В прошлой
Подобное невнимательное и поверхностное отношение к Расколу максимально распространено. И это неудивительно, ведь вся отечественная историография культивировала подобные взгляды. Сперва, во времена монархии, нельзя было даже признавать наличие глубокого и масштабного противостояния в обществе, ведь по официальным данным большинство населения стало прихожанами обновлённой церкви. Затем, в советскую эпоху, религия и вовсе была исключена из жизни людей, поэтому посвящать серьёзные исследования истории церкви не имело смысла.
Между тем последствия Раскола целиком и полностью выходят за рамки религии и церкви. Масштаб их влияния на нашу историю и современную жизнь (включая конфликт на Украине) колоссален. Так что об этом стоит говорить.
III
Как уже было сказано в предыдущем тексте, у западников, реформаторов, а также русофобов местного разлива всегда находились принципиальные противники, которые не желали пассивно смотреть на то, как русскую культуру и русскую жизнь публично унижают. Вообще обвинения в пассивности русского народа, которыми грешат некоторые наши либералы, являются самой подлой ложью.
Когда греческие религиозные проходимцы с подачи реформаторов и самого царя Алексея Михайловича принялись осквернять и оскорблять древнее русское православие, у этого поистине русофобского процесса тут же обнаружились непримиримые оппоненты как из народной среды, так и из интеллектуальной и политической элиты. Русский народ в эти тяжёлые для него дни проявил фантастическую стойкость духа и непреклонность в отношении тех, кто пытался навязать ему мысль об ущербности отечественной культуры и традиций.
Одним из самых ярких и выдающихся представителей этой борьбы является знаменитый писатель-публицист и церковный деятель протопоп Аввакум. В дореформенные времена он был соратником Никона (более того, они оба выходцы из Нижегородской земли) и участником интеллектуального кружка при молодом царе Алексее. Так высоко подняться простому деревенскому священнику из глубинки помогли целеустремлённость и принципиальная позиция в вопросах церковного благочестия. Аввакум (как и Никон) был одним из главных идеологов движения боголюбцев. Движение это, широко распространившееся в среде русских священнослужителей-интеллектуалов в XVII веке, по принципам и взглядам во многом напоминало европейскую Реформацию. Боголюбцы боролись за нравственную чистоту священства, выступали против целого ряда церковных и общественных пороков (например, скоморошничество и питейные дома) и смогли добиться существенных изменений, фактически запустив процесс постепенного обновления церкви. Почти все публичные противники реформы были выходцами из этого движения.
Когда бывший соратник Аввакума из честолюбивых побуждений начал необдуманную реформу русского православного обряда, он выступил резко против нововведений. Сила духа и непримиримая принципиальная позиция протопопа поражают воображение. Его сажали в тюрьму, подвергали физическим наказаниям, ссылали в Сибирь, лишили сана, затем на долгие 14 лет заточили в земляную темницу в приполярном городке Пустозерске. Много раз ему поступали предложения, в том числе от самого царя, принять нововведения и закончить мучения. Но вместо этого Аввакум упорно боролся со своими оппонентами с помощью публицистических текстов, а также регулярно писал письма Алексею Михайловичу, в которых терпеливо доносил мысль о том, что реформа ошибочна и её нужно свернуть. Увещевания протопопа Аввакума не помогли, и в 1682 году его вместе с ближайшими последователями казнили через сожжение (и такие костры для несогласных с попранием традиции пылали по всей стране очень долго и в ужасающих количествах).
Стоит отметить, что принявшие мученическую смерть Аввакум и его соратники не были противниками всего нового, косными консерваторами-мракобесами. Они были против несправедливого унижения Русской церкви и русской культуры.
Другим примером стойкости духа и личной жертвы во имя русской справедливости является боярыня Феодосия Морозова. Представительница одной из богатейших семей России, владетельница огромного наследства, близкая к царскому дому, она так и не приняла новый обряд, хотя сделать это её увещевал лично сам Алексей Михайлович, причём хотя бы формально. В конечном счёте Морозову лишили всех имений и заточили в тюрьму. А затем после всех надругательств и унижений к ней и ещё целому ряду знатных женщин (её соратниц) применили изощрённую казнь — их заморили голодом.
Не менее важной вехой борьбы с сомнительной русофобской реформой является так называемое стояние Соловецкого монастыря. Монастырь этот, расположенный на островах в Белом море, был крупнейшим экономическим, культурным и военным центром Русского Севера. Солеварение, рыбный промысел, торговля с Северной Европой сделали эту цитадель богатейшей обителью Московского государства. Неудивительно поэтому, что соловецкие монахи приняли очень смелое и радикальное решение публично отказать московскому руководству и правительству в принятии нововведений. К тому же именно соловецкие книжники весьма быстро доказали вторичность новогреческого обряда относительно древнего русского и византийского православия.
В ответ на это правительство объявило монахам настоящую войну. Долгие восемь лет стрелецкое войско Алексея Михайловича осаждало великий русский монастырь, столько раз выручавший Отечество в войнах против шведов и других европейцев. Всё местное население огромных северных вотчин помогало инокам монастыря и всецело поддерживало их. И лишь из-за предателя, который показал царским войскам тайный вход в цитадель, Соловецкая обитель пала в 1676 году. Начались страшные зверства и казни. Монахов подвешивали на крюки за рёбра, сжигали, вмораживали в лёд, топили в проруби. Такими зверскими способами было убито почти полтысячи человек.
Весьма символично, что сразу после падения Соловецкого монастыря неожиданно в самом расцвете сил в 1676 году умирает царь Алексей Михайлович…
Все эти русские люди пали жертвами тяжёлого и страшного гражданского конфликта, который против собственного населения развязала часть элиты, поддавшаяся русофобским бредням иностранцев и обольщённая новыми западными ценностями.
Но даже невзирая на жестокое и беспощадное подавление властью всех, не желающих расставаться с традициями предков, русский народ не сдался и в огромной своей массе так и остался верен старой вере. И это несмотря на десятилетия гонений, кровопролитий, репрессий. Результатом тотального запрета древнего православия стала его трансформация в особую форму религиозного движения — беспоповство. Вследствие запрещения дореформенного обряда верующим людям (а в те времена таковыми были практически все) пришлось отказаться от института священства и церкви. Опять же, чем-то это напоминало некоторые проявления европейской Реформации.
К XIX веку в России целые губернии и регионы были почти сплошь старообрядческими, население которых состояло в различных беспоповских согласиях и толках. Это территории современных Тверской, Костромской, Владимирской, Ивановской, Ярославской, Московской областей, а также сама Москва, которая всегда оставалась центром русского старообрядчества.
Для представителей беспоповских согласий были свойственны трудолюбие, дисциплина, радение за общее дело, чувство коллективизма, философия общественной собственности.
Из среды старообрядчества выросло знаменитое русское купечество, корнем которого являлось крестьянство. Представители его совместными действиями и упорным трудом смогли заработать огромные капиталы и создать целые отрасли отечественной промышленности.
Вот что отмечает замечательный историк Александр Владимирович Пыжиков в своей книге «Корни сталинского большевизма»: «По некоторым оценкам, на протяжении XIX столетия купцам-староверам принадлежало от 30 до 60% капиталов царской России… фамилии Морозовых, Рябушинских, Гучковых, Солдатенковых, Коноваловых, Бахрушиных, Кузнецовых и многих других, вышедших из староверия или по-прежнему принадлежавших к этой общности, после долгого периода забвения заняли прочное место в истории отечественного бизнеса».
Но староверческое влияние не ограничивалось областью предпринимательства. Из того же старообрядческого крестьянства центральных великорусских губерний вышел российский рабочий класс. Именно пролетариат Центрального промышленного района стал источником квалифицированной профессиональной рабочей силы для других зарождающихся индустриальных центров страны, таких как Петербург, Поволжье и, конечно же, так называемая ныне Украина.
Вот что по этому поводу пишет А. В. Пыжиков в своей работе: «Перейдем к формированию пролетариата на Восточной Украине. В 80–90-х годах XIX века здесь возник мощнейший индустриальный центр, благодаря усилиям иностранного капитала, привлекшего значительные инвестиции и современные технологии. Однако на этих территориях полностью отсутствовали необходимые кадры: коренное украинское население не проявляло интереса к рабочим вакансиям. Предприниматели обратились за помощью к правительству, ходатайствуя о переселении на Юг рабочих из промышленных губерний России и Урала, где имелась необходимая рабочая сила. Так сформировался основной канал пополнения трудовых ресурсов для Донецкого бассейна. Администрации шахт и заводов нередко поручали кому-нибудь из старых пролетариев создавать артели, чтобы вербовать туда своих русских земляков. Заводчики также всячески удерживали на своих угольных копях и металлургических предприятиях необходимый пришлый контингент… Побывавший летом 1890 года на Донбассе В. В. Вересаев застал среди местных шахтеров "уже целое поколение, выросшее на здешних рудниках… эти рабочие и дают тон оседающим здесь пришлым элементам". Характерны фамилии этих пролетариев, приведенные Вересаевым: Черепанцовы, Кульшины, Дулины, Вобликовы, Ширяевы, Горловы и др., — среди них нет ни одной украинской. Это наглядно свидетельствует, что в дореволюционную пору украинское население не было приспособлено к индустриальному труду».
И там же: «По некоторым оценкам, к середине 1890-х годов лишь 15% украинцев были задействованы в крупной индустрии; по другим, в железной и каменноугольной промышленности Украины не менее 70% всех рабочих прибыли из великорусских губерний (в Екатеринославской губернии – почти 83%). Такая тенденция сохранялась и в дальнейшем: среди поступивших на украинские заводы и шахты в 1910–1912 годах выходцы из Центральной России составляли около 80%. Иными словами, промышленный пролетариат на Украине формировался на той же национальной основе — русской. Причем многие рабочие разных предприятий Донецкого бассейна, особенно квалифицированные, были знакомы друг с другом, могли "справить" документы, помочь с устройством на работу. Добавим, что непосредственно украинцы использовались, как правило, не на основном производстве, а занимались извозным промыслом».
Самое забавное заключается в том, что, как отмечает А. В. Пыжиков, националистическая украинская историография той поры во главе со знаменитым псевдоучёным М. Грушевским сама с удовольствием и рвением продвигала тезис о чуждости промышленного труда «щирому» украинцу. А созданная националистами организация «Просвита» в восточных областях работала практически исключительно в сельской местности.
Исходя из сказанного выше, война в Донбассе, разгоревшаяся в 2014 году, предстаёт в совершенно особом свете. Это экзистенциальный конфликт, в котором потомки выходцев из старообрядческих великорусских губерний, чьи предки уже когда-то упорно и смело отстаивали свою истинную веру и русскость, подверглись нападению украинизированных русофобов, выпестованных протобандеровскими «Просвитами» и прочей нечистью. Если прислушаться, то можно услышать отголоски стенаний соловецких монахов…
На сегодня это всё. В следующей статье мы рассмотрим развитие русофобии в пореформенном обществе.
Сергей Газетный,
Читайте нас: