Мир или право на жизнь

Дать определение миру не должно составлять труда. Это состояние, когда не идет война. Однако отсутствие боевых действий может объясняться еще и перемирием, когда войну только приостановили, и капитуляцией, за которой следует оккупация. Вопрос в том, довольствоваться ли нам миром просто как историческим эпизодом, когда уже не ведутся боевые действия или еще не ведутся.

На примере историй из современной Украины можно отметить, что многие украинцы мечтают не о мире, а о победе. Однако вместе с тем приоритетом многих украинцев является выживание, и поэтому они стараются избежать мобилизации. По мере того как продолжается конфликт, естественным образом сокращается число мужчин, которые видят смысл в том, чтобы погибнуть за родину. В основном такие уже перевелись. В живых остались те, кому гибнуть не хочется. Лучше сказать, те, кого не удалось схватить и отправить на смерть. В таком ракурсе мир можно понимать как право на жизнь.

Постоянный мир возможен только при двух условиях: героизм не обязанность, а дезертирство не преступление. Всегда найдется небольшой процент тех, кто склонен к насилию, кому нравится военная муштра, дисциплина и кто по приказу готов убивать с риском самому быть убитым. Однако всегда в большинстве будут люди, которые любят жизнь, и они вполне обойдутся без гипотетической победы, до которой они, крайне вероятно, служа в армии, не доживут. Войны возможны только при условии, что миролюбивость вне закона. Люди убивают друг друга не потому, что получают от этого удовольствие, а потому, что кто-то их на это вынудил. Если бы участие в войнах было добровольным, на войне не было бы людей. Кровожадные индивиды у политиков быстро бы закончились.

Призыв к миру посреди войны — измена. Однако ей предшествуют изменнические призывы к войне. Поэтому Хемингуэй советовал избегать войн, убивая собственных политиков, которым опротивел мир. До первых выстрелов считается правильным жить для родины. Но как только раздались выстрелы, жизни теряют ценность и ценится только готовность умереть за родину. В мире важна жизнь, а в войну — смерть. Украинское настоящее принадлежит тем, кто идет на смерть. Но будущее принадлежит тем, кто негероически останется. Однако это справедливо, конечно, не только для украинцев. Так везде.

У вооруженного конфликта на Украине уже нет мирного решения. А может, его и не было, потому что в каждый момент с Майдана 2014 года прозападная, антироссийская, украинская элита руководствовалась одной и той же политической стратегией: все или ничего. По мере обострения противостояния реалисты все отчетливее понимают, что украинцам уже нечего рассчитывать на то, что в итоге они получат все. Им даже кое на что рассчитывать уже не стоит. Компромисса, то есть перемирия, можно достигнуть только с тем врагом, который в этом заинтересован. Однако Россия учла украинский подход "все или ничего", и уготовала украинцам "ничего".

Как на деле будет выглядеть украинское "ничего", покажет время. Но уже сейчас ясно, что Запад, который встал на сторону украинцев, которые героически выбрали смерть, в будущем получит в партнеры оставшихся украинцев, которые выбрали жизнь, потому что то, что мы поддерживаем, они своей войной не считают.

Синоним мира не куча перебитых врагов, а обыкновенное право на собственную жизнь. Однако понять это будет очень сложно татуированному поколению европейцев младше 40 — 50 лет. Оно будет поносить выживших украинцев за то, что те остались живы, хотя мы им великодушно помогали снарядами, во всем себе отказывали и влезали в долги, чтобы заранее проигранный конфликт они вели как можно дольше — лучше всего до последнего украинца. Выжившие дезертиры, которые не пожелали героически умереть, станут воплощением украинской неблагодарности. Но с этим можно жить. В конце концов, украинцы будут благодарны. Только не за снаряды, а за убежище.