долго следовало удерживать позицию? Однозначного ответа на этот вопрос дать нельзя. Теория вероятности — дама капризная, она может дать попадание в цитадель первым же снарядом, а может не дать и пятнадцатым. Но какие-то рамочные расчеты произвести все-таки можно.

Так, в сражении в Желтом море из примерно 17 крупнокалиберных снарядов, поразивших японские корабли, в цитадель угодил один – то самое повреждение 173-мм бронеплиты «Микасы». Японцы добились существенно большего: цитадель «Победы» получила 1 попадание, «Пересвета» – 2, «Севастополя» – 4, «Полтавы» – 2, а всего получается 9 попаданий из 53. Таким образом, в цитадели русских броненосцев попало 17% от общего числа угодивших в них снарядов калибром 10-12 дм. Весомо, но если учесть, что как минимум 5 попаданий (три в «Севастополь» и два в «Полтаву») пришлись ниже уровня ватерлинии и не повлекли за собой сколько-то существенных повреждений, то можно говорить о том, что потенциально опасных попаданий, способных поразить котельные и машинные отделения русских кораблей, было не более 5 или 9,4%.

С другой стороны, конечно же, нужно понимать, что бой в Желтом море большую часть времени велся на больших дистанциях, исключающих эффективное применение бронебойных снарядов. Мы же говорим о куда меньших расстояниях. Но даже предположив, что с 20 кабельтов русский броненосец смог бы обеспечить точность стрельбы главным калибром в 20% и вероятность поражения цитадели попавшего во вражеский корабль снаряда составила бы 25%, то для обеспечения одного попадания в цитадель необходимо было израсходовать 20 снарядов.

По сведениям командира кормовой башни «Орла» Щербачева 4-го, они могли давать один выстрел в две минуты из башни, то есть броненосец потенциально мог выдать «на гора» в среднем один 12-дм снаряд в минуту. Соответственно, 20 снарядов можно было бы выпустить за 20 минут. Надо сказать, что показания Щербачева 4-го можно прочитать и так, что выстрел в две минуты давала не башня, а каждое орудие, но подобная трактовка крайне сомнительна. Позволю себе напомнить уважаемому читателю, что впоследствии, в бою у мыса Сарыч, «Евстафий» располагал и модернизированными орудиями, чья скорострельность была увеличена, и куда лучше подготовленными артиллеристами. Тем не менее, за 14 минут огневого контакта с «Гебеном» наш броненосец израсходовал всего 12 снарядов главного калибра, то есть выпускал менее 1-го снаряда в минуту.


Если же смотреть, скажем, скорострельность эскадренных броненосцев 1-й Тихоокеанской эскадры, продемонстрированную ими в бою при Шантунге, то для расходования 20 снарядов 12-дм им требовалось намного больше времени — что-то около часа.

Таким образом, при великолепной стрельбе и очень хороших шансах на попадание именно в цитадель, первое попадание в нее должно было случиться очень хорошо, если в первые 20 минут огня, не считая пристрелки, причем с каждой минутой вероятность такого попадания росла бы, доходя до 100% на 20-ом выпущенном снаряде. Но ведь совершенно не обязательно, что такое попадание нанесет решающие повреждения: как уже неоднократно говорилось ранее, расчетное бронепробитие носит вероятностный характер. То есть снаряд, который расчетно должен пробивать защиту указанной толщины, может ее и не пробить. Корпус может оказаться некачественным и расколоться, взрыватель может не сработать или же сработать преждевременно и т. д. Значит, для нанесения решающего повреждения одного попадания в цитадель может оказаться недостаточно.

Следовательно, для того чтобы нанести решающие повреждения вражескому броненосному кораблю бронебойными снарядами, требуется достаточно длительное время, измеряемое десятками минут.

Выводы

В силу вышесказанного, вполне очевидно, что корабль, который рассчитывает добиться победы в бою путем реализации бронебойных снарядов, должен быть способен:

1. Занять позицию относительно вражеского корабля, в которой бронебойные снаряды будут способны пробивать защиту цитадели, барбетов и башен;

2. Удерживать эту позицию длительное время, достаточное для того, чтобы добиться такого количества попаданий во вражеский корабль, при котором статистическое их распределение позволит добиться результативного попадания в цитадель и/или башни, барбеты.

Для того чтобы реализовать оба этих условия, требуется выполнение хотя бы одного из двух требований:

1. Противник должен стремиться достигнуть победы тем же способом, что и мы, то есть путем применения бронебойных снарядов. В этом случае он будет вынужден сходится на короткие дистанции и занимать позиции, в которых он и сам мог быть поражен такими снарядами.

2. Наша эскадра должна обладать преимуществом в скорости с тем, чтобы навязать неприятелю сражение на своих условиях.

Отмечу также, что первый вариант выглядит заведомо неоптимальным, так как неприятель, превосходящий нашу эскадру в скорости, даже сойдясь с нами на кинжальную дистанцию, способен разорвать ее и отступить, если ситуация складывается не в его пользу.

В силу вышесказанного, я рискну утверждать, что концепция бронебойных снарядов как главного оружия флота, которую принял Российский императорский флот, ставила высокие требования к эскадренной скорости кораблей. Мало было создать хорошие бронебойные снаряды (и даже тут случилась заминка – 12-дм пушки, главное оружие флота, получило таковые с порохом и трубкой обр. 1894 г., что, по сути, перевело хорошие бронебойные снаряды в категорию плохих полубронебойных), нужно было еще обеспечить тактические требования к их применению. А для этого требовалось обеспечить наши Тихоокеанские эскадры кораблями, превосходящими или хотя бы равными в эскадренной скорости боевым отрядам японского флота.

Продолжение следует...