Сравнительная украинология

Нетаньяху отказался подписать приказ о вторжении ЦАХАЛ в Газу. Он не против, но хочет разделить ответственность с чрезвычайным Кабинетом («это не я придумал — все были за»). В своё время Путин также не стал единолично принимать решение о признании ДНР/ЛНР и, соответственно, о начале СВО — все ведущие политики России были приглашены на заседание Совета безопасности, и все единогласно поддержали это решение. Более того, каждый аргументировал свою позицию, объяснял, что не просто так за признание, а потому что нельзя по-другому — много хуже будет.

А вот Зеленский такие решения не только принял бы единолично (лишь науськиваемый неизвестными советниками), но и публично хвастался бы, подчёркивая, что это был его персональный выбор, что он лично выбрал этот путь, в то время как остальные сомневались в целесообразности подобного радикализма.

Израиль и Россия — страны с традицией авторитарного управления при соблюдении демократической процедуры — власть лидера обеспечивается не концентрацией полномочий и не силовым ресурсом, а его харизмой (авторитетом). Исчезает авторитет — заканчивается власть и вчерашний лидер сообщает, что он «устал и уходит», не дожидаясь, пока ему помогут и не досиживая до очередных выборов. Управлять Россией и Израилем без авторитета, полагаясь только на конституционную легитимацию, обеспечиваемую выборами, невозможно.

И Путин, и Нетаньяху — люди лично смелые и умеющие принимать на себя ответственность за сложные и непопулярные решения. Но они никогда не продержались бы десятилетиями на верхушке пирамиды самых авторитетных и уважаемых политических лидеров в своих странах, если бы позволили окружающим прикрывать их авторитетом свои ошибки.

Невозможно было точно предвидеть все подводные камни, поджидающие как СВО, так и операцию по вторжению в Газу. Одно было ясно изначально: лёгкими они не будут, а некоторые решения и действия общество, сегодня их требующее, завтра может подвергнуть критике. В это время не должно оказаться рядом политиков или военных, которые скажут: «а я изначально был не согласен» или «а мы только выполняли приказ, нас никто не спрашивал». Все должны понимать, что они находятся в одной лодке, что победить или утонуть можно только вместе. Это обеспечит максимальную слаженность действий команды и минимизирует опасность саботажа в критический момент тех, кто хотел бы на крутом вираже выскочить из-за спины вынесшего основную тяжесть борьбы лидера и «финишировать первым», присвоив все достижения и свалив на предшественника все проблемы.

Это опыт. Опыт не одного политика, но политической системы соответствующего государства. Израиль гораздо моложе России, но проблема выживания перед ним стоит не менее остро, чем стояла перед Московской Русью, а затем перед Российским царством с начала XIV по конец XVI века. Да и в последующие века невзгоды и военные тревоги не обходили Россию стороной.

Наличие постоянной внешней опасности, угроз, которые необходимо парировать, не отрывая большое количество демографического ресурса от развития экономики (ибо крах экономики ничем не лучше военной катастрофы — без экономики государство всё равно не живёт) диктуют, при коренном общем различии российской и израильской систем, некоторые общие решения. К ним можно отнести и менталитет народа-войска, готового в любой момент ополчиться против вторжения, но старающегося не отвлекаться на войну надолго. Израильские заборы на границе напоминают русские засечные черты тем, что должны обеспечить максимально надёжную непроницаемость границы при минимальном демографическом ресурсе, затрачиваемом на охрану и обслуживание. Коллективная ответственность правящего класса, поддерживающего харизматичного лидера в сложный момент, из этого же ряда.

Зеленский демонстрирует иной подход. И этот подход также является глубоко укоренённым в украинской государственной системе и прослеживается исторически.

От украинского лидера не требуется результат. Он должен демонстрировать железобетонную уверенность в том, что результат не просто достижим, а уже почти достигнут. Украина уже 30 лет «почти в НАТО», «почти в ЕС», «почти процветает», каждый очередной майдан «почти победил», ибо старых политиков прогнал. Правда новые оказались ещё хуже, поэтому «почти победа»: осталось чуть-чуть поправить (найти идеальных политиков, которые будут соответствовать самым сокровенным желаниям, всего разномастного украинства), и победа будет полной.

Но эта полная победа постоянно ускользает, как ускользала она от малороссийских гетманов — преемников Богдана Хмельницкого, да и от самого Богдана. Казачья рада, избиравшая и свергавшая гетманов, — тот же майдан. Наибольшие шансы на успех были у лицедея, умеющего вовремя сделать вдумчивое лицо и пообещать всем, всё и сразу. Потом же ничего никому не дать, всё забрать себе, а недовольных убить.

Так и держались гетманы эпохи Руины, сидя на саблях (штыки ещё не изобрели). Сабли начинали быстро резать задницу, гетманы ёрзали, затем начинали пинать тех, кто держал держащие их сабли, после чего очередному гетману быстро сносили голову, а на его место выдвигали такого же лицедея. Покойный Богдан Ступка прекрасно сыграл украинского политического деятели эпохи Руины. Его Богдан Хмельницкий в «Огнем и мечом» и Тарас Бульба в одноимённом фильме — постоянно вынуждены лгать и изворачиваться, чтобы направлять энергию до зубов вооружённой, плохо управляемой толпы в нужное им русло.

Они не разделяют ответственность за принимаемые решения с соратниками. Соратники даже не в курсе, какие решения на деле приняты, они видят только то, что вождь им показывает, только внешнюю канву. Только так, обманывая, скрывая свои истинные намерения и осторожно подталкивая толпу в нужном направлении, могут гетманы реализовывать какие-то свои планы.

Именно поэтому, формально имея войско не меньше, чем могла выставить Россия, и вполне сопоставимое с польским, располагая мощной экономической базой (промышленных государств тогда не было, а сельское хозяйство малороссийских земель уже тогда было экспортной отраслью, способной не только прокормить своё население, но и обеспечить солидный государственный бюджет), средневековая Украина так и не стала самостоятельным государством, всё время болтаясь на чьей-то орбите, то в виде вассального княжества, то автономии, то обычной провинции. Притом что желание править самостоятельно у украинской элиты тогда было не меньшим, чем сейчас.

Политическая элита должна отличаться от основной массы населения профессиональными знаниями и навыками в своей сфере. Не каждый политик будет очень умным, не каждый будет очень образован, не каждый будет интеллектуалом. Но мы ведь не требуем, чтобы пол нам настилал или холодильник производил выдающийся интеллектуал. Нет, мы хотим, чтобы этим делом занимался профессионал, а в свободное от работы время пусть хоть ничего сложнее «Курочки Рябы» не читает и проводит выходные в песочнице, лепя куличи с дошколятами.

Точно так же и политик должен обладать определённым набором знаний и навыков, делающих его частью системы, органически вписанной в её общую работу.

Это в нормальных странах. Но Украина — антисистема. Страна-антиРоссия, направленная на разрушение, а не на созидание, испытывает потребность в политиках разрушителях, способных направить толпу по пути разрушения, как бросил Тарас Бульба толпу в поход на Польшу, чтобы окунуть сыновей в кровь и грабёж, сделав «настоящими казаками», как бросил Богдан Хмельницкий толпу в поход на Польшу, чтобы отомстить обидчику (отобравшему у него хутор) и выбить у короля для себя прощение и новые льготы.

Хмельницкий оказался умнее литературного Бульбы и многих своих предшественников. Поэтому не соглашался на личное прощение и личные льготы, понимая, что оставшись без армии, он станет лёгкой жертвой ничего не забывшей и не простившей шляхты. Поэтому он и привёл Украину к Переяславской раде. Но дальше у него немедленно стали возникать с царём те же проблемы, что возникали с королём. Гетману, в соответствии с украинской традицией, хотелось власти без ответственности, а так не бывает, и он нервничал, готовя измену, заигрывая со шведами. Не успел изменить окончательно только потому, что вскоре после Переяславской рады умер.

Его преемники быстро довели отношения с Россией до логического завершения, так, что после почти пятнадцати лет войны неведомо за что Польша с Россией (при участии Турции) Украину просто разделили. В то время ни у кого не хватило единоличного ресурса на то, чтобы полностью поглотить это анархическое пространство, претендующее на суверенность, но хронически не желающее за эту суверенность нести ответственность. По причине отсутствия профессиональных политиков (даже в средневековом понимании профессионализма) на этом пространстве не на кого было ещё и надёжно опереться. Вчерашняя надёжная опора, клявшаяся в верности всем святым, сегодня предавала за понюшку табаку, ещё и удивлялась «ты шо обидывся?»

Зеленский — плоть от плоти этой системы. С трудом добившись единственной встречи в нормандском формате, обставленной по требованию Путина определёнными условиями, он, согласившись на эти условия до встречи, с её началом тут же дезавуировал своё согласие, чем привёл в шоковое состояние Меркель и Макрона. Но Зеленский и сам был шокирован их непониманием: ведь он же добился встречи, какие теперь могут быть обязательства?

При таком понимании ответственности её очень легко полностью брать на себя. Если всё получится, то ты один «народный герой», а если что-то не срастётся, то виновного всегда можно найти среди своих критиков или, в крайнем случае, в собственном окружении.

Этот карнавал может продолжаться, пока вооружённой толпе не надоест и она не снесёт очередному гетману голову, выдвинув на его место следующего афериста. Но, как показал опыт Богдана Хмельницкого, достаточно хитрый и осторожный человек может удерживать власть над этой буйной толпой весьма долго. Главное, постоянно находить для неё врага, с которым она под твоим руководством будет бороться не на жизнь, а на смерть.

До сих пор Зеленскому врага находить удавалось. Правда, с Россией украинцам бороться уже надоело — прибыли никакой, а убытков масса. Внешние же партнёры у Зеленского имеют куда больше возможностей контролировать его действия в режиме реального времени, чем имели Польша или Россия XVII века в отношении Хмельницкого и его преемников. Поэтому совершить резкий разворот и найти нового хозяина, когда служба старому становится обременительной, Зеленский не может. Потому он не может и удовлетворить усиливающееся и уже доминирующее в украинской внутренней политике желание толпы заключить хоть какой-то мир с Россией, чтобы получить передышку.

Зеленский может только делать волевое лицо, демонстрировать готовность жестоко покарать каждого, кто усомнится в его политических талантах, и надеяться на то, что как-то удастся досидеть в гетманском кресле до того момента, когда можно будет наконец удрать.

Но надо понимать, что смотрим-то мы на Зеленского, а видим всю украинскую политическую систему, ярчайшим представителем которой он является. Если каждый гасконец (в исполнении Боярского) был «с детства академиком», то каждый украинец — политик, профессиональной чертой которого является вопиющий непрофессионализм. Они этим ещё и гордятся. Постоянно хвастаются тем, что у них «новые люди во власти».

Им нельзя позволять управлять своей судьбой. Тогда они становятся опасны окружающим, ибо, как Бульба, немедленно начинают реализовывать завиральные идеи. Зато если ими толково управлять, то получается вполне благополучная, мирная и полезная пейзанская окраина.

Ростислав Ищенко,