Миф первый: про переворот
Не секрет, что любая выдающаяся личность в общественном сознании мифологизируется, порою обретая не свойственные ей при жизни черты. Примеров множество. От Александра Невского до маршала Г. К. Жукова.
Генерал-лейтенант барон П. Н. Врангель не стал исключением. И в данной статье мы поговорим о трех мифах, в рамках которых воспринималась его сколь незаурядная, столь и неоднозначная, и по сей день вызывающая споры фигура.
Близко общавшийся с генералом и руководивший в его армии военным духовенством митрополит Вениамин (Федченков) одну из глав воспоминаний «На рубеже двух эпох» назвал: «Врангель».
Обосновал он это следующим образом:
Я озаглавливаю эту главу именем одного человека потому, что он был действительно центральною личностью, воодушевлявшей «белое движение» под его управлением. Был до него генерал Деникин, но то время, гораздо более продолжительное, не было окрашено его именем. Говорили: «деникинцы», «белые», «кадеты», но редко «генерал Деникин». А здесь про все движение обычно говорилось кратко: «генерал Врангель» или, еще проще, «Врангель».
Давая подобную характеристику, владыка и прав, и не прав.
Барон действительно остался в истории Белого дела его символом, но в таковой он превратился скорее уже после завершения Гражданской войны, во многом благодаря блестяще проведенной эвакуации армии из Крыма в ноябре 1920.
Нет, успешные операции были на счету Врангеля и ранее – о них мы поговорим в следующей статье. И вместе с ними росла его популярность.
Но до эвакуации она носила скорее локальный характер, ограниченный частью общества и молодого офицерства, созданных в январе 1919 путем объединения Донской армии генерала от кавалерии П. Н. Краснова и Добровольческой, генерал-лейтенанта А. И. Деникина, Вооруженных сил Юга России (ВСЮР) под командованием последнего.
Митрополит Вениамин (Федченков) был и апологетом Врангеля, и вернулся после Великой Отечественной из эмиграции в СССР
А вот среди добровольцев его популярность не сказать чтобы была высока. Их костяк составляли первопоходники, то есть участники Первого Кубанского (Ледяного) похода, начавшегося ранней весной 1918 года под командованием генерала от инфантерии Л. Г. Корнилова.
Врангель же прибыл к добровольцам на исходе августа. В то время их возглавлял Деникин, путем искусного маневрирования спасший, после гибели Корнилова у стен Екатеринодара, понесшую огромные потери при штурме города армию.
Петр Николаевич сразу же получил под командование 1-ю конную дивизию, вызвав непонимание первопоходников, для которых чин и опыт Первой мировой мало что значили при назначении на командные должности в Добровольческой армии.
Но барон быстро заслужил авторитет успехами, достигнутыми дивизией на Северном Кавказе, и в октябре 1918 принял состоявший из кубанцев конный корпус, а за два дня до Нового года – армию, с мая 1919 года именовавшуюся Кавказской. Во главе нее Врангель взял Царицын, оказавшийся не по зубам донцам и названный большевиками Красным Верденом, о чем поговорим в следующем материале.
Барон умел подчинять своей воле своенравных, склонных к партизанщине, командиров, в том числе генерал-лейтенантов: А. Г. Шкуро и печально известного своей жесткостью В. Л. Покровского.
Тогда же, в дни громких весенне-летних побед, и стал формироваться мифологический образ Врангеля, несколько оторванный от реального. А именно: как человека, призванного возглавить ВСЮР вместо Деникина.
Между ними действительно был контраст. Даже внешний. Яркий, высокий, неизменно подтянутый и стройный, харизматичный аристократ Врангель в черкеске; и обыкновенный, плотный, не имевший гвардейского блеска Деникин – сын отданного в рекруты крепостного, дослужившегося до офицерского чина.
А. И. Деникин не стремился к власти, а после войны собирался, по его же собственным словам в одном из писем жене, сажать капусту
На мой взгляд, Врангель нарисовал довольно точный портрет главкома:
По мере того, как я присматривался к генералу Деникину, облик его все более для меня выяснялся. Один из наиболее выдающихся наших генералов, недюжинных способностей, обладавший обширными военными знаниями и большим боевым опытом, он в течение Великой войны заслуженно выдвинулся среди военачальников.
Во главе своей «железной дивизии» он имел ряд блестящих дел. Впоследствии в роли начальника штаба верховного главнокомандующего, в начале смуты, он честно и мужественно пытался остановить развал в армии, сплотить вокруг верховного главнокомандующего все русское офицерство. Всем памятна была блестящая прощальная речь его, обращенная к офицерскому союзу в Могилеве. Он отлично владел словом, речь его была сильна и образна.
В то же время, говоря с войсками, он не умел овладевать сердцами людей. Самим внешним обликом своим, мало красочным, обыденным, он напоминал среднего обывателя. У него не было всего того, что действует на толпу, зажигает сердца и овладевает душами.
Пройдя суровую жизненную школу, пробившись сквозь армейскую толщу, исключительно благодаря знаниям и труду, он выработал свой собственный и определенный взгляд на условия и явления жизни, твердо и определенно этого взгляда держался, исключая все то, что, казалось ему, находится вне этих непререкаемых для него истин. Сын армейского офицера, сам большую часть своей службы проведший в армии, он, оказавшись на ее верхах, сохранил многие характерные черты своей среды, – провинциальной, мелкобуржуазной, с либеральным оттенком.
От этой среды оставалось у него бессознательное предубежденное отношение к «аристократии», «двору», «гвардии», болезненно развитая щепетильность, невольное стремление оградить свое достоинство от призрачных посягательств. Судьба неожиданно свалила на плечи его огромную, чуждую ему государственную работу, бросила его в самый водоворот политических страстей и интриг.
В этой чуждой ему работе он, видимо, терялся, боясь ошибиться, не доверял никому и в то же время не находил в самом себе достаточных сил твердой и уверенной рукой вести по бурному политическому морю государственный корабль.
Во главе своей «железной дивизии» он имел ряд блестящих дел. Впоследствии в роли начальника штаба верховного главнокомандующего, в начале смуты, он честно и мужественно пытался остановить развал в армии, сплотить вокруг верховного главнокомандующего все русское офицерство. Всем памятна была блестящая прощальная речь его, обращенная к офицерскому союзу в Могилеве. Он отлично владел словом, речь его была сильна и образна.
В то же время, говоря с войсками, он не умел овладевать сердцами людей. Самим внешним обликом своим, мало красочным, обыденным, он напоминал среднего обывателя. У него не было всего того, что действует на толпу, зажигает сердца и овладевает душами.
Пройдя суровую жизненную школу, пробившись сквозь армейскую толщу, исключительно благодаря знаниям и труду, он выработал свой собственный и определенный взгляд на условия и явления жизни, твердо и определенно этого взгляда держался, исключая все то, что, казалось ему, находится вне этих непререкаемых для него истин. Сын армейского офицера, сам большую часть своей службы проведший в армии, он, оказавшись на ее верхах, сохранил многие характерные черты своей среды, – провинциальной, мелкобуржуазной, с либеральным оттенком.
От этой среды оставалось у него бессознательное предубежденное отношение к «аристократии», «двору», «гвардии», болезненно развитая щепетильность, невольное стремление оградить свое достоинство от призрачных посягательств. Судьба неожиданно свалила на плечи его огромную, чуждую ему государственную работу, бросила его в самый водоворот политических страстей и интриг.
В этой чуждой ему работе он, видимо, терялся, боясь ошибиться, не доверял никому и в то же время не находил в самом себе достаточных сил твердой и уверенной рукой вести по бурному политическому морю государственный корабль.
Я дополню эту характеристику цитатой из книги воспоминаний поручика С. Мамонтова «Походы и кони», рельефно показывающей различие двух военачальников в глазах подчиненных:
В станице Мечетенской нас построили в громадное каре (речь о Егорлыкском сражении Конармии С. М. Буденного с Конной группой генерал-лейтенанта А. А. Павлова в феврале 1920, закончившегося победой красных – Прим. авт.) . С одной стороны регулярная кавалерия, с другой донцы, с третьей кубанцы, с четвертой терцы.
Прилетел на самолете генерал Деникин и обратился к нам с речью. Но был ветер и плохо слышно. Кроме того, он говорил долго, и вскоре это стало утомительно и скучно.
Тут нужен был бы Врангель, в черкеске, на чудном коне, осадивший коня и кинувший несколько слов. Это могло бы зажечь казаков. А не сутулая пешая фигура Деникина и длинная малопонятная речь.
Прилетел на самолете генерал Деникин и обратился к нам с речью. Но был ветер и плохо слышно. Кроме того, он говорил долго, и вскоре это стало утомительно и скучно.
Тут нужен был бы Врангель, в черкеске, на чудном коне, осадивший коня и кинувший несколько слов. Это могло бы зажечь казаков. А не сутулая пешая фигура Деникина и длинная малопонятная речь.
В регулярной армии подобное различие не имело бы значения, но в специфических условиях Гражданской войны оно играло важную, едва ли не определяющую роль.
У красных во главу угла ставилось происхождение. И поэтому, скажем, не имевший ни военного образования, ни боевого опыта профессиональный революционер М. В. Фрунзе остался в истории полководцем-самородком, бившим золотопогонников, а имя подлинного творца его побед, генерал-майора Императорской армии Ф. Ф. Новицкого, известно разве что специалистам.
У белых же на первое место больше выходили личные качества и упомянутая харизма. И Врангель здесь самый яркий пример.
В каком-то смысле кульминацией мифических представлений о нем стал мятеж капитана Н. И. Орлова в трагический для ВСЮР период отступления и разложения без того непрочного тыла.
На дворе стоял январь 1920. Как всегда тяжелые поражения после громких успехов приводили к поиску виноватых.
Таковым быстро сочли начальника штаба ВСЮР, близкого друга Деникина – генерал-лейтенанта И. П. Романовского. Причины ненависти к нему в Добровольческой армии носили едва ли не патологический характер, усугубленный военным неудачами. И это при том, что Романовский был первопоходником.
Но мало найти виновных. Наэлектризованная толпа, особенно в тылу, нуждается в герое. Рыцаре без страха и упрека, который сможет найти выход из сложной ситуации. Таковым Орлову виделся Врангель, которому он, захватив Симферополь, и потребовал передать командование.
Мятеж был вскоре подавлен. Сам же барон, несмотря на разногласия с Деникиным и крайне непростой характер их личных отношений – о причинах поговорим в другой раз, разбирая военные операции Врангеля и его полемику с главкомом касательно выбора главного операционного направления весной-летом 1919 – отказался даже вступать в диалог с капитаном.
В тылу тоже видели в бароне вождя, о чем он сам и свидетельствовал в воспоминаниях:
Я прибыл в Ростов (речь о первых числах октября 1919 – Прим. авт.) вечером. Главнокомандующий мог меня принять в Таганроге (там размещалась Ставка ВСЮР – Прим. авт.) лишь на следующий день утром и я решил, воспользовавшись свободным вечером, проехать в театр.
Приняв и отпустив встречавших меня должностных лиц, я вдвоем, с приехавшим со мной графом Гендриковым, отправился пешком в город. Не желая привлекать на себя внимание, я взял ложу во втором ярусе и, поместившись в глубине ее, стал слушать пение. Шли «Птички певчие». Исполнители и постановка были весьма посредственны, однако я, давно не быв в театре, рад был послушать музыку.
В антракте я разглядывал толпу, наполнявшую зал. Нарядные туалеты дам, дорогие меха и драгоценные камни вперемешку с блестящими погонами и аксельбантами военных придавали толпе праздничный, нарядный вид, заставляя забывать тяжелую обстановку смуты...
Антракт кончился, в зале потушили огни, но занавес не поднимался. На авансцену вышел какой-то господин и обратился к публике:
– В то время, как мы здесь веселимся, предаваясь сладостям жизни, там, на фронте геройские наши войска борются за честь Единой, Великой и Неделимой России. Стальной грудью прикрывают они нас от врага, обеспечивая мир и благоденствие населению... Мы обязаны им всем, этим героям и их славным вождям. Я предлагаю вам всем приветствовать одного из них, находящегося здесь – героя Царицына, командующего Кавказской армией, генерала Врангеля...
Яркий луч рефлектора осветил нашу ложу, взвился занавес, оркестр заиграл туш, собранная на сцене труппа и публика, повернувшись к моей ложе, аплодировали.
Не дождавшись конца действия, мы вышли, решив пройти в гостиницу «Палас» поужинать. Однако сделать это не удалось. Как только показался я в зале, переполненном народом, раздались крики «Ура», вся ужинающая публика встала из-за своих столиков, оркестр заиграл туш.
Едва я присел к первому свободному столику, как со всех сторон потянулись бокалы с вином. Один за другим стали подходить знакомые и незнакомые, поздравляя с последними победами, расспрашивая о положении на фронте...
Среди прочих задавались вопросы:
– Ну как отношения ваши с генералом Деникиным?
– Правда ли, что вы окончательно разошлись с Главнокомандующим?
Чья-то невидимая рука продолжала неустанно вести закулисную интригу, сея смуту и сомнения в умах.
Приняв и отпустив встречавших меня должностных лиц, я вдвоем, с приехавшим со мной графом Гендриковым, отправился пешком в город. Не желая привлекать на себя внимание, я взял ложу во втором ярусе и, поместившись в глубине ее, стал слушать пение. Шли «Птички певчие». Исполнители и постановка были весьма посредственны, однако я, давно не быв в театре, рад был послушать музыку.
В антракте я разглядывал толпу, наполнявшую зал. Нарядные туалеты дам, дорогие меха и драгоценные камни вперемешку с блестящими погонами и аксельбантами военных придавали толпе праздничный, нарядный вид, заставляя забывать тяжелую обстановку смуты...
Антракт кончился, в зале потушили огни, но занавес не поднимался. На авансцену вышел какой-то господин и обратился к публике:
– В то время, как мы здесь веселимся, предаваясь сладостям жизни, там, на фронте геройские наши войска борются за честь Единой, Великой и Неделимой России. Стальной грудью прикрывают они нас от врага, обеспечивая мир и благоденствие населению... Мы обязаны им всем, этим героям и их славным вождям. Я предлагаю вам всем приветствовать одного из них, находящегося здесь – героя Царицына, командующего Кавказской армией, генерала Врангеля...
Яркий луч рефлектора осветил нашу ложу, взвился занавес, оркестр заиграл туш, собранная на сцене труппа и публика, повернувшись к моей ложе, аплодировали.
Не дождавшись конца действия, мы вышли, решив пройти в гостиницу «Палас» поужинать. Однако сделать это не удалось. Как только показался я в зале, переполненном народом, раздались крики «Ура», вся ужинающая публика встала из-за своих столиков, оркестр заиграл туш.
Едва я присел к первому свободному столику, как со всех сторон потянулись бокалы с вином. Один за другим стали подходить знакомые и незнакомые, поздравляя с последними победами, расспрашивая о положении на фронте...
Среди прочих задавались вопросы:
– Ну как отношения ваши с генералом Деникиным?
– Правда ли, что вы окончательно разошлись с Главнокомандующим?
Чья-то невидимая рука продолжала неустанно вести закулисную интригу, сея смуту и сомнения в умах.
Упомянутая бароном «невидимая рука» и творила миф о своем кумире. Безосновательно? Здесь нужно понимать: миф, следуя определению А. Ф. Лосева – подлинная и максимально конкретная реальность.
Уточню: миф – это трансформированная или, если угодно, искаженная в сознании реальность, но ни в коей мере не вымысел.
Правда же заключается в том, что барон искал власти и готов был к ее принятию, о чем и сообщал Деникину в последнем письме, накануне отъезда из России в феврале 1920:
Армия и общество... во мне увидели человека, способного дать то, чего жаждали все.
Вымысел нашел выражение в якобы готовности Врангеля взять власть путем военного переворота (как здесь не вспомнить циркулировавшие в Белой эмиграции слухи о бонапартизме М. Н. Тухачевского – бывшего гвардейца-семеновца).
На переворот барон не пошел и подчинился воле Деникина, через главу английской военной миссии при Ставке главкома ВСЮР генерал-майора Г. Холмана, попросившего Врангеля покинуть Крым, где он проживал: слухи о конфликте военачальников распространялись в армии, усугубляя и без того порожденную отступлением стрессовую обстановку.
Подчеркну: речь не шла о приказе или требовании. Холман, выполняя пожелание Деникина, именно просил Врангеля в выдержанном в доброжелательном тоне письме уехать.
Командование над ВСЮР Петр Николаевич принял только будучи избранным Военным советом 4 апреля 1920, созванным по распоряжению Деникина.
Кстати, добровольцы, включая их командира генерал-лейтенанта А. П. Кутепова, в массе своей восприняли это назначение без восторга, желая продолжать борьбу под началом Деникина.
Миф второй: про царский трон
Приняв командование и сумев прорваться из Крыма в причерноморские степи, нанеся противнику ряд существенных ударов (разгром конной группы Д. П. Жлобы в июне-июле 1920), барон стал превращаться в миф в глазах уже противника, что нашло отражение в песне:
Белая армия,
Черный Барон
Снова готовят нам царский трон.
Черный Барон
Снова готовят нам царский трон.
Большевистский взгляд на Врангеля как на поборника восстановления монархии в России.
Однако никакой царский трон Врангель России не готовил. Да и само Белое движение некорректно окрашивать в упомянутый цвет, ибо во главе его стояли февралисты.
Тот же Деникин никогда не скрывал либеральных убеждений, о чем свидетельствует его переписка с членом Конституционно-демократической партии Н. И. Астровым, бывшим челном Особого совещания – что-то вроде правительства при главкоме ВСЮР.
Волею случая (точнее – благодаря побегу из австрийского плена) вознесшийся на вершины военной иерархии Корнилов слыл республиканцем и известен фразой:
Ни на какую авантюру с Романовыми я не пойду… Если Учредительное Собрание проголосует за монархию, я подчинюсь и уйду.
Верховный правитель антибольшевистской России адмирал А. В. Колчак так вообще, прибыв в Петроград весной 1917, первым делом явился к старейшему русскому марксисту Г. В. Плеханову, дабы выразить ему свое почтение, о чем сам Георгий Валентинович оставил любопытные и не лишенные иронии воспоминания.
Врангель здесь, строго говоря, не был исключением, несмотря на приписываемые ему правые взгляды.
Нет, монархисты в Белом движении были, но во втором эшелоне. Скажем, легендарный полковник (в генерал-майоры он был произведен уже в госпитале, незадолго до смерти) М. Г. Дроздовский, образ которого также мифологизирован генерал-майором А. В. Туркулом на страницах «Дроздовцев в огне».
Но не менее легендарный генерал-лейтенант С. Л. Марков не скрывал республиканских убеждений. В честь обоих были названы элитные «цветные» полки, в период максимальных военных успехов ВСЮР развернутые в дивизии.
Врангель в Крыму
За границей барон подчинился, будучи главой созданного из чинов его армии Русского общевоинского союза великому князю Николаю Николаевичу. Однако подобный шаг скорее стал данью уважения великому князю как главнокомандующему до 1915, и фигуре, способной объединить военную эмиграцию.
Сам же Николай Николаевич политикой не интересовался, в дрязгах монархистов не участвовал и не высказывал намерений занять трон в случае свержения большевиков.
Миф третий: герой, сродни античному
После смерти Врангель стал превращаться в едва ли не героя античной трагедии, наделенного сверхчеловеческими свойствами, о чем свидетельствуют отрывки из двух писем философа И. А. Ильина.
Барон с супругой Ольгой Михайловной
Первое адресовано секретарю барона Н. М. Котляревскому, второе – его супруге Ольге Михайловне. Написаны они соответственно 25 и 28 апреля 1928 года, спустя несколько дней после скоропостижной и породившей слухи об отравлении кончины Петра Николаевича.
Ради Бога, прежде всего, до всего остального удостоверьтесь, заставьте врачей удостовериться, что это не летаргический сон!!
Не хороните его до трупных пятен, до полной объективной несомненности, что это настоящая смерть.
Подумайте только: в этом необычайном человеке все было необычайно. Это особое строение организма, души, инстинкта.
Не хороните его до трупных пятен, до полной объективной несомненности, что это настоящая смерть.
Подумайте только: в этом необычайном человеке все было необычайно. Это особое строение организма, души, инстинкта.
Ольге Михайлове:
Что будет делать Россия без своего единственного, призванного вождя?! Смотрю на людей, стекающихся на панихиды – ходят призраки и даже не понимают, что без него они исторический прах и политический мусор.
Ушел мой герой, мой рыцарь, мудрый и вдохновенный. Угас Божий луч. Не в кого верить, некому помогать. Страшно смотреть в надвигающуюся темноту. Страшно за Россию. Куда ведет ее Господь? Зачем так страшно испытует?
Ушел мой герой, мой рыцарь, мудрый и вдохновенный. Угас Божий луч. Не в кого верить, некому помогать. Страшно смотреть в надвигающуюся темноту. Страшно за Россию. Куда ведет ее Господь? Зачем так страшно испытует?
Могила Врангеля в белградском храме Святой Троицы
Ильин видит в усопшем почти античного героя (с другой стороны, приведенные строки напоминают ницшеанство, если вспомнить представления немецкого философа о сверхчеловеке), у которого даже строение организма необычное, а в окружающих, включая боевых соратников барона, прах и политический мусор.
Образ, только отчасти коррелирующий с реальным. Так Врангель стал мифом.
Использованная литература:
Врангель П. Н. Записки. Ноябрь 1916 г. – ноябрь 1920 г. т. 1.: Воспоминания. Мемуары. Минск., 2002.
Деникин А. И. Поход и смерть генерала Корнилова. М., 1990; Гуль Р. Ледяной поход. М., 1992.
Деникин А.И. Вооруженные силы Юга России. // Белое дело. Избранные произведения в 16 книгах. М., 1996.
Мамонтов С. И. Походы и кони. М., 2023.
Митрополит Вениамин (Федченков). На рубеже двух веков. М., 2023.
Переписка И. А. Ильина с ген. бар. П. Н. Врангелем и его близкими накануне и после кончины Главнокомандующего в 1928 г.
Опубликовано: Мировое обозрение Источник
Читайте нас: