Россия — это Европа, которую мы потеряли
На войне как на войне — супостат максимально демонизируется. И не только официальная/неофициальная пропаганда видит в нём исчадие зла, средоточие всех мыслимых и немыслимых пороков. Историки и публицисты доказывают, что нас он пытается извести, завоевать на протяжении тысячелетий, причем именно потому, что мы «не они» — благородные, альтруистичные, ну и в целом набор всех благодетелей.
Сегодня мы воюем, как всем понятно, не столько с Украиной, сколько с коллективным Западом, для которого незалэжная не более чем инструмент, и неудивительно, что в нашем сознании он всё более приобретает обозначенные выше черты.
Я не буду начинать глубокую дискуссию по этому поводу, лишь выскажу мнение, что теория о глубинном, ментальном, идущем из глубины столетий противостоянии России, Русского мира западной, европейской цивилизации сильно преувеличена, а войны и конфликты минувших времен, как говорится, дело житейское, так же как и не менее многочисленные противостояния внутри «европейского мира».
Более того, Россия, при всей своей безусловной особости, является частью европейской цивилизации, чему есть наглядное историческое доказательство, причем никак не связанное и куда более убедительное, чем западная ориентация большей части российских элит и образованного сословия с петровских времен, и даже раньше.
Да, Россия всегда выступала догоняющей по отношению к западной цивилизации, что требовало постоянного приглашения иностранных специалистов самого широкого профиля. На русскую службу, военную и гражданскую, устраивались аристократы, приезжали торговцы, ремесленники, инженеры и т. п., вплоть до немецких, шведских и пр. крестьян-колонистов. И огромное их количество навсегда оседало в России, давая начало видным и не очень династиям в самых различных видах деятельности.
Причем начался этот процесс еще в допетровские времена, ведь род великого русского поэта ведется от шотландца Лермонта, оказавшегося в России в Смутное время, да так тут и осевшего. Примерно тогда же укоренился родоначальник Александра Грибоедова поляк Гржибовский (чья фамилия была русифицирована потомками). И т. д. и т. п., никакой публикации не хватит, чтобы перечесть известных «релокантов», для которых Россия стала второй родиной, а для потомков ― первой и единственной.
И об этом нужно говорить как о настоящем российском феномене. Ведь не только нам для внедрения различных европейских технологий и институций нужны были носители соответствующих квалификаций. Та же Турция не сама строила крепости, реформировала армию под «европейские стандарты» (информации об иностранных советниках и инженерах в турецкой армии во времена российско-турецких войн предостаточно), а позднее возводила железные дороги, внедряла другие новшества, открывала первые университеты.
Но ничего не известно об ассимилировавшихся в Турции, как и в других сохранивших независимость странах европейцах (не исключаю, единичные случаи были). Не возникли устойчивые европейские диаспоры даже в странах, попавших под колониальное управление (Индия и др.). Уроженцы метрополии, отслужив в силовых структурах, потрудившись на госслужбе или в бизнесе, как правило, возвращались домой (таких персонажей немало, скажем, в произведениях Конан-Дойла).
Соответственно, когда эти страны стали независимыми, проблем с потомками выходцев из былой метрополии (по аналогии с постсоветскими республиками) практически не возникло. Не было, скажем, англосаксов, которые уже несколько поколений жили в Индии и с получением ею независимости столкнулись с тяжелым выбором. Для британских чиновников и пр. просто срок колониальной командировки оказался короче, чем предполагалось.
Очень показательны в этом плане два города-государства: Сингапур и Гонконг (для последнего такое определение с известной натяжкой также подойдет). Оба были фактически основаны англичанами в малонаселенных местах и превращены в могучие центры, ставшие в последние десятилетия настоящим эталоном развития и успеха.
От зависимости от бывшей метрополии они избавились максимально мягко, никаких эксцессов в отношении бывших колонизаторов не было и в помине, но сегодня британцы, как и прочие белые, присутствуют в этих городах в совершенно фоновых (один-два процента) количествах, причем в основном речь идет о приехавших с разными бизнес-интересами уже в наши дни, говорить об их укоренении преждевременно.
В Макао, которое находилось под португальским управлением с 1553 по 1999 год, португальцы также составляют 0,6 проц. населения и еще 0,7 проц. ― португальско-китайские метисы.
Массово переселялись европейцы лишь в «белые колонии» (т. е. в колонии в изначальном смысле этого термина, а не просто захваченные земли), возникавшие там, где туземцы пребывали в первобытнообщинном строе без городов и других признаков цивилизации (за немногими исключениями в Латинской Америке в XVI веке), строя там «новую Европу», в которой уцелевшим аборигенам отводилась роль самой низкостатусной прослойки, как правило, лишенной любых прав.
Исключением, где коренное население осталось в номинальном большинстве, являлись лишь Алжир и Южная Африка, но, что характерно, в романе Луи Буссенара «Капитан Сорви-голова», действие которого происходит во время англо-бурской войны, о чернокожих упоминается мельком лишь два-три раза.
В общем, не желая укореняться среди чужих народов, даже под, казалось бы, вечной властью родной Британской и прочих колониальных империй, европейцы охотно переселялись в Россию, часто быстро ассимилируясь, оставляя потомкам в память о происхождении лишь фамилию.
Прервался процесс иммиграции в Россию лишь с социалистической революцией, после которой миграция существовала исключительно из неё (как и из стран «победившего социализма»), а на обывательском уровне бытовало мнение, что «куда угодно, лишь бы не здесь» (вспомним, что практически ни один африканский студент не оставался в СССР «без пары», причем у оной всегда были самые серьезные намерения (что из этого выходило ― другой вопрос).
Причину этого нужно видеть в том, что, держась от остальной европейской, христианской, цивилизации особняком, Россия является неотъемлемой её частью, что адаптация была неизмеримо более легкой, чем в других местах.
В этом контексте вспоминаю один эпизод из довоенной дискуссии с западными политиками (место и участников не припомню, увы), когда российские участники спросили: «Почему вы именно к России так прицепились в плане политкорректности и прочей нынешней западной “повестки”, почему вы неизмеримо спокойнее относитесь, скажем, к отсутствию гей-парадов в стремящейся в ЕС Турции?»
И ответ прозвучал в том ключе, что «вы ведь наши, европейцы…» (дескать, что с этих азиатов взять). Представляется, ответ почти искренний. Дело, конечно, не в бескорыстном желании приобщить россиян к «европейским ценностям», а именно в опасениях, что сам факт существования альтернативной европейской христианской цивилизации, построенной на консервативных принципах, станет большим препятствием в построении «прекрасного либерального (в нынешнем смысле) Запада будущего».
Все больше жителей Европы, США и ЮАР видят в России потерянный рай, «Запад, который они потеряли», который ныне можно смело назвать царством победившего абсурда и идиотизма, в котором нормой стало агрессивное навязывание сексуальных и даже просто психических девиаций всех сортов, «инклюзивность», когда определяющим для карьеры становится наличие этих самых девиаций и (или) принадлежность к меньшинствам, о диктатуре которых уже можно смело говорить; феминизм, борьба с харрасментом, под которым теперь понимаются любые знаки внимания мужчины к женщине, и ювенальная юстиция.
И конечно, настоящее вторжение мигрантов из стран третьего мира, уверенно превращающих Лондон и Париж в полный аналог родных Карачи и Могадишо, причем при полном потакании властей и прессинге со стороны чокнутых активистов, волающих о «справедливости» и «исторической вине».
Зато всё то, что сделало когда-то Запад великим, можно найти теперь в нашей стране:
1. Работающий капитализм, в котором многого можно добиться собственным трудом.
2. Старую добрую европейскую культуру.
3. Государственную поддержку традиционной семьи, которая состоит из сильного отца, заботливой матери и послушных детей.
4. Священников, которые отказываются венчать гей-браки и деятельно поддерживают традиционные ценности.
5. Большое свободное пространство для жизни.
6. Отсутствие агрессивных, живущих на пособия мигрантов из стран с чуждой культурой (да, проблема миграции всё сильнее проявляется и у нас, но масштабы пока несоизмеримы с теми, что в западных странах, ну, по крайней мере их не содержат пособиями, да и власти, похоже, начинают реагировать на эту проблему).
7. Настоящую свободу слова, включающую в себя свободу шутить на неполиткорректные темы. И т. д. и т. п.
Нынешний же западный консерватизм — это лишь воспоминание о совсем недавней, но уходящей (под прессом агрессивных меньшинств и обезумевшей элиты) жизни, в которой приоритет отдавался традиционным моральным ценностям и естественному праву наций на сохранение национальной идентичности в собственной стране.
Поэтому неудивительно, что ныне количество граждан стран «золотого миллиарда», постоянно проживающих в России, составляет не один десяток тысяч, а может, и сотен. Многие работают по длительным контрактам, но достаточно многочисленны случаи, когда смешанные пары решают жить в России, и обозначилось такое явление как классическая иммиграция в РФ.
Недавно СМИ рассказали об американце Джозефе Глисоне, переехавшем в Россию и принявшем сан в православной церкви. Службу в храме он совмещает с работой учителя английского языка в Варницкой гимназии, а еще обучает языку онлайн.
По его словам: «Мне кажется, что США и Россия поменялись местами. Совсем недавно в советской России, во времена воинственного атеизма, быть христианином было опасно. Церкви разрушались, многих священников отправляли в тюрьмы и убивали. В последние годы мы видим здесь невиданное возрождение. А в США с каждым годом быть традиционным христианином все сложнее и опаснее.
Ты или должен изменять своей вере, или будешь подвергнут репрессиям. Моя подруга ― обычный водитель автобуса ― была вынуждена на работе проходить тест с вопросами на тему, приветствует ли она гей-браки. Свободы совести в Америке больше нет, к большому моему сожалению. Есть диктат новой идеологии, в которой от христианства не остается ничего. Когда я осознал это окончательно, то понял, что надо уезжать».
Отец Иосиф, помимо церкви и гимназии, работает редактором англоязычного сайта «Русская вера». Вместе с коллегами он помогает всем желающим американцам и канадцам организовать переселение в Россию, в первую очередь в Ростовский и другие районы Ярославской области. Уже в этом году вслед за Джозефом из США и Канады около 10 семей должны приехать сюда навсегда ― всем им отец Иосиф с друзьями помогает в организации переселения на новую родину.
Безусловно, масштабы такой миграции в Россию (и именно в Россию как наиболее ментально близкую из сохранивших «нормальность» страну) будут нарастать, что не может не беспокоить западные элиты, ведь и уезжать будут наиболее полезные члены общества, производящие реальные блага и услуги, а не «активисты» с сотрудниками НКО и т. п., исчезновения которых (давайте на секунду помечтаем) никто и не заметит, точнее, без них станет гораздо лучше.
Но главное даже не это — сильно пугает само наличие альтернативы, «плохого» примера нормальной страны, великолепно существующей без политкорректности со всеми её составляющими как единственно правильной и насильственно внедряемой идеологии.
В этом не единственная, конечно, но одна из основных причин принявшей на данном этапе действительно экзистенциальный характер русофобии нынешних правящих западных элит.
Поэтому нынешнее противостояние со всем коллективным Западом — это не столько классический конфликт интересов, который лежал в основе всех войн и конфликтов, вплоть до Первой мировой (и в которых Россия, как правило, входила в одну из коалиций противоборствующих европейских стран), сколько идейное противостояние, как в холодную войну.
Важнейшее различие, делающее его ещё более жестким, в том, что «теоретическая» привлекательность социалистических идей крайне нивелировалась «качеством» их практической реализации, которое было не скрыть никакой показухой. А вот здоровому консерватизму, традиционным ценностям, которые отстаивает Россия, Западу, кроме агрессивной пропаганды, противопоставить и нечего.
Её и используют, демонизируя Россию, создавая в массовом сознании западных обитателей образ агрессивной варварской страны с «пещерной» идеологией в противовес «прогрессивному» Западу.
Но, конечно, кардинальное решение ищется в полном «устранении» российской проблемы — сделать Россию «такой же, как все», или (а точнее, «и», поскольку это полностью взаимосвязано) добиться если не распада России, то полного обрушения её экономики и государственности.
Нищая, погрязшая в кризисах страна, из которой население массово пытается перебраться в более благополучные места, ну никак не может быть даже моральным примером, точнее, наоборот, станет отличным антипримером того, к чему приводит уклонение от «генеральной линии».
А Украина в этой «стратегии» действительно только инструмент.
Александр Фидель,
