В чём смысл санкций?
В настоящий момент РФ стала государством, масштаб санкций Запада в отношении которого считается беспрецедентным. При этом декларируемая их инициаторами цель — подорвать экономику страны и вызвать тем самым политический кризис и нестабильность — не только не достигнута, но и движения в сторону её реализации не наблюдается.
Зачем США и страны Запада обложили Россию санкциями? Почему продолжают их вводить, несмотря на отсутствие ожидаемых результатов?
Прежде всего следует избавить рассуждения от недооценки противника. Переоценка силы и потенциала врага — одна из самых невинных ошибок, которая, в отличие от недооценки, никогда никого не приводила к поражению. Лучше немного перемудрить, чем легкомысленно объяснить действия противника глупостью. Ведь на первый взгляд санкционная политика выглядит следующим образом. Американизированный Запад влюблён в собственную экономику, уверовал в абсолютное благо мировой экономики со своей в ней доминантой и впечатлён разницей потенциалов ВВП, научно-технического и военного компонента, пребывая в уверенности, что исключение из (или значительное ограничение доступа к) мировой торговли приведёт любую страну в упадок. И инициаторы санкций буквально необучаемы. Санкции, изоляция, эмбарго, железный занавес Запада не смогли задушить молодой СССР в 1920–1930-е гг., зрелый СССР в период холодной войны, отсталый Китай с огромным населением в 1960–1970-е гг., Иран после 1979 г., миниатюрные Кубу и КНДР в 1990-е гг. Даже Зимбабве, которую душили, вызывая чудовищную инфляцию, устояла.
Единственный отчасти удачный пример хоть какой-то эффективности санкционной политики Запада — СВПД (так называемое соглашение по иранской ядерной программе). Но где та страна, которая пала в результате санкционного или экономического давления Запада?
Значит, либо перед нами в лице вдохновителей и руководителей политики Запада непроходимые тупицы, либо замысел и смысл санкций отличается от тех целей, которые открыто декларируются. Ну или по крайней мере декларируемые цели — не главное.
В этой связи странными также видятся обращённые в сторону Запада заявления о том, что санкции наносят больший вред самим западным странам, чем России. Если противник на поле боя, пусть и экономического, настойчиво предпринимает неудачные действия, зачем ему на это указывать? Видимо, санкции каких-то всё-таки целей достигают, а данные заявления призваны внести смуту в стане противника, т. е. являются элементом информационного воздействия на их общественность.
Было бы наивностью думать, что у обширной практики западных санкций нет устойчивого выгодоприобретателя и стратегического смысла. Поэтому высмеивать неэффективность санкций можно только в аспекте декларируемых целей «разорвать экономику в клочья». А скрытые мотивы и механизмы необходимо выявлять и как минимум понимать.
В литературе обычно считается, что санкции — это исключительно инструмент внешней политики, что методологически значительно ограничивает их оценку. Дело в том, что внешняя политика отделяется от внутренней политики в большей части институционально: т. е. одни ведомства, организации, учреждения (государственные и негосударственные) занимаются внешней, а другие — внутренней политикой. Примерно так же отделена политика от экономики в целом. Но всё это имеет смысл только в аспекте рассмотрения порядка управления и взаимоотношения тех или иных субъектов. С научной точки зрения экономика и политика являются моментами единого организма и в них всё взаимосвязано. Политика отделена от экономики формально, т. е. до того момента, пока экономические доноры той или иной политики довольны и пока есть деньги. Экономика отделена от политики ещё меньше. Даже пекарня у дома вынуждена платить налоги и держать отчёт перед государством либо работать нелегально, т. е. так или иначе опосредована политически. А уж если говорить про крупные предприятия и масштабные производственные процессы, то их участники, как минимум, заинтересованы в поддержании правопорядка и охране права частной собственности, т. е. в политике.
Некоторые наши эстрадные исполнители приняли за аксиому разделённость экономики и политики. На чём и обожглись. Они выступили против политики государства, не понимая, что это может сказаться на их концертно-коммерческой, т. е. экономической, деятельности.
Логика рассмотрения санкций как исключительно внешнеполитического рычага концентрированно выражается как раз в декларируемых целях: Запад, как более крупный и влиятельный субъект, ограничивает торговые, экономические сношения со своим потенциальным противником и тем самым оказывает давление на его политику. Т. е. экономический фактор здесь полностью ведомый, подчинённый, становится чистым инструментом.
Пожалуй, санкции так и работают, хоть это давление из раза в раз и не оказывается решающим для коренных перемен. Но проблема в том, что санкции работают не только так. Экономический фактор в санкционной политике не пассивен, потому что те экономические перемены, которые она несёт, измеряются огромными деньгами. А там, где огромные деньги, экономические интересы быстро находят выход в политические решения. Реальная жизнь в сто раз богаче и многообразнее всех научных абстракций, схем и выкладок. Поэтому следует не фокусировать всё внимание на формальном — том, что санкции есть инструмент внешней политики.
Санкции есть форма политической, экономической и даже социальной борьбы. Психологический эффект от некоторых санкционных мер, таких как уход модных брендов у нас или, например, «морская блокада» Кубы со стороны США, призван оказывать социальное воздействие на отдельные слои общества. Причём как в странах, на которые эти санкции направлены, так и в странах самого Запада. Одурманенным пропагандой воинственным европейским и американским обывателям приятнее живётся, если они знают, что кто-то где-то лишён доступа к «благам цивилизации», которые им доступны на каждом шагу. Обратите внимание, что американский журналист Т. Карлсон снял целый видеоролик о посещении московского продуктового магазина, чтобы развенчать обыденные представления американцев о том, что после введения жёсткого санкционного режима в России питаются только репой и капустой.
В общем, следует глубже копнуть вопрос о том, кому санкции выгодны, какие они замыслы в себе таят, чтобы понять, почему их продолжают активно использовать.
Начать лучше с внутренних пружин санкционной политики, которые задают устойчивую инерцию её применению. Объём санкций Запада нарастает практически без внутреннего сопротивления, а вот откаты в санкционной политике бывают редко и производятся со скрипом.
При этом следует понимать, что санкции Запада всегда и во всём имеют чётко рассчитанные границы, суть которых состоит в том, чтобы не обрушить собственные цепочки поставок и не вызвать экономический кризис. Например, санкции в отношении РФ не перерастают в полную торговую блокаду, секторальные ограничения касаются в основном инвестиций и финансовых операций. Даже знаменитые отказ от российского газа и потолок цен на российскую нефть имели вполне себе выверенные границы. Европа, вопреки прогнозам, не замёрзла, перейдя на дорогой американский СПГ, а ценовой потолок (который в целом провалился) оказал некоторое воздействие на мировые цены.
В этом смысле примечательна старая статья журнала The Economist, в которой автор примерил антироссийские санкции, введённые в 2022 г., к Китаю. Порассуждав об аресте китайских капиталов на Западе, запрете импорта/экспорта и ударе по финансовой системе КНР, автор The Economist пришёл к выводу, что такими мерами западные страны уничтожат свои экономики быстрее, чем какие-либо последствия наступят для Китая. Пожалуй, полное эмбарго в отношении РФ со стороны Запада сулит похожий результат, поэтому мы и наблюдаем санкции, объектом которых являются в основном… юридические и физические лица. Так можно наращивать антироссийский санкционный пакет до бесконечности, пока в него не будут включены все граждане РФ и все российские юрлица.
Итак, по поводу наиболее значительных внутренних мотивов и интересов санкционной политики Запада можно сказать следующее.
Что такое санкции с инструментально-экономической точки зрения? Это ограничение экономических связей, т. е. сужение товарно-сырьевого рынка, рынка рабочей силы, рынка сбыта и «пространства» обращения капиталов. А любые ограничительные меры в экономике со стороны государства (кроме тех, которые считаются антимонопольными) всегда и при всяких условиях приводят к одному и тому же результату: сильные субъекты усиливаются за счёт ослабления слабых.
У нас часто можно увидеть различные подсчёты, сколько западные компании потеряли, уйдя с российского рынка, но мало кто задумывается, сколько в этой связи приобрели их транснациональные «коллеги» от ослабления конкурентов. Можно подумать, что инициаторам санкций следовало опасаться усиления за счёт «освобождения» российского рынка китайских компаний, но для огромной экономики КНР, во-первых, усиление торговли с Россией не слишком значительный фактор сам по себе, во-вторых, переориентировка РФ на азиатский рынок и так неизбежно шла, в-третьих, китайский капитал не слишком охотно заходит к нам, т. к. вкладываться внутри Китая всё ещё выгоднее.
Из западного внутри России наиболее масштабно был представлен европейский капитал. Скажем, самая большая выручка среди иностранных компаний в России в 2022 г. была у французской сети Leroy Merlin (она, кстати, и «ушла» довольно хитро, чисто формально, за что получила во французских СМИ прозвище Leroy Kremlin). В этой сети, кстати, работает более 45 тыс. человек.
Французский капитал больше всего и пострадал от санкционной политики Запада после начала СВО.
Финансовая монополия Société Générale считала российский рынок наиболее перспективным, активно вкладывала в него средства. В итоге под давлением США ей пришлось продать российский сегмент за жалкие 4 млрд евро, а в 2022-м группа зафиксировала по этому поводу чистый убыток в размере 3,2 млрд евро. Несложно понять, кто выиграл от ослабления французского банковского гиганта на мировом финансовом рынке.
Примерно такая же история произошла с корпорацией Renault, которая активно вкладывала капиталы в российский рынок, ставший для неё вторым после родного. На её предприятиях тоже работало 45 тыс. человек. Потери Renault по итогам 2023 г. составили 2,3 млрд евро; два их завода были проданы за два рубля.
Другим «пострадавшим» оказалась корпорация Total Energies, которая, между прочим, владеет почти 1/5 «Новатэка», была владельцем такой же доли в проекте по разработке Харьягинского нефтяного месторождения и участником проектов «Ямал СПГ» и «Арктик СПГ-2». Да и немецкий машиностроительный концерт Siemens неслабо пострадал от разрыва торговых отношений с Россией. Понесли потери BP и Shell.
Американские корпорации тоже понесли определённые издержки, но они куда меньшие в относительном выражении.
Короче говоря, за счёт санкций одни крупные монополии ослабили другие крупные монополии.
Кроме этого, от санкций пострадали сотни немонопольных компаний, работающих с Россией, часть из них разорилась, что тоже на руку монополистам, которые получили возможность поглотить их или забрать какие-то их активы за бесценок.
Несмотря на всю политическую евро-атлантическую спайку, НАТО и прочее, ЕС по факту является экономическим конкурентом США. И Америка после 2022 г. активно «мочит» Европу, о чём говорилось уже не раз во многих аспектах. Санкции и уход иностранного капитала из России тоже являются элементом этой конкурентной борьбы. Не стоит забывать, что экономика ЕС по сравнению с экономикой США куда более фрагментированная, разбалансированная и забюрократизированная. В Европе бушуют профсоюзные протесты и сильнее забастовочное движение. Единственное преимущество европейского капитала перед американским в отношении российского рынка — это логистическая близость цепочек поставок. Его санкционная политика Запада и ликвидировала, обрубив значительную часть этих поставок вообще.
Так что если немного сместить внимание от ущерба от антироссийских санкций взятого в целом Запада, то можно заметить и некоторые внутренние выгоды для США в сфере конкуренции с ЕС. Вполне может быть, что они перевешивают тот факт, что санкции оказались не способны удушить российскую экономику.
Что касается внешних мотивов и интересов санкционной политики, то они не ограничиваются одной лишь декларируемой целью.
Во-первых, санкции стали для Запада вполне нормальной политической санитарией экономических связей. Торговать с противником — аморально и вредно. В этом есть логика и смысл, и это должно своего рода дисциплинировать бизнес и общество. Компании, которые пытаются обходить санкционный режим, не только наказывают, но травят в СМИ, травят даже их сотрудников в соцсетях. Прививают обывателю стыд за то, что он как бы работает на врага. И это не внутренний фактор, а скорее внешний, т. к. должен нам показывать сплочённость западного общества против России.
Во-вторых, санкции экономически и психологически бьют по высшим слоям предпринимательского класса России, по так называемым старым элитам, которые состоят во многом из западников. Они, как часть русского дворянства в своё время, пытались добиться признания в среде западных аристократов и олигархов. Поэтому разрыв Запада с Россией воспринимается ими негативно.
В-третьих, как следствие, санкционный инструмент может стать важным рычагом в переговорах по тактическим и стратегическим вопросам.
В-четвёртых, санкции так или иначе создают новый экономический и финансовый рельеф в мировой экономике и их сторонники всегда придерживаются беспроигрышного аргумента, что если бы их не было, то для Запада всё было бы ещё хуже. Некоторые товары и технологии стали для России дороже или вовсе недоступны в необходимых объёмах. И такая Россия всё равно побеждает на поле боя и не торопится менять политический курс. Что было бы без санкций? Аргументация, которую сложно оспорить.
Таким образом, смысл санкций не ограничивается той целью, которая объявляется публично. Санкции стали многогранной политической и экономической формой борьбы, причём борьбы не только с внешними противниками, но и различных сил внутри самого Запада.
Анатолий Широкобородов,
