Надежда была. В течение удивительно короткого времени русский народ нашел внутренние силы, чтобы побороть беду, взять свою судьбу за горло и восстановить страну собственными руками. Постоянный автор Readovka Евгений Норин расскажет, как это происходило.
Основы будущей Смуты закладывались еще при Иване Грозном. При всем обилии жен этот правитель не был одарен многочисленными дожившими до взрослого возраста детьми. В 1581 году в 27 лет скончался Иван Иванович – старший сын и наследник Грозного. Обстоятельства смерти по-прежнему неясны. Ходили слухи об убийстве Ивана отцом в пылу ссоры. Картина Репина «Иван Грозный и сын его Иван» изображает одну из версий события – но не стоит считать работу живописца точкой в историческом споре. Как бы то ни было, по смерти Ивана Грозного на трон взошел следующий из живых к тому моменту сыновей – Федор.
Федор Иванович – личность своеобразная. Трону он предпочитал церковь, и современники подвергали сомнению даже его интеллектуальную полноценность. В действительности, если суммировать то, что мы знаем о нем, перед нами предстает не идиот, а скорее эскапист. Человек, никогда не готовившийся в цари и не находивший удовольствия в правлении государством, однако, оказался далеко не худшим царем, а, когда требовалось, мог проявить и волю. Текущим управлением занимался кружок собравшихся вокруг трона интриганов-аристократов. Самым ловким и разумным из них оказался Борис Годунов.
Годунов происходил из рода не совсем уж захудалого, но совершенно не относящегося к сливкам московского нобилитета. Однако пертурбации опричнины, когда многие старые аристократы окончили жизнь на плахе, и личная энергия вознесли его высоко. Во время царствования Федора Годунов стал фактическим правителем страны. Он сумел разными способами переиграть многочисленных соперников. Некоторые попали в государеву опалу (и часто за дело), кое-кого устранили физически. Наконец, в 1591 году при туманных обстоятельствах погиб царевич Дмитрий – последний сын Ивана Грозного.
Смерть Дмитрия – один из тех эпизодов отечественной истории, которые вряд ли получат однозначное объяснение. Официальная версия по результатам расследования состоит в том, что имел место несчастный случай и мальчик зарезал сам себя, играя в ножички, когда его сразил приступ эпилепсии. Этот вариант подвергали сомнению с самого начала. Люди, которые мешали планам Годунова, всегда рисковали оказаться жертвами несчастного случая или неожиданной скоротечной болезни. Однако не пойман – не убийца: прямых доказательств причастности Бориса Годунова к смерти Дмитрия не существует. Фактически его гвоздями приколотил к гибели царевича Пушкин, а не следователи.
Как бы то ни было, в 1598 году, когда Федор скончался, не оставив наследника, Борис Годунов имел на руках все карты. Он сумел заручиться поддержкой горожан, духовенства, части аристократии – и все это благополучно конвертировал в собственное избрание царем.
Годунов в действительности был хорошим правителем. Он предстал не только ловким интриганом, но и разумным государственным деятелем. Царствование Федора, при котором фактически из-за кулис управлял страной Годунов, можно смело назвать счастливым, особенно по сравнению с тем, что было до и после. В сущности, если бы Годунову история отпустила больше времени (и легитимности), мы бы помнили о нем как о кардинале Ришелье русской истории, а может быть, именно он, а не Петр Великий, занял бы нишу царя-реформатора. Однако случилось то, что случилось.
Если бы Годунову некий нострадамус предсказал, что его погубит извержение вулкана в Перу, он не то что не поверил бы, а скорее всего, переспросил бы, о чем вообще речь. Тем не менее произошло именно это.
19 февраля 1600 года вулкан Уайнапутина неподалеку от побережья Тихого океана взорвался, выбросив в атмосферу безумное количество пепла. В области вокруг него погибли 1,5 тыс человек, но не менее страшным извержение оказалось для дальних краев. Мир окутала короткая «вулканическая зима».
В России климат и так суровый. А это похолодание сделало его убийственным. Если во Франции жаловались на плохой урожай вина, то у нас начался массовый голод. Внезапные очень сильные холода загубили урожаи 1601 и 1602 годов. В 1603 погода более-менее нормализовалась, но во многих местах уже было нечего сеять.
Правительство Годунова яростно боролось с невесть откуда свалившейся бедой. Людям раздавали зерно, муку и деньги из государственных запасов. Но это мало помогало. Из деревень народ бежал в Москву. На дорогах свирепствовали сначала разбойники, а затем банды людоедов. Русским людям казалось, что на них ополчилось само мироздание.
Будь Годунов природным царем, он, вероятно, выдержал бы этот ужас. Но теперь ему припоминали все грехи – и выдуманные, и реальные. Люди XVII столетия иначе видели мир, чем мы, и стихийные бедствия рассматривались как наказание. А Годунов с его прошлым выскочки и мутной дорогой к трону выглядел слишком подходящим кандидатом на роль козла отпущения.
Слухами, массовой истерией и отчаянием воспользовался молодой авантюрист, которого страна запомнила как Лжедмитрия I.
Реальная его личность – до сих пор предмет споров. Кое-что, впрочем, сказать можно. Этот человек был неплохо (хотя и без особого блеска) образован, имел представление о придворном этикете и обычаях и в целом так или иначе получил воспитание молодого аристократа. По наиболее широко разделяемой ныне версии, он сын обедневших дворян со сложной биографией. Как бы то ни было, Лжедмитрий объявился в восточных пределах Речи Посполитой, которая тогда включала Польшу и территории нынешних Украины и Белоруссии. Там молодой человек обратился к братьям Вишневецким, магнатам, контролировавшим обширные просторы незалежной, и заявил, что он-де чудесно спасшийся царевич Дмитрий, сын Ивана Грозного, намерен вернуться в Россию, чтобы получить свой трон, вырвав его у узурпатора Годунова.
Лжедмитрий или был искренне уверен в своем происхождении, или исключительно убедительно врал. Во всяком случае, он убедил многих в Речи Посполитой себе помогать. Мотивация была разной. В Польше распространилось убеждение (его сторонники есть даже в современной Польше), что это действительно законный наследник престола, но большинством, конечно, двигали не романтические позывы. Страна в те времена постоянно бурлила гражданскими войнами и смутами, и в Польше постоянно были бедные, но амбициозные шляхтичи, желавшие разом прыгнуть в дамки с самого низа, или те, кого на родине просто преследовали за какие-то выходки вроде вооруженного мятежа. Эти ждали, что претендент победит, а там не забудет их вознаградить. Многие из высших сановников отлично понимали, что царь не настоящий, но исходили из того, что он может ослабить Россию или как минимум увеличить влияние Польши на русские дела.
Первые попытки Лжедмитрия проникнуть в русские пределы закончились неудачно. Да, он нашел себе сторонников, но в итоге правительственные войска разгромили претендента, его польских доброхотов и местных подельников. Однако тот не терял оптимизма: по мере нарастания внутренних противоречий в царстве Годунова акции Лжедмитрия росли. В конечном счете в дело вмешался случай. В апреле 1605 года Бориса Годунова сразил инсульт, и в возрасте 53 лет он умер. Его сын Федор в 16 лет вовсе не пользовался популярностью – правление продлилось 47 дней. В это время войска Лжедмитрия шли к Москве, обрастая сторонниками. Федор был свергнут и вскоре убит вместе с матерью.
Лжедмитрий вступил в столицу. Его признали истинным царем все, включая «собственную мать» Марию Нагую.
Сам он был неплохим человеком. Однако этот авантюрист отнесся к собственной власти с удивительным легкомыслием. Лжедмитрий был взбалмошный, запросто нарушал принятые при русском дворе нормы, многое позволял своей польской «гвардии» и вдобавок очень беспечно относился к собственной безопасности. Когда против него созрел заговор, претендент воспринял это предельно несерьезно. Лидера заговорщиков, князя Василия Шуйского, отправили на плаху, но помиловали и даже не выслали из Москвы. Разумеется, тот быстро вернулся к плетению интриг.
В результате, не проправив и года, Лжедмитрий пал жертвой переворота, устроенного группой князей и бояр во главе с Василием Шуйским. Самозванец был убит. Царем стал Шуйский.
Его правление продлилось недолго. Оказалось, единственный талант «царя Васьки» – лезть к вершинам власти. Но он не пользовался ни малейшим авторитетом и никакой народной любви не снискал.
С воцарением Шуйского и без того шаткий престиж государства рухнул. Началось крестьянское восстание под началом Ивана Болотникова, причем бунтовщики даже осадили Москву. Явился самозванец, выдававший себя за сына царя Федора (не существовавшего никогда). Болотников и этот самозванец были разбиты, взяты в плен и казнены, но это мало помогло делу. После падения Лжедмитрия I поляки никуда не делись. Русь привлекла множество авантюристов, по стране гуляли отряды наемников, крымские татары и ногайцы резвились как хотели, разоряя пограничье. Наконец, объявился еще один самозванец – Лжедмитрий II. Здесь уже было куда меньше какой-то искренней массовой убежденности в том, что это действительно царь. Тем более что второй Лжедмитрий куда меньше первого соответствовал образу и вел себя именно как удачливый мошенник. Сам он являлся скорее игрушкой собственных польских наемников, чем их господином. Однако даже такому претенденту были готовы присягать города, хотя бы ради защиты и для того, чтобы не оказаться разоренными. Войско Лжедмитрия II орудовало в Центральной России, и унять его не выходило.
Шуйский все же смог организовать сопротивление. Москва стянула русские подразделения с окраин, а у Швеции добыла наемников под обещание территориальных уступок.
Теперь время переживать наступило для Лжедмитрия. Его войска всюду терпели поражение. Однако история совершила новый поворот – в войну официально вмешались поляки.
Король Сигизмунд III увидел в происходящем на Руси шанс реализовать собственные амбиции. Польская армия вторглась на Русь с запада. Сигизмунд надолго увяз в осаде Смоленска, защищаемого энергичным воеводой Шеиным. Однако русско-шведское полевое войско было наголову разгромлено у села Клушино летом 1610 года.
У Москвы стояли одновременно две армии – Лжедмитрия II и польская, гетмана Станислава Жолкевского. На этаком фоне в столице созрел очередной заговор. Шуйского сбросили с престола, русским царем объявили королевича Польши Владислава. Бывшего правителя сначала силой постригли в монахи, затем вывезли в Польшу. Там Шуйского всячески унижали, и в итоге он умер в заключении. Власть оказалась в руках у совета из семи бояр и польских интервентов.
Контролировать Русь целиком вторженцы не могли. Государства на огромном пространстве не было уже никакого. Польский комендант Гонсевский помыкал боярами как хотел, а королевич Владислав вовсе не торопился ехать в Россию, хотя переговоры велись. Русь грабили шведские наемники, местные бандиты, польские перекати-армии. Лжедмитрий II глупо погиб из-за личного конфликта, но самозванцев по стране ходило множество. В некоторых случаях очередного лже-кого-нибудь признавали, просто чтобы получить хоть какого-то «правителя» в окрестностях и иметь теоретически хоть сколько-то легитимную защиту. Получалось плохо. Куда лучше помогали сельские отряды самообороны. В некоторых деревнях происходили истории в духе «Семи самураев»: крестьяне со служилыми людьми или даже без оных окапывались, строили частоколы, и штурм мог вообще провалиться – деревенские отстреливались и вынуждали «воров» искать добычу попроще.
На этом этапе на первый план неожиданно вышел патриарх Гермоген. Старый священник оказался талантливым публицистом. Он постоянно писал воззвания, требуя подняться против оккупантов и восстановить страну, избрав законного царя. Яростный патриарх был слишком популярен, чтобы просто его убить, а угрозы не имели эффекта – Гермоген просто проклинал всех, кто пытался на него воздействовать.
Призывы Ляпунова находили сочувствие в провинции, охваченной анархией, и в Москве, захваченной солдатней. Наемники везде одинаковы. Солдаты задирали горожан, приставали к женщинам, вымогали товары без платы, грабили. Так что стычки происходили регулярно.
В это время за пределами Москвы дворянин Прокопий Ляпунов собирал освободительное Первое ополчение. Он обладал лидерскими качествами, некой харизмой и талантами бойца. Прокопий всерьез готовился к походу на Москву во главе отрядов служилых людей и казаков. Однако события пошли по своему сценарию.
В марте 1611 года в Москве вспыхнуло не подготовленное толком никем отчаянное восстание против поляков. После очередной выходки солдат завязалась драка между наемниками и жителями, затем одни схватились за сабли, а другие за оглобли. На фоне долгой войны Москву наводнило оружие. Люди на ходу сколачивали отряды, повстанцев было очень много, и поляков выбили в центр города.
И тогда комендант Гонсевский распорядился поджечь город.
Сырой весной столица разгоралась плохо, хоть и была деревянной. У поляков возникла теория, что Москва заколдована. Но в итоге оказалось, что, если положить достаточно пороха, магия не помогает. Город все же удалось запалить, и жители разбежались тушить свое достояние.
Москва была разорена. Руины, уцелевшие здания, пожарища, баррикады и острожки. Проехать город насквозь стало проблемно. В этом лабиринте шли бои: русские, поляки и мародеры стреляли друг в друга среди развалин. К Москве спешно шли ополченцы Ляпунова. Им не удалось разбить поляков, но они сумели закрепиться у города.
Столица разрушалась в новых боях. В лабиринте улиц велись редкие схватки и грабежи. Поляки сидели в центре города за укреплениями, русские же старались выбить их оттуда. В это время Ляпунов пытался навести порядок в своем войске. Дисциплина падала. Денег не хватало, поэтому солдаты мародерили, чтобы просто прокормить себя. Армию разлагало пьянство. Казаки вообще не хотели подчиняться военным. В итоге в один вовсе не прекрасный момент Гонсевскому удалось подкинуть казакам липу о планах Ляпунова убить казачьих лидеров. Тот, может, и хотел бы повесить казачьих командиров, но в реальности все же не собирался этого делать. Как бы то ни было, во время попытки договориться с казачьим атаманом Заруцким о совместных действиях возникла жестокая ссора, в результате которой какой-то казачок рубанул Ляпунова саблей по голове.
С его гибелью Первое ополчение начало разваливаться. Служилые люди расходились по домам. Кое-кто остался в лагере ополчения у Москвы, но теперь они даже не могли воспрещать движение польских конвоев, провозивших в город продовольствие и порох, и вести ротацию. С одним из таких конвоев покинул столицу и Гонсевский, который утащил с собой все, что успел награбить в городе, включая царские сокровища. В Кремле, однако, остался мощный гарнизон.
Спасение Отечества пришло откуда не ждали.
Кузьма Минин никогда не грезил карьерой героя войны и не был воином. Он купец, торговавший мясом в Нижнем Новгороде. Но тогда Минин решил, что раз государства нет, царя нет, а герой необходим, то героем будет он, и справится он теми силами, какие есть.
Для начала, по словам Минина, ему во снах стали являться святые, призывавшие на борьбу. Стоит признать, что святые были необыкновенно конкретными людьми: во снах они не ограничивались лозунгами, а выдавали детальные инструкции и советовали сперва собрать денег.
Минин начал ровно с того, на чем сгорел Ляпунов. Второе Ополчение, ополчение Минина и Пожарского, создавалось с тыла. Минин пожертвовал часть собственного имущества и организовал «срочносбор пацанам на броники» с остальных земляков. Деньги требовались на сбор войска.
К тому моменту Смоленск уже давно пал. Важно это в том аспекте, что многие служилые из окрестностей города осели в Арзамасе, неподалеку от Нижнего Новгорода. Смоляне были спаянным боевым коллективом, умели воевать, они были злы как черти и заряжены на войну. Но у них отсутствовали деньги, снаряжение износилось, лошади отощали, а сами бойцы ходили полуголодными.
Для того чтобы получить крепкое ядро войска, Минин не пожалел средств. Бойцы отъелись, перевооружились, а, пока они готовились к походу, в Нижний стягивались отряды со всей страны. Пришло даже войско из Тобольска и подразделение из Чердыни.
Минин искал полководца для этой армии, и вскоре таковой нашелся.
Дмитрий Пожарский лечился после московского восстания. Он дрался на улицах вместе с Ляпуновым, был тяжело ранен и обожжен. Минин убедил Пожарского возглавить армию.
Тот был хорошим тактиком, но главное его достоинство лежало не в плоскости профессиональных качеств, а в области личного. Пожарский ухитрился за все эти годы не замараться и сохранить репутацию честного человека, который последовательно служил хоть сколько-то признанным правительствам. Он никогда не имел отношения к полякам, Лжедмитрию II или мародерским бандам.
Личные качества Пожарский проявил немедленно. Полководец не стал домогаться диктаторских полномочий. Наоборот, потребовав полноты военной власти, Пожарский заявил, что гражданское управление должен осуществлять не он. Общественным лидером и управленцем стал именно Минин, получивший под это дело уникальное звание – выборный от всей земли человек.
Командиры нового ополчения связались с патриархом Гермогеном и получили благословение своего похода. У русских имелись армия, хорошо вооруженная и снабжаемая, деньги, тыл и одобрение выдающегося духовного лидера. Гермоген умер несколько месяцев спустя, но уже знал, что помощь идет.
Весной 1612 года Второе ополчение вышло на Москву.
На марше оио росло. Это было самое демократичное войско своей эпохи. Минин и Пожарский включали отряды русских служилых людей – стрельцов, казаков, дворянской кавалерии. Присоединялись даже польские наемники.
Поляки в Москве знали о приготовлениях Минина и Пожарского и откровенно веселились.
Если бы они представляли, что происходит в лагере ополченцев, то веселились бы меньше. Русские организовали регулярный сбор налогов и насадили жесткую дисциплину. Бандитами и мародерами были щедро увешаны окрестные деревья. Пьянство пресекалось. Попытка родичей самого Минина с помощью родственных связей уклониться от сборов на армию кончилась отправкой отряда для изъятия недостающего. Минин и Пожарский остановили коррупцию, понимая, что деньги – кровь войны, а второго шанса не будет. На этом фоне в городах и селах по дороге ополченцев были готовы носить на руках.
Щепетильность в денежных вопросах и жесткость в дисциплине произвели потрясающий эффект. Ополчение приобрело репутацию серьезной структуры, где спрашивают как с двоих и платят как троим. После смерти Гермогена с денежными и одновременно духовными вопросами помогал разобраться келарь Троице-Сергиевой Лавры Авраамий Палицын. Лавра в свое время устояла перед долгой осадой полусолдатами-полубандитами Лжедмитрия II. Тогда служилые люди, монахи и паломники отбились от польских отрядов Лисовского и Сапеги после многих месяцев блокады и штурмов.
Кстати, в осаде тогда среди прочих сидела дочь покойного Бориса Годунова Ксения, ушедшая в монастырь после гибели отца и брата и домогательств Лжедмитрия I.
Теперь сокровища Лавры работали на ополчение. Новые отряды попадали в слаженный коллектив и быстро проникались общим настроением. Ополчение было армией порядка, который позволял богатому не дрожать за имущество, а бедному – за жизнь.
Во время похода ополчение на 4 месяца задержалось в Ярославле. Минин налаживал гражданскую администрацию в стране, создавал запасы, а Пожарский сколачивал армию. Помимо этого, русские сделали хитрый дипломатический ход: договорились о нейтралитете со шведами, пообещав рассмотреть кандидатуру шведского принца на русский престол.
Вскоре войско двинулось к столице.
У Москвы Второе ополчение присоединило остатки Первого. В бедной стране все равно было тяжело собрать действительно сильное войско, так что даже в сумме ополченцы располагали едва 10 тыс людей. Подобно Германии на излете Тридцатилетней войны, Русь в эпоху поздней Смуты просто как театр военных действий не могла бы выдержать больших армий: 20 или 30 тыс бойцов просто вымерли бы от бескормицы.
Параллельно с запада к Москве подходили поляки – армия гетмана Ходкевича.
Тот был прославленным полководцем своей эпохи, человеком, одержавшим море побед. Его армия включала знаменитых крылатых гусар – лучшую тяжелую конницу своего времени. Наемная пехота из Венгрии и Германии придавала войску устойчивость, а собственные люди Ходкевича были преданы ему фанатично. С собой он вез 400 повозок с провиантом и порохом.
На тот момент, выбирая между Ходкевичем и Пожарским, на русского командира едва ли кто-то был готов поставить. Даже в наше время Пожарского историки любят похлопывать по плечу – что гений, то не гений. Но тот имел бы, что сказать в ответ.
Русские насчитывали около 10-11 тыс бойцов. Поляки – 10-12 тыс в поле и до 3 тыс в крепости. Однако гарнизон Москвы был уже приморен недоеданием, а русские имели куда худшую, чем у поляков, кавалерию, зато очень много хорошей пехоты. Фактически предстояла конвойная битва в лабиринте улиц, руин и острожков. И здесь Пожарский собирался выложить те козыри, которые у него были, и не дать Ходкевичу использовать свои.
С 1 по 3 сентября 1612 года в Москве разыгралась решающая битва русской истории.
Первый накат Ходкевича русские отбили спокойно и жестко. Поляки оттеснили наших на валы и в глубину развалин. Но вылазка из Кремля была отбита, а польская кавалерия вязла в лабиринте горелых бревен, когда из каждого оврага и с каждого уцелевшего чердака летел свинец.
Куда более острой обернулась вторая попытка. Ходкевич атаковал через Замоскворечье. Этот удар был почти неудержим. Поляки пробились через один из острожков. Небольшой отряд даже прорвался в Кремль.
Ходкевич убедился, что дорога свободна, и отправил свои повозки в город.
Часть казаков «поплыла». Их увещевал лично Палицын лозунгами веры и обещаниями прибавки к жалованию.
Однако Пожарский не потерял головы. Отряды русских у потерянного острожка не погибли, а рассеялись по руинам и оврагам вокруг. Пожарский взял их под твердое командование. И, когда навел порядок, контратаковал.
Поляки открыли острожек для проводки конвоя. Теперь туда ворвались русские. Это был ад уличного боя, ничем не уступавший современному Мариуполю или Грозному. В поле Ходкевич разбил бы и 10, и 20, и 30 тыс русских пехотинцев, но те не были такими дураками, чтобы дать полякам разыграть свои сильные стороны. Минин по какому-то наитию угадал момент, взял у Пожарского последние несколько сот бойцов резерва и бросился в финальную атаку на обоз. Теперь телеги полыхали на улицах. Рвался порох.
Ходкевич вывел отряды из Москвы. Он надеялся, что русские выйдут добивать его и подставятся под удар.
Но Пожарский сохранил крепкие нервы и выдержку. Он не был нервным гением, способным придумать красивый план. Он довел свою битву до конца, сохраняя трезвость ума.
Русские просто не пошли за Ходкевичем. Они не стали атаковать.
Россию в тот день спас не гений. Россию спас профессионал.
Ходкевич развернулся и увел потрепанное войско от Москвы. Без обоза прорыв все равно был лишен смысла, а еще несколько недель такой войны – и великолепные гусарские кони рисковали стать вкусным питательным супом. Это был великий полководец, храбрый и искусный. И он проиграл одну из величайших своих битв.
Теперь оставалась чисто техническая задача – добить польский гарнизон в Кремле.
Провиант у поляков быстро кончился. Поэтому они начали есть кошек, ворон, а затем перешли на менее крепких товарищей.
Пехотный поручик Трусковский съел двоих своих сыновей; один гайдук тоже съел своего сына, другой съел свою мать; один товарищ съел своего слугу; словом, отец сына, сын отца не щадил; господин не был уверен в слуге, слуга – в господине; кто кого мог, кто был здоровее другого, тот того и ел. Об умершем родственнике или товарище, если кто другой съедал такового, судились, как о наследстве, и доказывали, что его съесть следовало ближайшему родственнику, а не кому другому.
Эти строки принадлежат не пропагандисту, а одному из командиров гарнизона Осипу Будило. Позднее русских поразил трофей, достойный хоррора, – бочки с человеческой солониной. Неизвестно, кого съел сам мемуарист, но, пока в Кремле шла оргия шляхтичей-каннибалов, Минин и Пожарский готовили штурм.
1 ноября русские взяли Китай-город. Пожарский вел переговоры с осажденными крайне жестко. Семибоярщине гарантировалась жизнь, полякам – милость победителей. А если бы им не понравилась идея сдачи без условий, русские подождали бы, куда довела бы поляков дорога гастрономии, и посмотрели, сколько мишленовских звезд дали бы оккупированному Кремлю в ближайшие дни. Последним днем обороны стало 4 ноября. На следующие сутки поляки согласились сдаться, и 6 числа они вышли и сложили оружие.
На этом партию можно было доигрывать. В 1613 году в Москву съехались выборные от сословий. Избрание нового царя проходило бурно, и в итоге сошлись на кандидатуре Михаила Романова. Все, конечно, понимали, что это не сильный правитель, но его и избрали в качестве компромиссной фигуры.
Минин жил в царском дворце как доверенное лицо правителя. Пожарский стал боярином. Как «худородный» он не был бы признан царем, но теперь его статус оказался выше, чем раньше. Ну, и в историю они оба вошли как спасители Отечества.
Война продолжалась по инерции. Добивали новых самозванцев, атаманов. В 1618 году Смута завершилась. Россия теряла крупные куски территории – Смоленск, выход к морю. Но хребет был цел.
Победа Второго ополчения – это настоящее, хорошо организованное чудо. Государство лежало в руинах, царя не было, Москву захватили и почти уничтожили. Возрождение России казалось настолько неправдоподобным, как будто этот сюжет создал писатель. Ради пущей красы команда по спасению была подобрана из таких разных людей – воин, купец, священник. В их успех не верил почти никто. Враги смеялись над ними, пока не были ими разбиты. И они сделали то, чего от них никто не ожидал – произвели сами себя в национальные герои и подарили стране ее дальнейшее бытие и один из самых ярких сюжетов в истории.
Если чудеса случаются в реальности, то они оказываются именно такими.
Евгений Норин
Читайте нас: