С 1970-х годов газ — стратегический промышленный ресурс. В мировом потреблении первичной энергии доля газа достигает четверти от планетарного топливно-энергетического баланса. С 1980 по 2020 год темп прироста потребления природного газа составил почти 170 процентов (для сравнения: угля — 102 процента, нефти — 44). В среднем потребление газа растёт на семь процентов в год. Если в энергетике в целом будущее за АЭС, то настоящее, безусловно, это природный газ. За последние двадцать лет мировой экспорт газа увеличился почти на 80 процентов.
В связи со сказанным добыча, транспортировка, купля-продажа природного газа (наряду с нефтью) стали фактором мировой политики. Ведь где большие деньги, ресурсы и индустриальные мощности, там и большая политика.
Если погрузиться в специальную и экспертную литературу по поводу мировой газовой промышленности и международной торговли газом, научные изыскания, доклады по теме, послушать различных знатоков, прогнозистов, аналитиков, то предельно ясно станет только одно. А именно, что мало кто вообще понимает, что происходит на рынке газа, как он будет развиваться. Кроме самых общих тенденций. Связано ли это с самой природой рыночной торговли важным ресурсом с особой инфраструктурой (газопроводы, терминалы СПГ) и господством монополий или с тенденциозностью источников, стремящихся повлиять на биржевые цены, сказать сложно. Наверное, и то и то имеет место, но в итоге получается сумбур оценок, ложных прогнозов и сомнительных данных.
Однако если взять сухую статистику, есть факты, которые кое-что всё же могут помочь прояснить. Так, в 2000 году доля РФ в мировом экспорте газа составляла 40 процентов, а в 2020 году — всего лишь 25 (при этом объём экспорта незначительно вырос). В 2000 году доля США в мировом экспорте газа составляла один процент, а в 2020 году — уже 15! Десятки лет США были чистым импортёром газа, получая его из Канады и Мексики, с 2017 года экспорт газа превысил импорт и далее эта тенденция только усиливалась. За 20 лет благодаря «сланцевой революции» и развитию инфраструктуры для СПГ Америка превратилась в крупнейшего поставщика природного газа. Развитие газовой промышленности США последние годы находится не просто на пике, а стало своеобразным локомотивом экономики.
Как правильно оценить данный экономико-статистический факт?
Природный газ — это сырьё и энергоресурс. Ключевую роль в экономике играет промышленное потребление газа, его переработка и использование в качестве топлива. Потребление газа опосредованно отражает прежде всего рост производства и производительных сил страны. Так, например, за последние 10 лет потребление газа выросло в Китае на 154 процента, в США — на 26, в РФ — 0,7 процентов. Но при этом США потребляют газа больше, чем Китай и Россия вместе взятые. Разумеется, последнее сравнение особого смысла не имеет, в отличие от динамики роста потребления газа, так как структура его потребления в разных странах сильно отличается. Но нельзя обманываться мыслью, что в США никакой промышленности не осталось и там только банки и айти-компании. США всё ещё достаточно мощная индустриальная держава, хотя и не такая, как тридцать лет назад.
Очевидно, что для того чтобы в таких масштабах нарастить добычу, построить заводы по сжижению газа, погрузочные и приёмные терминалы СПГ, создать парк газовозов, нужны огромные инвестиции, это большой проект частных нефтегазовых гигантов США. Иными словами, заимев двадцать лет назад относительно эффективную технологию добычи газа из сланцевых пород, сжижения и его транспортировки, «Эксон», «Шеврон», «Шэлл», «КонокоФиллипс» и прочие решили перекроить в свою пользу мировой рынок газа. А олигархи топливно-энергетического комплекса в США, наряду с олигархами ВПК, являются наиболее влиятельной группой «истеблишмента». Если говорить прямо, то владельцы корпораций ТЭК и ВПК представляют собой ядро правящих Америкой кругов, их «лобби» решает если не всё, то почти всё. Поэтому политика США самым прямым образом обслуживала интересы своих частных корпораций ТЭК и их СПГ на мировой арене.
В мире три основных потребителя газа: США, Китай и ЕС. Китай основной объём газа получает по трубам из России, Казахстана, Туркмении, Узбекистана и Мьянмы. Китай импортирует СПГ из Австралии, Катара, США, и занимаются этим в основном те же американские корпорации. Перебить за счёт ещё большего роста СПГ цену трубопроводного газа американцы в Китае не могут.
Зато они сумели захватить значительную долю европейского газового рынка, спровоцировав украинский конфликт и фактически подчинив себе ЕС. Причём замена более дешёвого трубопроводного газа из России на дорогой СПГ из США, Катара и Норвегии, естественно, привела к экономическому кризису в Европе.
В общем и целом зависимость американской агрессивной империалистической политики от корпоративных газовых интересов налицо. Интересны другие две вещи.
Во-первых, почему США на основе роста газовой промышленности не стремятся к развитию собственной индустрии? За последние десять лет потребление газа в США выросло всего лишь чуть более чем на 20 процентов, что по сравнению с ростом добычи — сущая мелочь.
Казалось бы, обладаешь стратегическим энергоресурсом, так пускай его в дело, развивай производство и т. д., а не продавай за рубеж. Но здесь в игру вступают законы рынка — не хватает спроса и слишком высоки риски. Это же касается и российской экономики, рост реального сектора которой стал заметен после введения санкций, т. е. выдавливания РФ с сегмента мирового рынка, который контролируют США.
Далее, во-вторых, только ли интересы прибыли стоят за взрывным ростом газовой промышленности Америки и экспорта СПГ?
Здесь имеет смысл вспомнить мотивировку, которую использовал Трамп для начала торговой войны с Китаем: «За 40 лет у Соединенных Штатов не было положительного сальдо торгового баланса с Китаем… Так не может продолжаться!»
Одна из стратегических целей для поддержания конкурентоспособности американской экономики перед ростом китайской — это выравнивание торгового баланса. Удивительно, но на самом деле это довольно хитрый принцип, который Трампу подсказали неглупые люди.
Дело в том, что одним из следствий вывоза капитала должен становиться рост вывоза товаров. Это кажется парадоксальным, но именно так это работает в рыночной экономике.
Сначала экономически развитая страна создаёт свою индустрию, производит товары, которые активно вывозит в страны не столь развитые, захватывая рынки сбыта, не давая тем самым за рубежом развиваться местной индустрии. Затем экономически развитая страна становится очень богатой, становится финансовым гегемоном. Начинается вывоз уже не только товаров, но и капиталов, т. е. «вложение инвестиций», в менее развитые страны. В них на этой почве появляется индустрия, правда, не полноценная и целостная (производство всего необходимого), а в качестве придатка мирового рынка (того, что нужно и выгодно инвесторам). Инвестиции, появление индустрии оживляют экономику менее развитой страны, и тем самым расширяется рынок сбыта, но не для внутреннего производства, которое само ориентировано на экспорт, а для всё той же развитой экономики-инвестора. Таким образом, под видом роста экономической деятельности более развитые страны эксплуатируют менее развитые, превращаются в нечто вроде метрополий для колоний, но без захвата территорий.
В отношениях же США — КНР следующего долгожданного после системных и многолетних инвестиций и вложений американских капиталов в китайскую экономику этапа всё не наступало и не наступало. Китайцы не торопились ни подстраивать всю свою индустрию под внешний рынок, ни тратить все деньги на импортные товары. Наоборот, они начали последовательно заменять своей продукцией западную (даже производимую в самом Китае) и расширять внутренний рынок для внутреннего же производства. Сначала все смеялись над китайским качеством, сиволапостью, экономической и монетарной политикой, но вскоре стало не до смеха. Поэтому Трамп взбаламутился: «Мы не можем позволить Китаю насиловать нашу страну!»
Трамп начал требовать срочно хотя бы выровнять торговый баланс между странами. Проигранная торговая война поставленной цели, естественно, не достигла.
В чём смысл тезиса о выравнивании торгового баланса или ликвидации внешнеторгового дефицита? Смысл в том, чтобы иметь преимущество перед противником в финансах и товарной массе, чтобы именно у тебя было больше денег и больше поставок. Кто контролирует капиталы и товары, тот контролирует всё.
Поэтому, между прочим, Трамп пытался не только выровнять торговый баланс с КНР, но и провести реиндустриализацию США. Так что сам он, может быть, и недалёкий демагог, но те цели, которые преследовала его политика, были вполне логичны с точки зрения сохранения гегемонии США. Другое дело, что ничего существенного у него не вышло.
Таким образом, рост газовой промышленности и «откусывание» крупного куска мирового газового рынка для США явились средством не только обогащения корпораций, но и поддержания финансовой гегемонии. А вместе с серьёзными ограничениями со стороны американского правительства на инвестирование в Китай нефтегазовые доходы могут стать фактором промышленного роста. По крайней мере сектор ВПК точно ожидает приток капиталов и рост производства.
Если же посмотреть на эту ситуацию с глобально-исторической точки зрения, то мы увидим очень простой и тревожный процесс. США добывают и продают всё больше газа, чтобы сделать ещё больше оружия для защиты своей увядающей империи. Они готовятся к третьей мировой войне, распродавая собственные недра.
Анатолий Широкобородов,
Читайте нас: